Многие местные считают, что Сан-Донато — это чья-то фамилия. На самом деле это не так. Свое название станция получила в XIX веке, тогда это был железнодорожный узел, который связывал между собой рудники и предприятия семейства Демидовых.

В те времена Демидовы обзавелись виллой в Италии. Италия в те времена еще не была даже единым государством, а представляла собой разрозненные княжества. И вот Николай Демидов, который был послом Российской империи в герцогстве Тоскана, построил там эту виллу.

Первое здание виллы появилось в 1821 году в пригороде Флоренции, сначала она называлась по фамилии предпринимателей — Демидофф. После смерти Николая вилла по наследству перешла его сыну Анатолию, который дал ей новое название — Сан-Донато — и купил у тосканского герцога титул князя Сан-Донато.

Позже тот титул по наследству перешел племяннику Анатолия Павлу. Чтобы легализовать его в России,

В 1927 году Советскому Союзу поселок с названием Сан-Донато был уже не к лицу, и его поменяли на «Рудник III интернационала».

Вот таким мы и застаем Сан-Донато сегодня: сугробы, воющие собаки, ржавые коммуникации… Это все даже отдаленно не напоминает тосканские деревушки, пригороды Флоренции, Лукки или Пизы.

Хотя и итальянская вилла Демидовых за два столетия претерпела множество изменений: во время Второй мировой ее почти разрушили, так что из построек сохранились лишь театр, домашняя церковь и парадные ворота. Из усадебного дома сделали жилой комплекс с офисами и квартирами…

Культурный слой

Интересно, похожи ли квартиры в пригороде Флоренции на те, что мы видим в нашем Сан-Донато? Из жилого сектора мы выходим к многоквартирным домам. К нам прибивается бродячая собака, но быстро отстает и убегает.

Решаем зайти в подъезд одной из пятиэтажных новостроек, благо они открыты. На межлестничных пролетах раскиданы мусор и окурки, на стенах красуются надписи с непечатными словами, а на потолках зажигалкой кто-то выжег узор в виде сердечек. Вряд ли это народное творчество имеет что-то общее с фресками Доменико Морелли, которого Демидовы наняли, чтобы расписать интерьеры своей виллы. А местных жителей, конечно, заботят другие проблемы.

— Там не взрыв, там хлопок произошел. Это мы по новостям читали, я вот даже и не слышала, — с ходу беспокойно начинает рассказывать о недавнем происшествии молодая девушка со снегокатом и с ребенком за спиной по имени Вера, которую мы встретили у подъезда новостройки. И тут же перескакивает. — Почему станция так называется, я не знаю, там же находится этот… куда заключенных привозят. Он же так и называется: «изолятор Сан-Донато», может, из-за этого? Вообще район называется «Рудник III интернационала». Их у нас три, но где первого и второго интернационала, я не знаю (их не существует в природе. — Ред.).

Свой район Вера описывает как тихое и спокойное место. Ей нравится, что в сравнении с другими загрязненными и загазованными районами Нижнего Тагила «Рудник III интернационала» считается чистым и экологичным, а рядом есть парк.

— Мы в 2015 году получили здесь квартиру, я рада, что именно здесь. Все спокойно, садик близко, школа близко, магазины в ближайшей доступности. Единственное, проблемы с транспортом, который в город ходит. Летом автобусов достаточно, но зимой то ли они ломаются, то ли что-то еще, не знаю. На остановке можно сорок минут или час стоять, а пешком до центра часа два идти, — делится девушка.

Чем ближе к центру, тем ниже постройки и тем чаще бросаются в глаза ржавые трубы теплотрасс. Во дворах домов из отопительных труб капает вода или струйкой выходит пар, под ними — массивные глыбы льда. Рядом с двухэтажной «исторической застройкой» можно заметить не то домики, не то сараи, собранные из листов фанеры, оконных рам, старых досок и мусора.

Возможно, пошло сравнивать эти странные постройки с флорентийским пригородом Фьезоле, где сохранились древние развалины этрусской цивилизации в виде фундаментов домов и амфитеатра,

«До Бога высоко, а до нашего правительства вообще»

В центре района доминантой выделяется Дворец культуры, словно местная Санта-Мария-дель-Фьоре, а перед ним небольшая аллея, рядом с которой продают молоко из цистерны. Местные жители дают молочнику тару, куда тот разливает продукт. На вопрос, почему станция называется Сан-Донато, многие начинают рассказывать про Демидовых. Молочник добавляет, что Рудник — давно забытый населенный пункт.

— Демидов купил в Италии титул Сан-Донато, а потом привез его [на Урал], и наша станция называется Сан-Донато, — рассказывает Маргарита Ивановна с бутылкой молока в руке. Пенсионерка живет в этом районе с рождения.

Женщина жалуется, что в пригороде сейчас не хватает магазинов с одеждой, из-за чего приходится ездить в Нижний Тагил. А еще в районе плохо с благоустройством и ремонтами: школу, в которой учатся старшие классы, не ремонтировали с тридцатых годов, а школу для младшеклассников отремонтировали только в прошлом году.

— Я окончила в 1956 году десятый класс, и вот, представьте, до прошлого года школу не ремонтировали. Конечно, говорят: «До Бога высоко, а до нашего правительства вообще», — расстраивается Маргарита Ивановна.

Да и другие проблемы в Сан-Донато есть, некоторые жителям флорентийского пригорода, может, и не снились.

— Идешь и смотришь, как бы ничего не произошло. Они видят, что им что-то принесли, поэтому не надо выбрасывать к ногам, подальше кинешь — и они убегают. Главное, их забрали, куда-то свозили, а потом опять привезли к нам, — недоумевает женщина. После разговора Маргарита Ивановна зовет нас в гости поснимать ее плохой подъезд.

Замечаем, что кроме детей и пожилых людей, на улицах пригорода почти никого нет, особенно не видать молодежи лет 20–30.

— Так молодежь у нас ездит работать в это время на НТМК да УВЗ, они в городе работают. Тут же нет предприятий таких, чтобы тут работать, только магазины, — рассказывает Марина Ивановна, еще одна жительница пригорода.

Несмотря на это, Марине Ивановне нравится жить на Руднике — по ее словам, здесь довольно спокойно.

Вдруг прямо на наших глазах населенный пункт оживляется, его наводняют ребята с разноцветными рюкзаками — это дети возвращаются домой из школы. Возле школы натыкаемся на небольшую потасовку. Один парень лет десяти валяет в снегу другого, а их одноклассники смотрят. После легкой борьбы оба встают, присоединяются к остальным и разбредаются по домам.

— Пойдем вечером играть в баскетбол? — кричит через дорогу мальчик из компании ребят.

— Пацаны не играют в баскетбол, — грубо ему отвечают оттуда, так, словно мы оказались в сериале «Слово пацана».

«Во время войны всяких людей хватает»

На одной из улиц встречаем мужчину, который быстрым шагом идет по утрамбованному снегу. Пенсионер Александр Яковлевич прожил в пригороде Нижнего Тагила большую часть своей жизни, работал инженером на одном из горнодобывающих предприятий на руднике и последним выходил из конторы, когда ее закрыли.

— Интересно, что кто-то говорит, что здесь помойка. Вообще-то у нас здесь чисто, по идее, если бы люди сами не разбрасывали мусор и не делали помойку, — считает мужчина.

В отличие от многих других жителей рудника, Александру Яковлевичу удалось самому услышать взрыв на путях. Большого значения тогда он этому не придал, подумав, что взрыв прогремел под землей в шахте.

— Потом-то я узнал, где именно взрыв произошел, — понижает тон мужчина и начинает говорить тише. — Во время войны всяких людей хватает. Кто хочет подзаработать, кто хочет какой-то вред сделать.

Поняв, что мужчина больше не хочет говорить о взрыве, мы решаем в шутку спросить, бывал ли он когда-нибудь в Италии.

— Нет, я был только в Монголии. А че, отец ездил специалистом по шахтам, и я с ним там жил. Еще я в Белоруссии был, а дочь у меня везде наездилась, и во Франции даже жила.

Многие жители рудника на вопрос о поездках за границу отвечают аналогично. Люди старшего поколения в молодости успели поездить по республикам Советского Союза и странам социалистического блока, кому-то удалось побывать в Латвии, в Казахстане, в Украине и в Польше. Но конечно, на родину Сан-Донато никто из них не ездил.

«У нас на руднике только садики и магазины»

Проходим пару кварталов и приближаемся к парку. Это небольшой лес с дорожкой, местные по ней нарезают круги от одной части парка к другой. За сосновым бором снова начинается частный сектор. Картина в нем повторяется: множество заброшенных домов, стаи собак, а людей почти нет.

В самом конце открывается вид на огромные отвалы пустых пород, которые достали из-под земли на поверхность. Они лежат настолько ровно, что если бы не снег, можно было бы подумать, что там добывают итальянский мрамор.

Расспрашивая местных, где в городе можно поесть горячей еды, с грустью узнаем, что никаких пельменных, шашлычек на руднике нет — что уж мечтать о пиццериях. Есть лишь кулинария с холодными заготовками, в ней с порога застаем разговор продавщицы и покупательницы.

— Может, вы холодца хотите? — спрашивает кассирша.

— Нет, не хочу, — отвечает покупательница.

Женщине, которая отказалась от холодца, 70 лет. Она тоже всю жизнь прожила на руднике. Пенсионерка рассказывает, что молодежь уезжает, потому что никакой работы в пригороде больше нет.

— У нас на руднике только садики и магазины. Раньше был механический цех, шахты были: серная, «Капитальная», «Ольховка». А потом все закрыли ведь. Теперь на НТМК люди идут работать.

«Культ микрорайона»

В вестибюле «Дворца национальных культур» стоит телевизор, по которому крутят пропагандистские передачи. Напротив скучает вахтерша. Проверив наши документы, женщина записывает нас в журнал посетителей и звонит директору Дворца Марине Кибардиной, чтобы нас встретили.

Марина сразу отводит нас на второй этаж, чтобы показать главный зал Дворца. Мы попадаем в огромное помещение с колоннами, фресками и лепниной. На фресках написаны люди разных национальностей, которые изображены в поле, собирающими цветы, или в городе, смотрящими в светлое будущее. Одним словом — коммунистический рай. С раем Данте Алигьери, изображенным на фресках флорентийского собора Санта-Мария-дель-Фьоре, общего у него мало.

Себя она называет патриотом района и говорит, что не собирается отсюда уезжать.

— Везде хорошо, где нет нас. И каждый человек будет жить замечательно там, где он сам может что-то хорошее вложить и сделать доброе для этого микрорайона. Я депутат городской думы. Это мой округ, и я разговаривала с людьми Рудника, Ольховки (это большой микрорайон дальше есть). Просто почему отношение к Руднику такое… зон очень много рядом. В микрорайоне раньше существовало, например, поверье, что если человек освобождается, то он остается в микрорайоне.

И кому-то кажется: раз район отдален от центра города, здесь, может быть, не такой богатый народ, может, социальный статус у них немного ниже. Но это только домыслы. Есть люди зажиточные, их здесь достаточно. Здесь раз окраина, дома и квартиры дешевле, люди переезжают. Очень много многодетных семей, семей, которые берут детей на воспитание. Мы поддерживаем такие семьи, у нас есть у Дворца льготы для таких категорий, их поддерживает район, их поддерживает город и глава города, — гордо перечисляет Кибардина. — Это культ микрорайона.

Большой беды в том, что после закрытия шахт в районе из рабочих мест остались только социальные учреждения, Кибардина не видит. Полагает, и этого достаточно, чтобы привлечь молодых.

— Есть замечательные детские сады, отремонтированная школа, в которой оборудование лучше, чем в московских школах. Да, отдаленный микрорайон, но в эту школу с новым оборудованием стали приезжать и проситься, независимо от прописки: говорили, что будем ездить, потому что здесь замечательные учителя, — сообщает депутат.

Кибардина уверена, что тагильчане и дальше продолжат мигрировать на рудник — ведь скоро в районе отремонтируют поликлинику, что тоже может привлечь новых жителей.

— В этом году мы поликлинику ставим на ремонт, и в следующем она заработает в новую силу. Будет поликлиника, есть детские сады, есть школы, и мы заявляемся уже третий год подряд на благоустройство территории. Организуем, например, парк, есть замечательный Дворец культуры, где можно провести досуг, есть Досуговый центр для молодежи — есть куда пойти. Поэтому жители Нижнего Тагила будут сюда приезжать. Это чистый район, у кого есть машина — сюда можно доехать за 15 минут. Да, трамваи здесь не ходят, но у нас есть маршрутные такси, городской транспорт, — подытоживает она.

Пикник на обочине

После общения с депутатом мы все же забегаем на чай к Маргарите Ивановне, которую встретили у цистерны с молоком. Женщина рассказывает нам о гибели своего сына от алкоголизма и о смерти мужа.

— Муж умер весной, тогда же я и сад продала, а деньги за него получила только осенью, — с грустью рассказывает Маргарита Ивановна, накладывая сливовое варенье в тарелку. — Сын пришел из армии, я сразу поняла, что с ним что-то не так. Ему пенсия приходила. Он сильно выпивал, у него начало сердце болеть. Он как-то сильно распухал. Вода скапливалась или еще что. В общем, в 46 лет умер. Сидел разговаривал с женой на диване, она пошла чай поставить, приходит, а он лежит, думала спит, но нет — умер.

А из-за того, что на руднике нет мест, где можно посидеть и хотя бы выпить чай или кофе, пенсионерка зовет в гости молодых людей, чтобы те могли поговорить между собой у нее на кухне.

На протяжении получаса, что мы пробыли у Маргариты Ивановны, мы множество раз пытались вызвать такси, но водители не брали заказы, а приложение предлагало поменять геопозицию. Как позже нам рассказал таксист, никто из водителей не ездит в этот район Нижнего Тагила из-за отдаленности.

Выходя из подъезда, мы попали в ловушку. Из-за влажности внизу, под дверью, образовался толстый слой льда, и дверь примерзла. Чтобы выбраться из подъезда, нам буквально пришлось выбивать ее с разбега.

Сан-Донато не отпускает.

Семен Хорохорица, Евгения Кобеева / It's my city, совместно с «Новой газетой»