Несмотря на то что актер Абдулмамад Бекмамадов 3 ноября был избит по дороге домой группой националистически настроенной молодежи, на сцене «Театра.док» по воскресеньям идет спектакль «Акын-опера». Его сочинили памирские таджики Покиза Курбунасенова, Аджам Чакобоев и Абдулмамад Бекмамадов. В другие дни недели актеры заняты на работе. Уборщица в налоговой, помощник маляра и плиточник, дома они занимались искусством и музыкой. Музыкой и пением они и рассказывают в «Акын-опере» о своей московской жизни.
Планируется, что спектакль пойдет не только на сцене «Театра.doc», но и на стройплощадках, автомойках, общежитиях для мигрантов. Пока вопрос остается открытым.
Уже выйдя из больницы с шестью швами на голове, 11 ноября Абдул отыграл очередной спектакль. «Это ничего, — сказал он зрителям. — Я двенадцать лет живу в Москве, такого ни разу не было. И я расслабился. Сейчас буду осторожней ходить».
Всеволод ЛИСОВСКИЙ, режиссер спектакля:
— Условие нашей общей работы было одно — чтобы ребята сочиняли спектакль сами. А группа «Театра.doc» — я, Нана Гринштейн, Настя Патлай, Руслан Маликов — только помогали рассказать их же истории с их же музыкой. С нашей стороны была скорее редактура, чем режиссура.
Нам было важно, чтобы в таком маленьком, но медийно громком месте, как «Театр.doc», звучали таджикская музыка и непридуманные истории мигрантов. Но задач у этого спектакля много. Это и предвосхищение рождения мигрантского фольклора, который вот-вот родится на стыке национальных традиций и русского шансона — ведь ситуация, в которой находятся наши мигранты, сравнима с ситуацией столетней давности, происходившей с североамериканскими афроамериканцами. Очевидно, и в нашей исторической точке тоже должно возникнуть что-то вроде спиричуэлз. Это и задача проговоренности состояния мигранта, которое мне кажется вообще самым главным в «Акын-опере». Люди живут в России даже не годами — десятилетиями, и им кажется, что они вот-вот уедут, что они тут временно, а это часто иллюзия. Дети их учатся здесь.
Пока не можем разрешить проблему показа спектакля в местах компактного проживания мигрантов. Это крайне режимные учреждения. Если обратиться напрямую к их владельцам, это может перекрыть все пути, ищем обходные.
Не хочется самим становиться гиперэксплуататорами — люди по шесть дней в неделю работают, а потом еще выступают в театре. Тут надо стараться предугадать, как любое твое действие отразится на той ситуации, в которой твой актер-мигрант находится.
У меня нет уверенности, что отпечаток спектакля на жизни наших актеров однозначно благотворный. Они с детства себя готовили к артистической деятельности, потом столкнулись с действительностью, расстались со сценой. Сейчас они на сцене, а потом? В ситуации миграции люди находятся под очень большим социальным давлением и без поддержки, боюсь, спектаклей пока делать не будут. В мигрантских общежитиях нет никакого самодеятельного искусства. Люди по 12 часов занимаются тяжелым трудом, приходят в свою комнату, едят, моются, спят и утром снова уходят на работу. Что будет дальше с нашими ребятами, предположить нельзя.
Елена ГРЕМИНА, основатель «Театра. doc »:
— «Акын-опера» отличается от других наших спектаклей тем, что в нем играют не артисты, а сами носители документального материала, авторы пьесы играют свою жизнь. Памирские таджики, музыканты, работают в Москве на грязных работах, гражданская война на родине разрушила их жизнь, и, чтобы содержать свои семьи, они уехали в другую страну. Когда-то у нас шел спектакль «Война молдаван за картонную коробку» о жизни молдавских гастарбайтеров в Москве, а к сегодняшнему дню сложился цикл спектаклей о мигрантах, который будет показан 24 ноября блоком как однодневный фестиваль «День Мигранта в Театр. Doc». С 15 часов — «Узбек», который теперь будет идти на постоянной основе в «Доке», «Акын-опера» и два одноразовых «свидетельских показа»: «Меня избили на улице» (как бьют мигранты и как бьют мигрантов) и «Рабы» (по материалам громкой истории в магазине «Продукты» в Гольянове). На спектакли можно купить билеты, на одноразовые свидетельские показы вход свободный.
Анастасия ПАТЛАЙ, группа «Акын-оперы»:
— Наши памирцы говорят, что в советское время жили при коммунизме. Не в идеологическом, как можно подумать, а в самом что ни на есть практическом смысле. Жили в горах на реке Пяндж на высоте 2700 метров над уровнем моря при коммунизме. А через реку Пяндж уже афганская территория, и там тоже памирцы-бадахшанцы (жители Горного Бадахшана). Только афганские памирцы жили в Средневековье, землю мотыгами вспахивали, без света, без газа, а наши, советские, при коммунизме, и все как один умели петь и играть на музыкальных инструментах, и очень многие музучилище заканчивали, и днями и ночами пели и играли, и детей своих тому же учили. И были у них свет, газ и вода, и продукты с Большой земли к ним в горы исправно привозили да еще прибавку к зарплате делали — «за высоту». И никогда-никогда ни разу никто из жителей их горного села свою входную дверь не запирал на замок. Потому что замки не нужны были. Все были сыты и счастливы. А бедным родственникам из Средневековья они изредка перебрасывали через речку-границу мыло с барского коммунистического плеча.
Гавар ДЖУРАЕВА, интеграционный центр «Миграция и закон»:
— В 2007 году был принят ряд мер, которые должны были бы уменьшить количество людей, попадающих в нелегальное поле. А попадают в него до сих пор не только потому, что законодательство плохое. Изменения 2007 года вывели российское законодательство на высокий уровень либерализации, касались они двух ключевых вопросов — чтобы не было привязки проживания к определенному месту жительства и чтобы пакет разрешительных документов на работу был максимально упрощен. Тогда же мы предлагали власти лицензирование организаций, которые занимаются посреднической деятельностью: легализация была в их руках. Они и определили в конечном итоге ту совершенно безумную цену, которую приходится сейчас платить трудовым мигрантам для того, чтобы быть легальными. Скачок — от 200 рублей до 2 тысяч за постановку на миграционный учет, скачок от 4 тысяч до 25 тысяч на разрешительные документы на работу.
Мы не убрали с этого поля посредников, а посредники — это полиция и лидеры диаспор из стран-доноров, которые стали очень богатыми, влиятельными и замкнули отъезжающих на себя.
Вопрос насилия и дискриминации по национальному признаку, насилия внутри самой мигрантской общины между национальностями — другой, он касается тех, кто приехал и остался, «легально» или «нелегально». Нелегальность — продукт коррупции и дискриминации, которую применяет бизнес по отношению к людям, которых использует.
Я знакома с Абдулом и знаю, что он адаптирован к существующим аномальным условиям. Но в этой адаптации такая печаль… Одна правозащитная организация выпустила недавно справочник для мигранта, изобразив мигрантов в нем как инструменты для работы, как стамеску или молоток. А это — люди. Печаль Абдула говорит о том, что если вы не вписались «легально», вам не хватило денег на входной билет, то вы будете стопроцентно дискриминируемы со стороны работодателя и посредников.
Поэтому мы просим международные организации специально для российских условий определять более дополненные критерии для человека в качестве раба. В России есть «добровольный элемент» — он сам приехал, он может быть обманут, у него могут отобрать документы и не выплатить зарплату.
Приезжающий, чтобы обезопасить себя, должен знать все риски правоприменительной практики, понимать, как работают агентства по найму. Не просто знать закон, а знать именно риски. Куда обращаться, когда нападают, как избегать конфликтов на работе между разными национальностями. Четко понимать: отобранный паспорт — начало насилия.
Хочу обратить внимание на самоучитель русского языка, который выпустила международная организация по миграции, и сделала это замечательно неформально. В нем ориентируется даже очень плохо знающий русский язык человек. Это тот минимум, который позволит освоить мигрантам и правовой блок рисков.
Правами мигрантов кроме нас занимаются МОМ, «Гражданское содействие», профсоюз мигрантов-трудящихся. У нас работает круглосуточная горячая линия, юристы говорят на киргизском, таджикском, узбекском, молдавском языках. Мы раздаем визитки с нашими контактами. Она лежит у многих в паспорте. Бывало так, что звонил омоновец с вопросом: «А вот у него в паспорте такая визитка, какое отношение вы к нему имеете?», и мы решали вопросы этого человека. Такие центры решения мигрантских вопросов мы называем «911» и думаем, как организовать их в наиболее крупных местах работы мигрантов по России.
