«Война, в которую мы не хотели верить, разразилась, и она принесла разочарование. Она не только кровопролитней, чем какая-либо из прежних войн, вследствие чрезвычайно усовершенствованного оружия защиты и нападения, но и по меньшей мере такая же жестокая, озлобленная, беспощадная, как и любая из предыдущих. Она выходит за все рамки, которые обязуются соблюдать в мирное время, называемые международным правом, не признает привилегий раненого и врача, различия между мирной и сражающейся частями населения, требования частной собственности. В слепой ярости она подавляет все, что стоит у нее на пути, как будто после нее не должно быть никакого будущего и мира среди людей. Она разрывает все узы общности между воющими друг с другом народами и угрожает оставить после себя озлобленность, которая на долгое время сделает невозможным налаживание этих связей».
Зигмуд Фрейд. В духе времени о войне и смерти (1915)
Культура — это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом.
Фридрих Ницше. Злая мудрость (1885)
Прошло больше месяца после трагических событий 7 октября, когда весь мир вновь ужаснулся. Я помню шок первых дней от мелькающих сообщений. Облетевшая весь мир фотография, на которой боевики ХАМАС сидят на лежащей в кузове пикапа девушке, информация о 260 ничего не подозревавших расстрелянных молодых людях, приехавших на музыкальный фестиваль, убитые семьи в израильских кибуцах и младенцы с отрезанными головами, убийство пожилой женщины, видеозапись которого издевательски выложена на ее же страницу в фейсбуке*. Порнозвезда ливанского происхождения, призывающая в своем твиттере боевиков снимать убийства на горизонтальную камеру, чтобы ей было лучше видно. Мечети и больницы, из которых запускают ракеты. Почти сюрреалистическое видео, на котором одетая в хиджаб женщина демонстрирует радость (хотя на радость это не очень походит) от того, что ее сын погиб как шахид, и обнимается со своей дочерью…
Такого рода события были обыденностью для Средних веков, но возникает вопрос, как такое стало возможными в гуманном, просвещенном и толерантном ХХI веке?
На фоне этих ужасных событий не менее потрясает то, что тысячи людей не только на Ближнем Востоке, но и в Европе и Америке выходят на манифестации в поддержку Палестины. И это началось еще до падения ракеты у больницы в Газе. А лидеры ряда государств и даже ООН вовсе не осуждают действия, совершенные 7 октября. Всплеск антисемитизма в мире, с которым, казалось бы, должно быть покончено после ужасов Второй мировой войны. Однако тревогу вызывает также и огромное количество лайков под фотографиями и видео, запечатлевающими бомбардировки и разрушения в Газе, хотя они и вполне понятны как непосредственная эмоциональная реакция на происходящее. От всего этого возникает впечатление, что самые примитивные, первобытные звериные инстинкты в одночасье вырвались на свободу, человечество оказалось захваченным деструктивным и самодеструктивным драйвом.
Все эти события снова заставляют задумываться о хрупкости механизмов, сдерживающих насилие, о том, что способствует его воспроизведению снова и снова, хотя в мире нет проблемы голода и при современном развитии технологий вроде бы бессмысленно воевать за территории. В этой связи я хочу обратиться к идеям, высказанным еще в начале прошлого века психологом, по сути, основателем современной психотерапии, и, как его иногда называют, философом Зигмундом Фрейдом. Свои мысли о войне он сформулировал в статье «В духе времени о войне и смерти», написанной в период Первой мировой войны, а позже, в 1932 году, в письме Альберту Эйнштейну.
Говоря кратко,
по мысли Фрейда, в бессознательном человека бушуют мощные примитивные влечения — либидо и мортидо, или эрос и танатос. Последнее означает влечение к разрушению и саморазрушению. Они не могут быть искоренены из человеческой психики, и в этом смысле бессмертны, всегда могут быть восстановлены в своей полной первобытной безудержности.
Задача культуры заключается в том, чтобы приручить эти влечения и побудить индивида контролировать и сдерживать их непосредственное, прямое деструктивное проявление.
Здание в Кибуце Be'eri, пострадавшее от террористической атаки ХАМАС 7 октября: боевик стрелял в окно. Фото: Dima Vazinovich / Middle East Images / ABACA
Фрейд говорил о том, что усвоение сдерживающих норм культуры, например, заповеди «Не убий!», очень неравномерно распределено среди разных людей.
Большинство людей — их Фрейд называет «культурными лицемерами» — выполняют эти нормы лишь в силу внешнего давления и рады выпустить свои влечения на свободу, если им будет дано на это разрешение, в том числе со стороны государства.
Рефлексируя опыт Первой мировой, Фрейд говорит о неправомерности разочарования и обиды «культурных людей» из-за «некультурного поведения» их сограждан, так как они были основаны на иллюзии:
«На самом деле они [сограждане] опустились не так глубоко, как мы опасаемся, поскольку они и не поднялись так высоко, как мы про них думали. То, что великие человеческие индивиды, народы и государства, отказались от нравственных ограничений в отношениях между собой, стало для них понятным стимулом для того, чтобы на какое-то время уклониться от существующего гнета культуры и временно позволить себе удовлетворение сдерживаемых влечений».
Кроме того, надо отметить, что немаловажными Фрейд считал и социальные факторы. Он полагал, что войны невозможно прекратить, пока народы живут в разных условиях, пока у них разные оценки индивидуальной жизни, а также размышлял об оптимальном политическом устройстве общества. И надо сказать, что многие высказывания Фрейда на фоне событий последних лет звучат более чем современно.
Почему же механизмы культуры оказались недейственными в предотвращении нынешних трагедий? Я думаю, что одной из причин является именно неравномерная укорененность общечеловеческих ценностей в разных регионах и в разных социальных группах — прежде всего отношение к ценности человеческой жизни.
На мой взгляд, современный мир столкнулся с дилеммой. С одной стороны, недостаточно просто отгородиться забором от «варваров», потому что в какой-то момент он может быть сломан. С другой стороны, процессы глобализации, слишком сильная проницаемость границ, которая сформировалась в конце ХХ — начале ХХI века и была многообещающей, как оказалось, имеет свои издержки.
Насколько можно судить по видео, те, кто сейчас выходит на пропалестинские-антиизраильские демонстрации, рвут флаги Израиля, срывают фотографии заложников, это в основном люди арабского происхождения. То есть по тем или иным причинам они переехали в Европу, Америку и Великобританию, но привезли с собой свой менталитет. В соответствии с которым, видимо, нет ничего особо предосудительного в том, чтобы убивать безоружных туристов и мирных жителей, отрезать головы младенцам и угрожать казнью пленных.
Безусловно, я не являюсь сторонником того, чтобы приписывать всем представителям какой-либо культурной, национальной или социальной группы жесткие, однозначные атрибуты. Есть пример Мусаба Хасана Юсефа, сына основателя ХАМАС, в настоящее время критикующего ХАМАС и его сторонников. Мы знаем, что в Иране есть противники исламистского режима. Мы знаем, что в Советском Союзе, несмотря на лояльность большинства населения к существующему строю, были и диссиденты…
Однако нельзя отрицать хорошо известный психологам факт, что если человек сформировался в определенной среде, он будет с большой долей вероятности воспроизводить усвоенные в ней установки, даже когда внешние условия его жизни кардинально изменятся. Например, очень вероятно, что ребенок, выросший в семье с системным насилием, во взрослом возрасте будет принимать на себя роль либо насильника, либо жертвы, либо они будут меняться в зависимости от обстоятельств.
И если возвращаться к вопросу о проницаемости границ в современном мире и миграции, то сказанное выше, конечно же, относится не только к выходцам с Ближнего Востока, но и к релокантам из других стран, которые, как мы знаем, перемещаясь на другое место жительства, могут привозить с собой не только свои лучшие качества и навыки, но и не очень конструктивные взгляды и убеждения.
И, наконец, наше рассуждение отсылает нас к старой дискуссии о взаимодействии между современными авторитарными режимами, которые являются квинтэссенцией насилия на государственном и межгосударственном уровне, и народом — так называемыми простыми гражданами.
Широко распространенный либеральный дискурс гласит: так называемые простые граждане являются всего лишь заложниками таких режимов. Сами по себе они хорошие, добрые и свободолюбивые. Но голосуют за диктаторов, выполняют приказы и выражают приверженность им в соцопросах, потому что их заставили и у них не было другого выбора. Но если вдуматься в эти аргументы, то выяснится, что это не совсем так. И об этом как раз свидетельствуют последние события.
Безусловно, жители Газы действительно являются заложниками террористов. Но чьими заложниками являются те, кто по собственной инициативе, добровольно выходит на акции в поддержку ХАМАС? Те, кто захватывал аэропорт в Махачкале, нападал на еврейские школы?
На мой взгляд, споры о том, являются ли рядовые граждане пассивной жертвой агрессии диктаторских режимов или политические режимы являются проекцией менталитета преобладающей части населения, подобны вопросу о том, что первично — курица или яйцо? Я склонен думать, что это циркулярный, двунаправленный процесс.
Авторитарные и тоталитарные диктатуры и террористические режимы, в том числе исламистские (режим «Талибана»** и др.), создают своих «последователей», т.е. тех, кто привык жить в условиях диктатуры и террора, приспособился к ним, научился извлекать бонусы в виде безопасности при условии подчинения и других поощрений. Они воспринимают такой порядок вещей как единственно возможный и нормальный. Многие из них не были захвачены силой, а скорее «соблазнены» через обещание избранности, святости, особого предназначения, разрешения делать все что угодно с чужаками. Обратный вектор движения заключается в том, что люди, усвоившие эти правила, даже не в условиях диктатуры становятся когортой, которая поддерживает авторитарные идеологии, насилие и ненависть к свободе.
* Признан экстремистской организацией и запрещен в России.
** Признан террористической организацией в России.
