«Если дети рисуют войну, детей надо убивать». Так считают дяди, близкие к тем дядям, которые эту войну и «нарисовали»
Бывший завуч первой художественной школы бывшего города Грозного пришел в редакцию с детскими рисунками времен еще той, давно уже преданной забвению, чеченской кампании. Той, во время которой мы «восстанавливали конституционный порядок» (было такое выражение, вышедшее из моды и забытое одновременно со словами «демократия» и «свобода слова»).
Художественной школе не повезло. Она стояла напротив дворца Дудаева, и первый вышедший к площади Свободы российский танк первым же снарядом почему-то плюнул именно в нее. Остальное доделала авиация.
Так что место, где стояла школа, было приведено в конституционный порядок (разровнено и засыпано гравием) еще в 96-м.
Никакой специальной акции Борис Георгиевич Радченко не замышлял. Просто когда федералы взяли город в первый раз, Радченко попытался собрать своих учеников. Из двухсот пятидесяти тогда пришло около ста.
Судьбу остальных он не знает до сих пор. А теперь не знает еще и судьбу других, кого он учил рисовать между двумя войнами.
В 95-м Радченко добился, чтобы школа открылась в здании Нефтяного института (после разбомбят и его).
На какое-то время их приютили в 48-й школе.
Союз художников помог с бумагой, кистями, красками. Радченко рассадил ребят в актовом зале и сказал: «Рисуйте».
— А что рисовать?
— Рисуйте, что хотите.
— А можно рисовать войну? — спросила маленькая, лет семи, чеченская девочка.
— Можно.
Когда он собрал рисунки, оказалось, что войну рисовали все. (Это потом те же дети рисовали на удивление экспрессивные натюрморты, на которых живые цветы все равно похожи на взрывы фугасов.)
Еще оказалось, что рисунки русских и чеченских детей друг от друга неотличимы. Наверное, потому, что детские слезы о своей национальности не знают.
Это все, что я могу написать об этих рисунках, ни в каких оценках и комментариях, по-моему, не нуждающихся. Что можно прибавить к черным этим огрызкам домов, к радуге, на которую по лесенке пытаются залезть крохотные человечки, но падают потому что радугу оседлал вертолет?
За три межвоенных года выставку видели Грозный, Кисловодск, Пятигорск, Петербург (Русский музей), Москва (ВДНХ), а потом еще и столичный лицей при Академии художеств.
Только оказалось, что вовсе не все взрослые видят эти работы так, как не видевший той войны директор лицейского музея Юрий Тарасов. Другие тоже не видели, но знают, как мы вообще, а дети в частности, должны ее видеть.
И для них, знающих, черное солнце восьмилетнего Димы Самандуева — это очернение нашей действительности.
Очернение в красках. (То есть даже хуже репортажей Андрея Бабицкого.)
Наивный Радченко, по недосмотру получивший в ноябре прошлого года через Минкульт президентский грант на макетирование (но не издание) этого альбома, сегодня обошел уже не одну дюжину столичных кабинетов.
Умные чиновники ему говорят: «Это неактуально».
Заботливые взывают к разуму: «Зачем вам это нужно? Как можно самому себе портить биополе?!»
Конструктивные советуют: «Эту тему надо решать помягче».
Правдивые констатируют: «Это удар по России».
Честные предупреждают: «Этого в Москве вам ни одно издательство не издаст. И не надо с этим ходить, потому что это плохо кончится лично для вас».
Чиновники, вне сомнения, правы. По их России — это страшный удар.
Впрочем, в книге отзывов, которую Борис Георгиевич привез с собой, есть высказывания и покруче. И про то, что следует сделать со взрослыми, которые организовали эту выставку, и про то, что, «пока не поздно», надо сделать с детьми... Не догадываетесь? Тогда держитесь за стул: «Этих бы детишек за ножки да головой об стенку».
Сам того не желая, завуч Радченко вновь поставил социальный эксперимент.
Выводы из этого эксперимента для гражданского общества сугубо неутешительны: мировоззрение люмпенизированных низов и корпоративное сознание «патриотических» верхов уже неотличимы друг от друга.
Закончу перечнем возможных определений, предоставив читателю самому решать, о каком мировоззрении здесь корректно было бы говорить: о расистском, фашистском, коммунистическом, милитаристском, маргинальном, криминальном, зомбированном, чиновничьем, человеконенавистническом, холуйском... (Ненужное зачеркнуть.)
