Грипп: плохая болезнь — хороший бизнес

О

н только что вернулся из Чечни, и совещания, на которых решались горящие медицинские проблемы этой пылающей земли, отодвинули нашу беседу далеко за пределы рабочего дня.

Вернулся как раз в то время, когда размоченную до нулевой температуры Москву оккупировал коварный противник — эпидемия гриппа, захватив в придачу еще 16 регионов страны.

Все это и многое другое — круг его прямых служебных обязанностей в ипостасях первого заместителя министра здравоохранения РФ и Главного государственного санитарного врача России. Но еще и его просто человеческая забота и боль. Впрочем, рамки нашего разговора сегодня очень конкретны: грипп.

Мой собеседник — Геннадий ОНИЩЕНКО

— Геннадий Григорьевич! Об эпидемии гриппа, переступившей российские границы и с запада, и с востока, СМИ вещают как о небывалом бедствии. Мол, никогда еще эта болезнь не была такой крупномасштабной и опасной. Что это? Еще одно подтверждение, что наше общество вступило в махровую полосу пиаркампаний: то у нас лохотронная эпидемия выборов, то великая и ужасная компьютерная «проблема-2000», а теперь вот — беспрецедентный грипп? На самом ли деле грядет какой-то особо опасный грипп? Что он собой представляет?

— Что касается пиаровских кампаний, я тут не специалист. Это скорее по вашей, журналистской части. Но ожидание особо опасной эпидемии было.

Нынешние разновидности гриппа А(Н3N2) и А(Н1N1) циркулируют уже достаточно долгое время. Каждый год они видоизменяют свою генетическую структуру: то это «Гонконг», то «Москва», то «Шанхай», сейчас вот «Сидней» (названия даются по географическим местам, где их впервые обнаруживают). Но все они, если хотите, «двоюродные братья». Чем больше людей им переболели и соответственно приобрели против него иммунитет, тем вероятнее, что вирус гриппа сделает резкий рывок, генетический «дрейф»: у вирусов ведь тоже свой естественный отбор, и выживает сильнейший.

То есть вирус приспосабливается к нашим средствам борьбы с ним. Мы приспосабливаемся к его активной видоизменчивости, каждый раз создавая новую вакцину. И между его действием и нашим противодействием существует некое динамическое равновесие. Но постепенно накапливается разрушительный потенциал этого вируса. И наконец накопление переходит в качественный генетический скачок, а вирус получает возможность очень здорово ударить по людской популяции.

Резкие, очень интенсивные, с большим количеством смертельных исходов эпидемии (знаменитая «испанка», например) с периодичностью примерно в 20 лет несколько раз повторялись на протяжении всего ХХ века. Нынешний «спокойный» период растянулся уже на 30 лет. Так что были все основания ожидать экстремальной эпидемии уже нынешней зимой.

К счастью, этого не случилось. Грипп 1999—2000 годов оказался вялотекущим, пришел к нам со значительным опозданием, и на «раскрутку» у него осталось не так уж много времени. В Москве, например, размеров эпидемии он достиг только 31 января (а значит, «проскочил» особо благоприятные для себя школьные каникулы с их массовыми елками, утренниками, балами).

Этим, может быть, объясняется и особенность московского гриппа. Во всех охваченных эпидемией республиках, краях и областях он прежде всего поражал детей. В Москве поразил в основном взрослых. Впрочем, на следующей неделе (то есть неделе, начавшейся сегодня. — Ред.) он доберется и до детей, особенно школьников. Хотя мы надеемся, что положительную роль сыграет дибазол-профилактика, которая за счет городского бюджета проводилась в столичных школах.

— Каковы ваши прогнозы масштабов нынешней эпидемии?

— В 1999 году гриппом в России переболели 5 млн человек, ОРЗ — 20—22 млн. Во время прошлой эпидемии погибли около 80 человек. Нынче пока 10. Окончательных цифр этого года никто из серьезных прогнозистов вам не назовет. Но если не случится ничего катастрофического, они будут значительно ниже прошлогодних.

Предварительные опасения, конечно, имели под собой почву. Отсюда, возможно, и шло нагнетание информации о грядущем страшном гриппе.

Я могу предположить и другое: такое нагнетание выгодно некоторым фармацевтическим компаниям.

— Остро встает вопрос о противогриппозных лекарствах. Новые эффективные препараты не по карману большинству населения страны, и участковые врачи их даже не предлагают (а новые русские, естественно, в обычных поликлиниках не лечатся). Впрочем, и на якобы дешевые лекарства у многих нет денег. Как решается эта проблема в масштабах России именно в связи с эпидемией гриппа?

— К сожалению, нынешняя система здравоохранения такова, что Минздрав на эту ситуацию практически не влияет. Лекарства закупаются за счет местных бюджетов. Внешне никакой проблемы с лекарствами нет. Зайдите в любую аптеку — и убедитесь. Другое дело — их недоступность для большинства.

Конечно, есть определенная система льгот для разных категорий населения, прежде всего для малоимущих. Но все-таки мы ринулись в рынок, не обезопасив себя от подобных острейших коллизий. Ножницы между ценами на лекарства и покупательными возможностями населения — суровая реальность.

— В бесплатной рекламной газете с тиражом более 3 млн экземпляров я увидел рекламу чесночного препарата без запаха ценою меньше 30 рублей. Называется «гриппубей». Так что, может, действительно есть лекарства, убивающие грипп?

— К чесноку как к профилактическому антигриппозному средству отношусь с высочайшим уважением. Но, ради Бога, не втягивайте меня в этот сумасшедший мир рекламы и антирекламы.

Я, честно говоря, что-то не слышал о массовых дешевых препаратах, убивающих вирус гриппа. То есть отдельные подобные лекарства в мире уже есть. Но они очень дороги. А общая картина, к сожалению, пока такова: микробы уничтожаются антибиотиками, а вирус — нет. И медики пользуются для борьбы с гриппом средствами непрямого воздействия, симптоматического лечения. В основном это группа иммуностимуляторов (дибазол, ряд других препаратов), повышающих защитные силы организма, предотвращающих осложнения.

Мы не на сам вирус действуем, а как бы блокируем его, чтобы он не поразил слабые места в человеческом организме. Вот смысл симптоматического лечения. Какое конкретно лекарство выбрать, определить невозможно, не зная реального больного и «букет» его патологий.

— Представьте себя на минуту в роли обычного участкового врача. Ваши конкретные советы специалиста-медика: как уберечься от гриппа, как лечиться, как вести себя после болезни?

— Есть стереотипный, но от этого не теряющий своей полезности набор практических рекомендаций. Тот же чеснок. Дибазол. Витамины, повышающие общую невосприимчивость к болезни, — мы ведь и так живем в условиях хронического авитаминоза.

Но самая надежная защита от гриппа — прививки. За месяц-другой, предшествующий эпидемии, в октябре—ноябре. Если раньше прививки как бы навязывались населению, теперь оно само проявляет к ним интерес. Люди стали больше дорожить своим временем, своей работой, многие в условиях растущей безработицы просто боятся потерять ее.

В прошлом году мы вакцинировали 14 миллионов человек.

— Бесплатно?

— Бесплатно для граждан. Для государства — миллионы рублей. Прививались так называемые группы риска по осложнениям. Как правило, дети и старики. В частном порядке прививались и многие люди, не попадающие в группу риска. Мы ставим вопрос о расширении вакцинирования. Но охватить все население бесплатными прививками, конечно, не удастся. Поэтому тут большая надежда на страховые компании, которые, не дожидаясь государственных акций, сами закупают вакцины. Одна из больших компаний закупила вакцину, записала прививки в условия страховки. Руководитель ее говорил мне: «Я получил на этих прививках ощутимый доход, очень много сэкономил».

В условиях уже наступившей эпидемии чрезвычайно важно сократить свои личные посещения мест общественного пользования, театров и даже библиотек. Конечно, для меня как санитарного врача идеальна такая картина: объявили карантин — и все остались дома. Но это фантазия. Никто на это не пойдет в силу больших убытков. Правда, я думаю, те же экономические потери от самой эпидемии эти убытки с лихвой перекрывают.

10—12 млрд рублей мы тратим ежегодно только на лечение гриппа. Он — самая тяжелая из инфекций. На все остальные уходит всего 3 млрд рублей. А на вакцинацию тратится от 140 до 160 млн рублей. Добавьте к этому то, что после каждой эпидемии гриппа следует «эпидемия» (имею в виду масштабы) сердечно-сосудистых заболеваний. Для министра финансов это, может, не аргумент. Для меня же нет более серьезного аргумента в пользу максимального финансирования профилактики гриппа.

Но если город, отсиживающийся во время эпидемии гриппа по домам, — это все-таки утопия в духе Кампанеллы, Сен-Симона, Фурье с гигантскими убытками для экономики, то вот другое средство действенной борьбы с болезнью буквально ничего не стоит. Обыкновенные марлевые маски.

В квартире, где есть больные, они просто обязательны. Как обязательны во время эпидемий для продавцов, работников лечебных учреждений и аптек, библиотек, сберкасс.

— Хотя в Москве уже эпидемия, пока не встретил ни одного человека в маске (кроме как в поликлинике). Представляю, как реагировала бы публика на гражданина, следующего вашим нравоучениям, ну положим, в столичном трамвае.

— Во время прошлой эпидемии гриппа ваши коллеги из одной московской газеты провели такой эксперимент. Надели маски и пошли по городу. На девушек в масках реагировали двояко. Старушки уступили места в трамвае, думали — больные. Но кое-кто, взглянув на них, крутил пальцем у виска. Реакция же на молодого человека была однозначной: милиционер пригрозил — если сейчас же не снимешь маску, окажешься в каталажке. Вот вам довольно типичная модель нашего реагирования. Примерно такая же, как когда-то на первых женщин в брюках. Психологический барьер. А вот японцы во время эпидемий ходят в масках по улицам. И ничего.

— Ну а если вся Москва вдруг в одночасье наденет марлевые маски — что будет?

— Эпидемия остановится. Враз оборвутся все цепочки распространения гриппа. Но это пока, к сожалению, тоже утопия.

— Но вот человек заболел. Что делать?

— Рекомендации известны. Прежде всего изолируйте больного. Желательно — в отдельной комнате. Сразу — маски. Основная передача болезни статистически происходит именно в семье. Но самое главное — сразу же вызывайте врача.

— Сбивать высокую температуру или нет?

— Тут дилемма, которую может разрешить лишь ваш лечащий врач. С одной стороны, аксиома со времен Гиппократа: высокая температура — это борьба организма с попавшим в него вирусом. Снижаем температуру — ослабляем борьбу. Но мы вынуждены это делать, если у человека слабое сердце, если он не переносит высокой температуры и т. п. Абсолютно здоровый организм сам справится. Но у большинства людей нет такого абсолютного здоровья, и каждый раз врачу надо взвешивать: а не прорвется ли при высоких температурах ваша хроническая хворь наружу, не даст ли опасные осложнения?

— Но врачи разные…

— Их опыт и знания (конечно же, разные) все-таки оказываются куда результативнее в борьбе с болезнями, чем дилетантский нигилизм полузнания тех больных, которые убеждены, будто все знают и без врачей.

После гриппа главный симптом — резкое ослабление организма. Даже если вы не получили никаких осложнений, приходить в себя будете еще 3—4 недели. И делайте на это поправку в вашей трудовой и вообще жизненной активности.

— Подобные поправки в России — еще одна утопия. В наших людях глубоко укоренился «героизм» по отношению к болезням. Переносить болезнь на ногах — чуть ли не особая доблесть. Мы не американцы, у которых, наоборот, культ повышенного внимания к собственному здоровью.

— Мы не «героически» — мы наплевательски относимся к своему здоровью. У американцев высчитывание калорий, холестерина, шагов доходит до шизофрении. И это не потому, что они генетически от нас чем-то отличаются. Просто для них болезнь — разорение. А мы только подходим к такому пониманию.

— Зависит интенсивность эпидемий гриппа от географии?

— Конечно. По-разному проходят они в мегаполисах и маленьких глухих городах.

— В Москве и Подмосковье, например?

— Ну, Подмосковье — та же Москва, продолженная в утренних и вечерних электричках, где теснота погуще, чем в столичных троллейбусах. Впрочем, и в московском метро, в трубе, в час пик находится 550 тысяч человек. Благодатнейшая среда для передачи инфекций! Грипп в свое пользование получил не только сверхгустые людские скопления, но и самые сверхскоростные транспортные средства. В прошлом веке пока на лошадках из Петербурга в Москву доберешься, и эпидемия кончится. А у нас... Сегодня в Бразилии — завтра в Москве.

— Насколько весома в эпидемиях гриппа социальная компонента?

— Чрезвычайно весома. Скажите, метро — это социум?

— Социум.

— Для эпидемий в городах-миллионниках подобные подвижные, быстро меняющиеся сосредоточения людских масс становятся чуть ли не решающим фактором. А падающий у нас уровень жизни — социум?

— Да. Это как раз решающий фактор снижения биологической сопротивляемости, да и просто психической устойчивости у большинства населения.

— Парадоксально, но что касается психической неустойчивости, то она «заражает» и самое благополучное с материальной точки зрения меньшинство — крупных бизнесменов, банкиров. Каково все время жить в страхе получить пулю от заказного убийцы?

— «Богатые тоже плачут»?

— Может быть. Во всяком случае, когда человек находится в таком постоянном, хроническом стрессе, защитные силы организма ослабевают не меньше, чем при каждодневном недоедании и авитаминозе. Если бы жить в обществе социальной гармонии, всеобщего благоденствия и благополучия! Но мы-то с вами сегодня живем совсем в другом обществе.

— Целый ряд опасных болезней, эпидемии которых выкашивали тысячи людей, созданием соответствующих вакцин вообще исключен из нашей жизни. Почему до сих пор ученые не создали подобной вакцины — абсолютной победительницы гриппа?

— Действительно, ликвидировали же мы оспу. Только благодаря вакцине. Сейчас ставится задача ликвидировать полиомиелит, хотя это более сложная задача. Есть амбициозный план разобраться с корью и с рядом других инфекций. К гриппу пока таких подходов нет. Названные болезни стабильны. А вирусы гриппа неуловимо переменчивы. Конечно, когда-нибудь наука перехитрит и их. Но пока об этом говорить рано.