— Действительно ли российский банковский сектор сейчас переживает кризис?

— Обилие ярких событий с негативной окраской создает впечатление, что в системе происходит что-то крайне серьезное, способное затронуть широкие массы клиентов банков. Однако если глубоко посмотреть на макроэкономические показатели, то получается, что ситуация в банковском секторе сейчас стабильная. Да, имеют место локальные проблемы в достаточно крупных банках: в «Открытии» и Бинбанке хранилось порядка 1 трлн рублей депозитов населения. Но, что важно, их проблемы не транслируются на всю систему целиком, не ведут к задержке или остановке платежей и не оказывают сильного влияния на курс рубля и инфляцию. В АКРА мы рассчитываем специальный индикатор финансового стресса, и сейчас он очень далек от кризисных значений, которые мы наблюдали в конце 2014 года или в 2008 году. Стабильность сохраняется благодаря тому, что Центробанк выбирает такой способ решения проблем крупных банков, при котором серьезные негативные последствия для финансовой системы минимизированы. Вкладчики понимают, что банки работают в обычном режиме, и поэтому в системе нет основного для любого банка риска: массового оттока вкладов.

— Однако из «Открытия» и Бинбанка как раз утекло достаточно много депозитов.

— С наиболее серьезным оттоком ресурсов (не только розничных депозитов) столкнулось «Открытие»: более 1 трлн рублей. Несмотря на то что банк обладал серьезным запасом ликвидности, настолько масштабный отток фактически не оставил Центробанку шансов поступить по-другому. И этот случай в очередной раз подтвердил, что при продолжительном негативном информационном фоне и сопутствующем оттоке ресурсов банк любого размера может потерять свою устойчивость. Но сказать, что остальные банки тоже испытывают серьезное давление на показатели ликвидности, я не могу. Более того, есть два смягчающих обстоятельства. Во-первых, в системе сейчас профицит ликвидности, то есть переизбыток рублевых ресурсов. Во-вторых, понимая нарастание негативного информационного фона, многие банки, судя по их отчетности, еще в начале года стали целенаправленно наращивать подушку безопасности, чтобы относительно спокойно пережить эти времена.

— Решение АКРА снизить рейтинг «Открытия» в июле стало ключевым для того, что происходит с тех пор на рынке. Как это произошло?

— Стоит уточнить, что это было не снижение, а первичное присвоение кредитного рейтинга. Мы присвоили «Открытию» рейтинг на уровне BBB-(RU), который рынок оценил как очень низкий для банка такого размера, тем более системно значимого. Такое решение обусловили два основных фактора: низкое качество активов банка (более 25% — невозвратные кредиты) и агрессивная политика развития холдинга, реализуемая на заемные средства.

— Почему проблемы испытывают только частные банки?

— Ответ на этот вопрос кроется в структуре российской экономики. Ни для кого не секрет, что доля государства в ней очень высока и, к сожалению, продолжает расти. Банковский сектор не может радикально отличаться от того, что происходит в экономике в целом. На фоне политики Банка России по активному отзыву лицензий депозиты перетекают даже из устойчивых частных банков в государственные, которые являются выгодоприобретателями этой тенденции. Процедуры финансового оздоровления, когда ЦБ становится собственником крупных банков, конечно, только ухудшают ситуацию в долгосрочном аспекте конкуренции. При этом надо понимать, что все это делается в угоду стабильности системы, так что тут регулятора упрекнуть сложно. Все-таки полноценный банковский кризис — это самый сильный стресс для экономики, и потому это последнее, что может позволить себе государство. Но с точки зрения здоровья, конкуренции и развития рынка это, безусловно, негативный тренд.

— Этот тренд можно связать с последствиями кризиса 2008 года?

— Процесс действительно начался после 2008 года, просто темпы огосударствления в то время еще были не такими высокими. По сути, государство, являясь акционером и владельцем крупнейших банков, в непростые периоды очень сильно им помогало (за исключением Сбербанка, который справился самостоятельно). Вливания в капитал поддерживали их устойчивость и, естественно, увеличивали доверие со стороны клиентов. То есть государство стало основным инвестором в капитал российских банков. А кто является владельцами частных банков? Это бизнесмены, у которых нередко есть компании в реальных секторах экономики. Но ситуация в экономике сегодня сложная, она сокращалась и сейчас очень медленно восстанавливается — дополнительные деньги для докапитализации банка найти очень сложно. А эти средства потребовались: после 2008 года многие предприятия и отрасли до сих пор не восстановились. Кроме того, бизнес-модели многих игроков были агрессивными, а риск-менеджмент недостаточно консервативен. В результате проблемные активы годами накапливались на их балансах, а ЦБ занял более принципиальную и последовательную позицию по резервированию проблемной задолженности.

— Сколько надежных частных банков остается в России и как они себя чувствуют по сравнению с госбанками?

— В нашем недавнем исследовании мы подсчитали, что уровень проблемных ссуд в российских банках составляет 15%. Это достаточно много: более 5 трлн рублей. В частных банках доля несколько выше среднего — 15,6% по сравнению с 11,1% у госбанков. Однако госбанки — лидеры по финансированию наиболее рисковых отраслей экономики: строительства и недвижимости. Формально это не область просроченных кредитов, но с точки зрения скрытых проблем и потенциальной волатильности доходов это очень существенно. Так что, я бы сказал, что ситуация одинаково тревожна и для тех, и для других. Что несколько ухудшает позицию частных банков — это более низкий уровень резервирования проблемных кредитов (37,7 против 58%) в силу отсутствия сопоставимой поддержки в форме капитала по сравнению с госбанками. Но тут важно заметить, что внутри частных банков ситуация различается. Например, Альфа-банк с точки зрения финансовой устойчивости и доли проблемных кредитов чувствует себя лучше, чем банки в среднем по сектору и чем большинство госбанков. Из рейтингуемых нами частных банков достаточно высокую кредитоспособность демонстрируют Совкомбанк и Тинькофф банк.

— Собственники и менеджмент санируемых банков, использовавших рискованные бизнес-модели, часто говорят о том, что стали жертвой негативных внешних условий, попали «в ножницы падающего рынка». Но звучат эти оправдания не очень убедительно.

— Когда вы как физлицо что-то покупаете, в особенности если покупка дорогая, то обычно предпринимаете какие-то шаги, чтобы удостовериться в качестве товара: изучаете обзоры, общаетесь с производителем, советуетесь с владельцами аналогичных товаров и так далее. Этот бытовой опыт перекладывается и на уровень бизнеса. Перед покупкой актива проводится серьезная оценка его характеристик. О деталях можно только догадываться, но очевидно, что в этих случаях уровень погружения в приобретаемые активы был недостаточным. Говорить о том, что слабая экономика стала сюрпризом, тоже некорректно. Речь идет о крупнейших финансово-промышленных группах, которые содержат собственные макроэкономические исследовательские подразделения, да и рыночной аналитики было достаточно. В последнее годы все прогнозы были крайне сдержанными, взрывного роста никто не ожидал. Так что здесь, скорее, можно говорить об оппортунизме и надежде на лучшее.

— Может, агрессивная бизнес-модель — это единственный способ конкурировать с госбанками?

— Стоит признать, что особенность финансового сектора состоит в том, что большим здесь быть очень выгодно чисто экономически. Это экономит издержки, позволяет рассчитывать на лояльность государства и повышает шансы на поддержку. Это глобальная дилемма too big to fail («слишком большой, чтобы упасть»). Нельзя исключать, что это могло быть одним из мотивов банкиров — помимо желания заработать и поддержать самих себя за счет ресурсов, выделенных на санацию. И надо признать, что в этих двух случаях попытка обезопасить себя от самого негативного сценария с отзывом лицензии вполне удалась. В то же время на российском рынке существуют примеры органического и качественного роста, пусть и единичные.

— Для того, чтобы заткнуть дыры в балансах и вернуть деньги вкладчикам, Центробанк печатает триллионы рублей. Неужели это проходит незаметно для экономики?

— В силу того, что активы банков списываются, эффект на инфляцию не такой существенный, как кажется с ходу. Второе объяснение состоит в том, что у нас очень слабая динамика кредитования: экономика не предъявляет спроса на кредитные ресурсы, поэтому деньги не выходят за пределы финансовой системы и не разгоняют цены на конечные товары и услуги. Постепенно они будут перетекать в экономику, поскольку банкам надо зарабатывать, но это будет происходить равномерно. Поэтому это очень удобный с точки зрения экономического цикла момент для таких процедур. Какой-то локальный эффект возможен, но серьезных долгосрочных последствий с инфляционной точки зрения, на мой взгляд, тут нет.

— И Бинбанк, и «Открытие» довольно активно занимались санацией других банков, что стало одной из причин их проблем. Что было не так с этой процедурой раньше?

— Старый механизм санации назывался кредитным. ЦБ давал деньги санатору под очень низкую процентную ставку, что позволяло банку увеличить достаточность капитала и на эти средства профинансировать оздоровление банка, испытывающего финансовые трудности. Проблема в том, что эти средства во многих случаях шли на решение собственных проблем, а не на нужды санируемого банка. И масштаб проблем в санируемом банке в итоге оказывался выше, чем полагали изначально — процедура оценки проходила в сжатые сроки, недостаточно глубоко.

Кроме того, надо понимать, что это не благотворительность, кредитные средства имеют сроки возврата. Какие могут быть источники? Только нормализация деятельности банка, но такие случаи оказались единичными. Чаще всего планы оздоровления растягиваются на 10—15 лет, что на фоне неопределенности в динамике нашей экономики не добавляют уверенности в их своевременном возврате. Теперь ЦБ будет заниматься этой процедурой сам.

— Продажа на российском рынке объединенных «Открытия» и Бинбанка, по-вашему, реальна?

— Этот пункт вызывает больше всего вопросов. Продажа банка — в принципе очень сложное предприятие. Банковский бизнес во всем мире находится под большим давлением, поскольку мы живем в эпоху низких процентных ставок и стоимость регулирования (нагрузка) постоянно растет. Относительно других секторов экономики банковский сектор менее доходен, если не брать отдельные успешные примеры. Тем более если мы говорим про банки, которые несут за собой негативный шлейф после оздоровления.

Если Бинбанк и «Открытие» объединят, в условиях слабой экономики найти рыночных инвесторов на банк такого размера будет очень сложно. Одного понятного инвестора, продажа которому не создавала бы перекоса в конкуренции, сейчас нет. Более вероятным выглядит сценарий постепенной продажи по частям, но это происходит не за 1—2 года.

Сейчас рынок воспринимает их как госбанки со всеми положительными репутационными и бизнес-составляющими, но если собственник сменится и протекция исчезнет, модель должна быть очень устойчивой, чтобы выдержать негативный эффект от смены собственника. Наконец, в отличие от развитых стран мы просто не имеем успешных прецедентов выхода государства из контроля над финансовыми активами после их оздоровления.

— Глава ЦБ в ответ на критику огосударствления банковского сектора говорит, что форма собственности для рынка не имеет значения — достаточно, чтобы все банки были добросовестными.

— Я вижу, что госбанки получают имплицитные, встроенные конкурентные преимущества. Не буду спорить с тезисом, что каждый банк должен быть устойчивым — это очевидно. Но мировой опыт показывает, что государство не может быть эффективным собственником. Структура собственности крупнейших мировых банков не то что не сконцентрирована в руках регулятора — она вообще размыта по рынку, потому что акции преимущественно находятся в свободном обращении. Существуют стратегические инвесторы, которые владеют миноритарными, неконтрольными долями. Вот куда пришла банковская система за сотни лет своей эволюции, а не к государственной собственности. И я не вижу оснований говорить, что у нас есть какой-то свой особый путь. Идти надо именно в этом направлении, но пока что кажется, что путь будет долгим.