В «Геликоне» прошла премьера «Паяцев» Р. Леонкавалло. Режиссер-постановщик — К. Балакин, дирижер — В. Крицков, художник — Е. Дмитракова, главный хормейстер — Т. Громова
П околесив по Америкам и Европам, «Геликон» наконец обрел недолгую — месяца на два — передышку на родной Большой Никитской. Америка, Австрия, Франция, включая престижный Champs-Elysees, — каскад гастролей трудных, но полезных, ибо они дали театру главное: возможность примериться к мировому зрителю. Труппу за рубежом признали, а на многих певцов западные антрепренеры и вовсе глаз положили — теперь зовут на контракты.
Критики окрестили главрежа «Геликона» мастером эпатажа. О терминах можно спорить, но что он, безусловно, уже заслужил, так это быть вписанным в историю оперного искусства за то, что из скучной оперы сделал живое зрелище — не всякий режиссер по либретто «Кодекса строителя коммунизма» умеет поставить захватывающую эротическую мелодраму, где еще и поют. Вы где-нибудь встречали оперного режиссера двадцати шести лет от роду?
Бертман снова удивил публику: позволил молодому коллеге — выпускнику режиссерского отделения Ленинградской консерватории Константину Балакину поставить собственный спектакль. На фоне Балакина тридцатидвухлетний Бертман — просто седовласый ветеран. Ведь сам начинал в восемнадцать… Юный коллега, замечу, не с луны свалился, а заслужил собственную постановку: проявив завидное упорство в стремлении попасть в «Геликон», два года работал под крылом главрежа в качестве ассистента. Да и уже понюхал пороху — поставил концертную версию «Каменного гостя».
Как молодой режиссер справлялся с актерами? Вопрос не риторический.
Про дирижера Николая Григорьевича Рубинштейна, организатора Московской консерватории, известно, что тот вообще ломал палочку о головы музыкантов.
Говорят, ничего такого не позволяли себе на репетициях ни начинающий режиссер Балакин, ни дирижер-постановщик, опытный ученик покойного Кирилла Клементьевича Тихонова — Валерий Крицков. То ли певцы в «Геликоне» молоды, не «заакадемичились» и еще не нажили «звездной» капризности, то ли оркестранты профессиональны.
«Паяцы» не идут ни в одном музыкальном театре Москвы. Среди российских — лишь в Челябинске и Нижнем Новгороде. «Геликон» же предложил зрителям уже вторую свою редакцию. Собственно, он начинался с этого «многократно простиранного» шлягера. Почти десятилетней давности спектакль Бертмана искрился молодостью и гротескностью.
Балакин пошел своим путем — смешал стили и эпохи, чтобы сказать нам: сюжет вне времени. Это было недавно, или два века назад, или случилось сегодня… Балакинская Недда (А. Гицба) — женщина уже не юная, искушенная в любви и науке соблазнения. Где игра, где истинные чувства — не разберешь. Да она и сама не знает. Очень похожа на многих современных актрис, жертв и поклонниц собственной игры, простирающейся за рамки сцены.
В фойе в антракте я услышала, как спорят критики — веризм на сцене или не веризм? Лично мои сомнения относительно наличия сценической «правды жизни» окончательно развеял тенор Вадим Заплечный, кстати, самый убедительный Канио из всех геликоновских исполнителей. Сразу после спектакля, едва разгримировавшись, он искренне удивлялся, как актер на сцене может настолько перестать контролировать свою игру, потерять самообладание, чтобы перестать «вести» роль и всерьез броситься убивать неверную жену. Он знал, что говорил, поскольку только что вылез из кожи ревнивца Канио. Интересная вещь — будучи актером, почувствовал: сейчас так не поступают. Натяжка, театральность, смертельная, но все же игра!
Так веризм или не веризм? Или это правда сегодняшней жизни — ее театральность? А мы — театрально искренни: любим в масках, ненавидим в масках, плачем, смеемся — тоже в масках… Спасаемся от себя?
Интересно — это жизнь стала театром, где, по Шекспиру, «женщины, мужчины — все актеры, и каждый не одну играет роль…»? Или театр стал жизнью?
Словом, «правды жизни» в строгом смысле слова в спектакле не осталось и в помине. Одежда публики и актеров также вне правдивой эпохи: яркое рискованное мини вперемешку с пастельного цвета шелками и воздушными шарфами изысканной классики также далеки от крестьянских одежд жителей маленькой деревушки на юге Италии, где по либретто и должно происходить действие, как и серый, совсем не романтичный китель возлюбленного Недды — «молодого крестьянина» Сильвио. А смешение театров всех родов — кукол, теней и масок — только усиливает условность происходящего на сцене. Во втором действии огромные куклы, парящие над главными героями, как будто диктуют им правила игры, а тени, подсматривающие за героями, не дают забыть: есть зрители, жизнь — пьеса, а, стало быть, прячь истинные чувства, играй, лицедействуй! Даже проливая кровь!
Критики на пресс-конференции не удержались от «затасканных» претензий по поводу громкости звучания оркестра. Претензию можно отнести к категории «когда не о чем говорить», поскольку уже десять лет как ответ очевиден: ну нет в «Геликоне» оркестровой ямы! Маленький зал, где зрители могут разглядеть, какой именно маркой канифоли пользуется каждый скрипач. Но оперному оркестру противопоказано играть шепотом — теряются нюансы. Оркестр же сейчас звучит очень достойно. В этом сезоне он пополнился музыкантами с мировыми именами, чуть ли не каждый скрипач в нем — лауреат различных музыкальных конкурсов.
Спектакль Балакина — взгляд из сегодня, не пахнет нафталином. И артисты пели хорошо.
P.S.
Дав «похозяйничать» в режиссуре юному коллеге, но не дав опомниться от премьеры артистам, Бертман стремительно взялся за постановку спектакля «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича, премьера которого состоится уже в конце января. Судя по слухам, многих апологетов традиционности ожидает шок. Публике менее искушенной — совет: перед тем, как идти на премьеру, почитайте Лескова. Чтобы не заблудиться в художественных аллюзиях непредсказуемого Бертмана.
