Война в Чечне стала оружием пропаганды. Черным пиаром нового президента. Имя его вроде известно. Как, впрочем, известно и то, что будет после войны
М
ало кто решится отрицать, что новая кавказская война началась как «договорная». Даже Березовский не отрицает, что у него накануне чеченского вторжения в Дагестан были контакты с боевиками. Но одно дело — заключить договор, другое — его выполнить. Хитроумные московские политиканы-бизнесмены попросту «кинули» чеченских бандитов. По всей видимости, договаривались немного повоевать в Дагестане, а потом отступить на исходные позиции, дав армии возможность отыграться, а правительству повысить рейтинг. О полномасштабной войне в Чечне с боевиками явно не договаривались.
С того момента, как в Чечню ринулась многотысячная армейская группировка, поддерживать договорный характер войны стало заведомо невозможным. Слишком много крови пролито, слишком много людей задействовано. С каждым российским и чеченским полевым командиром уже не договоришься. Скорее на определенном этапе они начнут договариваться непосредственно между собой за спиной начальства, как это было и в первую чеченскую войну.
Если боевики стали первыми жертвами обмана, то вторыми, похоже, становятся российские генералы. Первоначально их расчет был прост и удивительно похож на расчет чеченских боевиков в Дагестане. Пойдем повоюем. Замочим кого-нибудь. Если выиграем, получим славу и награды. Если проиграем, нас из Чечни вытащат политики — на них все и свалим. При таком раскладе генералы опять стали бы давать многословные интервью о том, как им в очередной раз не дали добить неприятеля, а политикам предстояло бы вновь оправдываться — за себя и за того парня с генеральскими звездами. Но, увы, генералы просчитались. На сей раз никто из Чечни их вытаскивать не будет.
В постоянных угрожающих заявлениях военных «не позволим себя остановить, не допустим перемирия» и т.д. есть что-то совершенно фрейдистское. Все же прекрасно знают, что военные выполнят приказ об отступлении, если главнокомандующий его даст. Иначе — бунт, подсудное дело. Ни Шаманов, ни Казанцев рисковать своей карьерой, не говоря уже о личном благополучии, явно не собираются. И с властью отношения у них самые интимные. Шаманов, оставив воюющие части, ложится в тыловой госпиталь с диагнозом «переутомление» (можете представить себе, что Сталин за такое сделал бы с Рокоссовским?), а ему там сообщают о присвоении звания «Героя России».
Политики вовсе не пытаются что-то останавливать, а генералы все повторяют: не позволим, не допустим, не дадим. Почему? Не потому ли, что эти грозные речи, точно по Фрейду, надо интерпретировать в обратном смысле? Не скрывается ли за ними намек: ну когда же наконец вы начнете нас отсюда вытаскивать?
Увы, похоже, генералов тоже «кинули». Послать в Чечню их послали, но вытаскивать не будут. Они свое дело уже сделали, теперь о них можно просто забыть. Пусть себе воюют...
В
ойна обслуживает пропаганду. Это новый вид PR, оплаченный уже не баксами в коробках из-под ксероксов, а солдатской кровью. Что, кстати, заказчикам наверняка кажется выгоднее и дешевле. Они забыли об одном — армия для PR-кампаний мало приспособлена. Если пропагандистские задачи решаются военными средствами, значит, военные задачи будут заведомо провалены. Тут уж или одно, или другое. Война — вообще не способ решать внутриполитические вопросы. Когда боевые действия начинают ради внутриполитических целей, это неминуемо заканчивается поражением и разложением армии. Или, по Ленину, превращением войны империалистической в войну гражданскую.
В 1996 году удалось выкрутиться. Позору было много, но зато Ельцин стал миротворцем, а пресса, которая перед тем разоблачала начатую им войну, получила возможность славить его по полной программе. Такой трюк сыграть два раза никому не удастся. Во-первых, потому что подконтрольная Кремлю пресса уже не сможет развернуться без полной потери собственной репутации. А те немногие, кто остался Кремлю неподконтролен, славить власть уже не будут. Во-вторых, Путин — не Ельцин. У Ельцина поле для маневра было довольно широкое. У Путина обещание «мочить террористов в сортире» — единственный козырь. В этом вся его идеология, весь «имидж». Отступать ему некуда, позади Кремль. Приказ на отход из Чечни он не отдаст, даже если Шаманов и Квашнин его будут на коленях об этом умолять. Вернее, отдав такой приказ, он должен будет тут же собирать вещи и съезжать из Кремля.
Досрочная отставка Ельцина — показатель того, что в Чечне дела по-настоящему плохи. Изображать поражение как победу становится все труднее, и до лета не дотянуть. Но раньше весны выборы все равно не состоятся. А к тому времени армия будет представлять собой уже столь жалкое зрелище, что даже наша российско-советская пропагандистская машина начнет давать сбои.
Вранье первых лиц государства в нынешней России беспрецедентное даже по советским меркам. У КПСС этим занимались спецпропагандисты, генеральные секретари делали общие политические заявления, не мараясь по мелочи. Ельцин, разумеется, задал новый стандарт своими рассказами о 38 снайперах. Но над ним открыто смеялись. Путина же одобрительно цитируют! И все дружно делают вид, будто верят, хотя формально у нас ни свободу печати, ни свободу совести никто не отменял. Власть, похоже, сама верит во всенародное одобрение, ею же организованное. Между тем всеобщая поддержка войны народом — такой же пропагандистский миф, как и победы на фронте. Поразительно, однако, что если в мифе о великих победах очень многие сомневаются, то в миф о всенародной поддержке поверили почти все. Наглядным подтверждением этого мифа стали результаты выборов — победа партий, поддержавших премьера Путина, и провал «ЯБЛОКА», единственной организации, решившейся (правда, очень робко) покритиковать военных. Однако вот в чем проблема: с кем ни поговори, все согласны, что выборы не были честными, что результаты подтасованы — только не ясно, в какой мере. Странная получается картина: в каждом конкретном случае мы подозреваем власть в жульничестве, но в целом играем по предложенным ею правилам...
Казалось бы, у тех, кто затеял войну, накачивает фальшивые рейтинги и подтасовывает выборы, все выходит как нельзя лучше. Есть, однако, одно обстоятельство, на которое они повлиять никак не могут: война в Чечне — только часть общего системного кризиса. Провал военной кампании накладывался на неотвратимо надвигающийся новый спазм экономического спада. Производство, получившее в 1998—1999 годах неожиданный импульс благодаря девальвации рубля, сокращению импорта и ослаблению контроля со стороны столичных олигархов, уже задыхается без инвестиций. К концу 1999 года темпы роста вновь начали падать, импорт стал опять расти быстрее экспорта, и только высокие цены на нефть на мировом рынке помогали поддерживать статистическую видимость благополучия.
Даже если нового полномасштабного спада удастся избежать, о подъеме говорить не приходится. Хуже того, вновь обострился финансовый кризис государства. После победных реляций о том, что поступления в бюджет существенно превышают запланированные, власти к началу 2000 года вновь столкнулись со знакомой проблемой — ожидаемые доходы не поступали. Все дополнительные средства, которые могли быть использованы на инвестиционные программы, оказались съедены войной и предвыборными мероприятиями. Вдобавок советское «наследство» практически проедено. Из-за многолетней инвестиционной паузы в стране стал ощущаться недостаток уже не в финансовых, а в материальных ресурсах, включая трудовые.
Расширять производство уже некому — недостает квалифицированных рабочих и грамотных управленцев. Все многочисленные курсы подготовки менеджеров, открытые в стране за десять лет либеральных реформ, оказались совершенно бесполезны для общества, ибо управленческий персонал, способный развивать производство, там не готовили. Трудоспособные молодые люди продолжают погибать в Чечне. Предприятия сталкиваются с дефицитом газа, электроэнергии, горючего. В некоторых регионах России отключать нынешней зимой стали не только неплательщиков, но и всех подряд, ибо электричества просто не было.
Именно поэтому ошибаются те, кто считает, что можно будет тихо «свернуть» войну и скорректировать курс в апреле после президентских выборов. Власть, как отмечал Ленин, нужно не только взять, но еще и удерживать. Позорное возвращение домой армии сразу после выборов на фоне нарастающего экономического хаоса и неминуемого конституционного кризиса, связанного с формированием Союза Белоруссии и России, — не лучшее начало для нового президента. Власть Кремля огромна лишь на бумаге. На деле же произвол президента ограничен произволом чиновников. До тех пор, пока новый лидер не консолидировал свой аппарат, власть его номинальна. К тому же чем больше в процессе борьбы кремлевская элита подрывает кое-как действующие у нас демократические механизмы, тем меньшей защитой для нее самой являются всевозможные конституционные нормы.
После того как Путин пообещал восстановить в России сильное государство, аналитики дружно стали пророчествовать, что, обосновавшись в Кремле, новый президент отплатит черной неблагодарностью тем, кто привел его к власти. Это свидетельствует только об одном: наши аналитики, как правило, весьма смутно представляют себе то, что анализируют.
Сделать Россию вновь сильной — в экономическом и геополитическом плане — невозможно, не покончив с нынешними олигархами. Ведь нынешнее зависимое положение нашей страны в мире предопределено не идеологией лидеров, а имеющимися у нас экономическими, социальными и политическими структурами. До тех пор, пока не проведена полноценная ренационализация «Газпрома», «Сибнефти», РАО «ЕЭС России» и других олигархических структур, на создание «сильного государства» просто не будет средств. Все остальное — риторика.
М
ежду тем ожидать от Путина каких-либо действий против олигархии не приходится. И не потому, что он ей благодарен. Быть может, Путин и не прочь был бы стать русским цезарем или постсоветским бонапартом. Но цезарям и бонапартам нужны победы настоящие, а не виртуальные, нужна армия неразложившаяся и необходимы герои подлинные, а не такие, как генерал Шаманов. Поскольку же ничего этого нет, рейтинг и.о. президента зависит от пропаганды, а его реальная способность влиять на ситуацию — от готовности к сотрудничеству коррумпированной бюрократии. Путину не обойтись без созданной и контролируемой Березовским машины лжи, без губернаторов, умеющих организовывать «правильные» результаты на выборах. Даже въехав в Кремль в качестве полноценного президента, Путин останется их заложником. Аппаратные связи накапливаются годами. Ельцин не случайно пришел к нам из Политбюро ЦК КПСС. Путин может сколько угодно дергать за те же веревочки, что и его предшественник, но ожидаемого результата не будет. А потому ему не обойтись без надежных кадров — Березовского, Чубайса, Волошина.
Те, кто поставил на Путина, не ошиблись в своем выборе. Но, вполне возможно, они ошиблись в другом. Управленческие задачи нельзя подчинять пропагандистским. Чем больше они накручивают рейтинги, тем хуже становится объективное положение дел. Ельцин был гением кризиса, выдающимся мастером по управлению катастрофами. Удалив Ельцина, кремлевская «семья» лишилась его удивительной, почти животной интуиции. Ельцин жил инстинктом, а инстинкт в отличие от разума не ошибается. Рациональные лидеры нового поколения быстро утратят контроль над ситуацией. А катастрофы с уходом Ельцина не кончатся.
И здесь, как мы знаем из истории, возможны любые неожиданности — от распада страны до удара табакеркой по голове. Кстати, в истории России дважды случалась и совсем уж неприятная неожиданность, именуемая революцией...
Возвращение из Чечни опозоренной армии — спусковой механизм политического кризиса. Но и бесконечное продолжение войны — не лучше. Конфликт в Чечне является по всем признакам «маленькой» войной (хотя командование умудрилось бросить в эту бессмысленную бойню до 150 тысяч человек и несколько тысяч единиц бронетехники). И все же для слабой российской экономики даже такая война оказалась роковым ударом. Нагнав на фронт лишние части, генералы лишь ухудшили ситуацию. Эти войска не только небоеспособны, они создают дополнительные проблемы со снабжением, организацией и вдобавок мешают воевать немногим элитным подразделениям, которые в армии еще остались. Ухудшение положения в экономике, в свою очередь, отражается на состоянии войск.
В
то время как политики и генералы орут про то, как армия «возрождается на глазах», она стремительно разлагается. Иначе в такой войне и быть не может. Вот что говорит Андрей Бабицкий, один из немногих журналистов, работающих в Чечне не под контролем военных цензоров: «Военнослужащие не понимают, что они там делают. У них ощущение полного кошмара. Они понимают, что то, что они творят с мирными чеченцами, ни в какие ворота не лезет, что кому-то рано или поздно за это придется отвечать. Им самим за это отвечать очень не хочется. Потому что в принципе эти солдаты и офицеры все крепки мужицким крестьянским умом. Им в этой стране жить, детей растить. Посему злоба на собственное командование гораздо больше, чем на чеченцев». Ужасно напоминает состояние русских солдат в окопах Первой мировой, не правда ли?
В этом плане нелишне было бы подумать о том, какая политическая логика стояла в 1914—1917 годах за «пораженчеством» Ленина. Лидер большевиков не был ни пацифистом, ни антигосударственником. Именно потому, что Ленин по своему политическому мышлению был как раз государственником, он должен был выступить против войны, объективно ведущей к развалу государства. О том, что Россия войну проиграет, в 1914 году можно было догадаться не хуже, чем в 1999 году, но тогда, как и теперь, политические элиты предпочли о подобном просто не думать. Ленин почти интуитивно чувствовал, что после поражения старые элиты будут сметены, а государство и армию надо будет кому-то восстанавливать. Моральную и политическую возможность сделать это будет иметь только партия, готовая «идти против течения» и осудить войну до того, как поражение стало очевидным фактом. Все остальные сделаются заложниками собственной безответственной пропаганды и будут продолжать крик о «войне до победного конца» в условиях, когда вполне просматривается совершенно другой исход.
Журналисты уже отметили, что начавшаяся милитаризация общества может закончиться военной диктатурой. В Кремле почему-то уверены, что люди, которые сегодня раскручивают маховик машины ненависти, смогут ее контролировать и в нужный момент остановить. А что если они сами, включая и «героев»-генералов, и говорящего блатным языком премьера, окажутся ее жертвами? Неужели никто уже не помнит историю?
