— Возьми меня за руку. Заранее возьми. Не рискуй, вдруг упадешь. — Правозащитница Алла Фролова берет за руку Юлию Павликову, маму Ани. Юля неуверенно протягивает руку, во второй — трость. У Юли — рассеянный склероз, без нее она не может ходить. В коридоре Дорогомиловского суда — толпа.

Очередь пришедших на суд по продлению ареста Ани Павликовой и пытающихся пройти внутрь тянется через двор суда. Это первое заседание суда, на который привезли Аню — все предыдущие она смотрела по видеотрансляции из СИЗО. Приставы обступили железную дверь, через которую девушку должны завести в коридор суда, двое встали прямо перед Юлей, загородив от нее коридор.

— Расступитесь, дайте посмотреть на дочь маме. Она не будет бежать, прорываться… — уговаривает спины приставов Алла.

— Она бежать не может… — говорит старшая дочь Юли Настя.

Дверь открывается, за спинами приставов в бронежилетах видна Аня. С бесцветным лицом, перекинутыми на плечи косичками, в наручниках. Заходится в кашле, закрывает лицо платком. Родителей она не видит. Толпа в коридоре аплодирует.

— Бледная такая — потому что жара, — уже за спиной Ани убеждает Юлю Алла Фролова.

— Она болеет, ее простудили, — машет головой Юля.

На заседание почти никого из журналистов не пускают: суд проходит в зале, где помещается человек 20.

Аня сидит в стеклянном «аквариуме», смотрит в пол. Все заседание она кашляет, трясется, нервно перебирает пальцы, иногда начинает плакать. В начале заседания родные кричат: «Дайте ей воды, она задохнётся». «Не положено», — отвечают приставы. Потом все же передают Ане бутылку, дают сделать глоток. Забирают воду назад.

Адвокат Ольга Карлова просит судью выпустить обвиняемую из «аквариума»: ее виновность не доказана, она не представляет опасности. Прокурор и следователь возражают, что это нарушит судебный процесс. Судья соглашается с ними. Три месяца назад эта же судья Дорогомиловского суда Юлия Рудакова вынесла решение о содержании Павликовой в СИЗО.

Следователь, парень лет на пять старше Ани, просит продлить срок ареста на месяц в связи с тем, что Павликовой предъявлено тяжкое обвинение, обвиняемая не замужем и не имеет семьи, не трудоустроена. Долго перечисляет следственные действия, для которых нужно, чтобы обвиняемая оставалась в СИЗО: допросы, очные ставки, экспертизы. Как раньше рассказывали родители Ани, за пять месяцев содержания под стражей их дочь не водили ни на один допрос.

Прокурор соглашается, что Павликова должна оставаться под стражей: причастность ее к преступлению подтверждена показаниями свидетелей и оперативной работой Центра «Э». Оба заявляют, что у Павликовой нет серьезных заболеваний, которые бы помешали ей находиться под стражей. Аня в «аквариуме», кажется, даже не слышит это, смотрит в пол, теребит руки, всем телом дрожит.

— Посмотрите на нее, — выступает адвокат Ольга Карлова. — Я хожу к ней, и вижу, что ребенок погибает.

Карлова передает судье пачку медицинских справок, перечисляет болезни Павликовой.

Судья долго читает список материалов дела, протоколы допросов, характеристики обвиняемой из школы и с места работы… Голос едва слышно, кажется, что она просто бормочет себе под нос.

— Если моя дочь умрет, кто будет за это отвечать? — начинает свое выступление отец Ани Дмитрий Павликов. — У нее очень сложное положение по сердцу, гинекологии, которую застудили и не лечат, панические атаки, тремор рук. А она девочка — 18 лет. Я прошу, ваша честь, отправить ее под домашний арест, чтобы мы ее хоть как-то подлечили. У нас всех есть дети. Ваша честь, я прошу вас проявить гуманность.

Судья уходит для подготовки решения. Журналистов запускают в зал. Один из них кричит Ане: «Держись, девочка, все будет хорошо», огрызается на замечания приставов. Глава службы судебных приставов подходит к пресс-секретарю суда, наклоняется к уху: «Проверьте, уверен, у этого аккредитации нет. Выведем его».

Дмитрий показывает дочери обложку «Новой газеты» с ее фотографией, рассказывает, что петиция за ее освобождение набрала больше ста тысяч подписей за несколько дней. Аня улыбается. Передать газету приставы запрещают.

«Этот процесс — лакмусовая бумажка правосудия, — говорит правозащитник Лев Пономарев. Его поручительство за Аню Павликову есть среди материалов дела. — Верховный суд говорит, что необходимо чаще выпускать арестованных под домашний арест. Если Аню не выпустят — не будут выпускать никого».

Судья возвращается через полчаса. Опустив голову, едва слышно, начинает читать решение. Вкратце: суд считает обоснованным довод следователя о необходимости проведения следственных мероприятий. Учитывая роль обвиняемой в деле, можно предположить, что она может скрыться от следствия и суда. Аргументы против содержания под стражей судом не найдены. Изменение меры пресечения суд считает нецелесообразным.

Содержание под стражей продляется до 13 сентября.

Аня, застыв, стоит посреди «аквариума». Левая сторона ее лица вдруг начинает дергаться в нервном тике, пальцы судорожно сгибаются.

— Держись, моя хорошая, я с тобой, — кричит Юля. В распахнувшиеся двери зала слышно, как в коридоре скандируют «Позор!» Приставы хватают одного из скандирующих, парня в майке с надписью «Команда Навального».

— И меня тогда заберите, и меня, — кричат женщины вокруг него, физически оттесняют от него приставов. Те отступают.

Аню выводят, как и привели: в наручниках, в окружении людей в бронежилетах, почти бегом. «Свободу!» — скандируют все. Юля опускается на скамью в пустующем коридоре и начинает рыдать.

— Давайте, давайте, на выход, — молодой судебный пристав грубо толкает к выходу толпу. — Справедливость все равно восторжествует.

Смеется.