Евгений Борщев. Фото из архива Владимира Токмакова
Поэзия Борщева — это хрупкий калейдоскоп, вглядываясь в который мы открываем мир заново. Мир, который, может статься, вовсе не такой уж страшный. Думаю, само желание Ксении — вспомнить, поговорить об этих стихах — доказывает: жизнь сильнее смерти всегда, даже во времена громоздких аббревиатур.
Когда-то давно в одном из литературных журналов была рубрика, носившая название «Под личную ответственность». В ней постоянные авторы отдавали свою полосу какому-нибудь интересному человеку. Это осуществлялось исключительно под личную ответственность колумниста, а мнение редакции могло, что называется, не совпадать с мнением автора.
Мне кажется, это прекрасная традиция, и я хочу возродить ее в «Новой газете». Многие мои ровесники — музыканты, историки и писатели — имеют багаж из интереснейших (и важных!) историй, которыми могут с нами поделиться.
И я хочу дать им возможность это сделать.
Второй текст рубрики написала поэтесса Ксения Пройдисвет. Она решила рассказать об андерграундном поэте Евгении Борщеве — о его жизни и его стихах. Незаслуженно забытый, он по-прежнему остается важнейшим человеком для многих алтайских интеллектуалов.
Иван Чекалов
***
Весной 2023 года вместе со своим другом Вкусной Ягодой я поехала на Алтай. Нет, я не искала Шамбалу, как Николай Рерих, и не пыталась залезть на стройку, которой стал дом Янки Дягилевой. Я не хотела откопать антигравитационный аппарат Виктора Гребенникова, запрятанный, чтобы третья мировая война не началась, и не болела шаманской болезнью, поднимаясь в небо на птицах. Я поехала за архивами главного поэта барнаульского авангарда 90-х годов, погибшего под колесами КамАЗа, когда он шел из одной горно-алтайской деревни в другую. Его звали Евгений Борщев.
У Борщева были сложные отношения со смертью. Он видел ее непонятой подругой («Смерть — она совсем не злая»), огнем («Пусти на самогон Океан Огня»), поэзией, перед которой робел («Поэт обнажается. Неловко»). Стихотворения Борщева не герметичны, они предполагают прямой эмоциональный обмен («ВОТ МОИ РУКИ / ВОТ МОЕ СЕРДЦЕ»). Читатель и лирический герой не отдалены друг от друга — они идут по одному духовном пути как друзья. Борщев и писал для друзей, облекая в художественную форму результаты общего духовного поиска, ответ на один и тот же зов. Этот зов исходит из параллельного мира — «Океана огня», где начинается все чувственное и прекрасное, где «возлюбленная Иволга не будет бояться, что он будет красться за ней» (из стихотворения «Любовь парикмахера»). Порталы в «Океан огня» множатся, товарищи духовно пробуждаются.
Признание в странном поведении
Я заявляю совершенно серьёзно…
И вода ни при чём
И спирт не очистит
Все компасы врут
Все выстрелы больно, но промах
Я заявляю совершенно серьёзно…
Нет слов доведённых до блеска
Нет эмоций выраженных гладко
Чем длиннее ночь, тем меньше вопросов
Чем холоднее губы, тем больше сомнений
Я заявляю совершенно серьёзно…
ВОТ МОИ РУКИ
ВОТ МОЁ СЕРДЦЕ
Борщев ходил, подволакивая ногу, был маленьким, рыжим, длинноволосым. Как вспоминают его друзья, он был очень добрым, человечным. Нескольких товарищей (сейчас — барнаульских священников) он склонил к православию. Сам себя называл Мастером Бо и Евгением Асиным (Асин — в смысле принадлежащий Асе, возлюбленной Борщева).
Борщев — недооцененный и малоизвестный поэт. Существует только одна печатная публикация о нем (в третьем томе антологии «Уйти. Остаться. Жить»), в интернете лишь несколько статей. Я хотела почитать больше его стихов и поехала в Барнаул именно за этим.
Теперь я хочу, чтобы о нем узнало как можно больше людей. О его чистой поэзии и о том, как в Барнауле 80-90-х годов случился подъем самоорганизованной и независимой от власти культуры, центром которой и был Евгений Борщев.
Автограф Евгения Борщева
***
Волшебство близко:
вот на странице появляются
мои знаки литерации, но
дело не в форме букв,
а в том, что моя рука
тянется к солнцу, как дерево,
создавая их в движении.
Живое дерево.
Мраморное сияние на той стороне.
Оно было и будет.
Пишите
сами
себе
читайте сказки
дерзайте сказать:
«Начни с меня» танцуя
со смертью.
Грациозно. Близко.
Так, что не видно рук,
только глаза,
два птенца огня,
все отображающих в себе…
Юность Евгения Борщева прошла в 80-е. Через радио «Свобода» (Минюст включил в реестр иноагентов — Ред.) и самиздат в Советский Союз уже просочились рок, Кастанеда, хиппи, нью-эйдж. Вернулись Рерих, Есенин, Гиппиус, вообще весь Серебряный век. В Барнауле как раз появилась рок-сцена со своими фестивалями и газетой. В кафе-мороженом «Петушок» знакомились неформалы. Все они были немного хипповатыми, панковатыми, странными, немного православными, мистиками и художниками, немного музыкантами и поэтами. Там Евгений Борщев познакомился с поэтом Сергеем Болычевым и другими людьми, с которыми в 90-х будет делать «левый умеренный авангард». Проведет фестивали «Цветущий посох», «Мастерские модерна», «Психоделический рай». Создаст «Театр состояний «Свет», устроит голодовку против строительства Катунской ГЭС, будет издавать газету «Новый день», играть на флейте в группе «Эдгар По», печатать себя и товарищей.
За Борщевым — десятки имен. Рок-группы «Теплая трасса», «Неисчерпаемый запас», «Черный Лукич». Музыканты Александр Подорожный и Вадим Макашенец. Художники Юрий Эсауленко, Лёка (Алексей) Чеканов. Поэты Сергей Болычев, Наталья Николенкова и Наталья Зима. ЭРА (Эпицентр российского авангардизма). Мыслители. Старообрядцы. Барнаул. Горный Алтай.
С Вкусной Ягодой мы провели в Барнауле и Новосибирске пять неполных дней. Три из них мы ночевали (точнее, разговаривали, разбирая архивы) в клоповой квартире, один — в костеле. Мы посетили музей Гребенникова под Новосибирском, мечеть, Государственный художественный музей Алтайского края (там находится Знамя Мира Рерихов), поминки Лёки Чеканова.
Нам не удалось попасть в кафе-мороженое «Петушок» (его уже нет), квартиру Евгения Борщева, дом Янки Дягилевой и музей «Мир камня». Мы проехали и прошли столько-то километров, познакомились со столькими-то людьми, поели и попили. И забрали с собой его стихи — например, вот это стихотворение из посмертного сборника Евгения Борщева «Океан Огня»:
***
В своем сновидении вспомни меня
от неба до снега всего семь часов
от снега до неба — три года.
Когда улетишь все имена разорвав
только небо и полная блещет Луна
оброни мне на память брелок
с портретом Ван Гога и ключами
в страну Гога Магога и от шкап
в котором до верху до горки
маковки старых церквей
куклы Барби и русские тоже
и дневник Мастера Бо
и полуфабрикаты — в них только
добавить воды к ним применить
электричество и вещи малые
и рваные оформленные в года
и лепестки огня…
в своем сновидении вспомни меня.
Ксения Пройдисвет
