Более пятидесяти кавказцев отправлены за решетку по обвинениям, сфабрикованным в ходе антитеррористической операции в Москве
«Он не дал вымогателям 30 тысяч долларов, и его посадили»
Так Магомед Хайрулаев, житель Хасавюрта, объясняет все происшедшее минувшей осенью с его сыном Хайрудином.
22 ноября 1999 года Чертановский межмуниципальный суд Москвы приговорил Хайрулаева Хайрудина Магомедовича, 1969 года рождения, уроженца села Баба-Юрт Бабаюртовского района Дагестана, аварца, проживающего в Москве, ранее не судимого, к полутора годам лишения свободы. Обвинение было предъявлено по ст. 228, ч. 1 (хранение наркотиков).
Осужденный и его адвокат пытались обжаловать приговор в Мосгорсуде, получили отказ, и вот Магомед Хайрулаев ходатайствует за сына в редакции, по извечной советской привычке обращаясь в газету как в последнюю инстанцию. «Хайрудин тринадцать лет живет в Москве, у него московская прописка, он работает в автосервисе, у него есть жена, Майя, спросите ее, она вам скажет: никакой он не наркоман! Ему ведь еще принудительное лечение припаяли...»
Майя тоже из Дагестана. Она в Москве пять лет. Торговала на Коптевском рынке овощами и фруктами, затем, как говорит, «пошла на повышение» — взяла в аренду 18-тонный рефрижератор, принимала в него крупные партии астраханской рыбы, которую затем сбывала в столичные рестораны и торговые точки.
Майя с Хайрудином снимали квартиру в Ясеневе на улице Красного Маяка. Хозяин квартиры Сергей Родин соседствовал с ними, занимая одну из трех комнат. Сюда и явились однажды трое мужчин в штатском, представившиеся оперуполномоченными Чертановского ОВД. Их имена — А. Фомин, Н. Осипов, В. Соколов — фигурируют в уголовном деле. Двое из них, Фомин и Осипов, выступали на процессе свидетелями.
Когда пришла милиция, в квартире, кроме хозяина, Хайрудина и его жены, находились двое родственников Хайрулаева, гостивших у него уже несколько дней. Дальнейшее, рассказывает Майя, происходило так. На трех мужчин, в которых чертановские оперы по цвету кожи и характерной небритости легко опознали «преступников», были тотчас надеты наручники. Всех троих, направив на них пистолеты, поставили на колени, заломили им руки за голову. Родин попытался вступиться за квартирантов и услышал: «Молчать! Развел тут бандитский притон. Мы тебя самого привлечем!»
Без предъявления ордера на обыск оперативники принялись выворачивать карманы задержанных, шарить по шкафам, ворошить вещи в доме. Затем Фомин проследовал в одну из комнат и закрыл за собой дверь. Что он там делал один и в отсутствие понятых, никто не видел. Но минуты через три он вышел, размахивая целлофановым пакетиком, наполненным белым порошком: «Это героин. Решайте, кто возьмет на себя». Не давая никому опомниться, он продемонстрировал и несколько долларовых купюр, якобы обнаруженных им в квартире: «Будете запираться — добавим вам еще. За изготовление фальшивых денег». И тут, по словам Майи, один из милиционеров дал понять, что дело можно уладить миром: 30 тысяч долларов — и все свободны. «У нас нет таких денег», — сказал Хайрудин. «Тогда решайте сами, кого из вас будем привлекать. Можете разговаривать на своем языке. Вам дается десять минут на размышление».
— Мы были страшно перепуганы, — говорит Майя. — И понимали, что если они захотят, то кого-то из нас все равно посадят. Кто-то должен был все взять на себя. И Хайрудин сказал: «Ладно, считайте, что это мое».
— Почему решил сдаться именно он?
— Потому что двое других были его родственники. И самое главное — они были гости. Нельзя, чтоб в твоем доме с гостями случилось что-то неприятное. У нас на Кавказе такое не прощается.
Получив признательные показания, оперуполномоченные принялись составлять протокол изъятия. Потребовались подписи понятых. Одним из них стал Родин, хозяин квартиры, подавленный обещанием административного наказания за предоставление крова двум не зарегистрированным в Москве гражданам.
На роль второго понятого пригласили Елену Вергилес, соседку с шестого этажа. С нею вышла заминка. Когда Фомин предъявил ей пакетик с героином и попросил письменно подтвердить, что данное наркотическое вещество было в ее присутствии изъято у Хайрулаева, понятая обескураженно заметила: «Я этого не видела. Вы же сейчас на моих глазах достали... ну это, не знаю что... из вашего кармана».
Выступая на суде свидетелем, Вергилес сообщила, что подписала протокол под давлением: ее обвинили в укрывательстве преступников и пригрозили сообщить об этом по месту работы. Между тем она лично не присутствовала при обыске и потому не может утверждать, будто героин, как сказано в материалах следствия, был обнаружен «в правом кармане брюк Хайрулаева». Тут судья раздраженно бросила: «Ну это вы с ним сговорились».
На признании обвинения не доказанным после настаивал адвокат, апеллируя к Мосгорсуду: «Доказательства, на которых основано решение о виновности Хайрулаева Х. М., получены с грубыми нарушениями как Закона «О милиции», так и УПК РСФСР... Непонятно, почему суд не доверяет показаниям Осипова и Фомина на личных ставках с Вергилес, где они были вынуждены признаться, что при изъятии пакета понятые не присутствовали. Суд также не поинтересовался, почему Осипов и Фомин с грубым нарушением требований Конституции РФ о неприкосновенности жилища, требований УПК РСФСР о необходимости проведения обыска в присутствии понятых ворвались в квартиру и занялись там проведением следственных действий по еще не возбужденному уголовному делу... Кроме того, в приговоре утверждается, что пакет у Хайрулаева был изъят при его задержании. Однако из показаний Фомина и Осипова не видно, где и в связи с чем Хайрулаев подвергался задержанию, которое давало бы право на обыск...»
Суд второй инстанции счел эти доводы неубедительными.
Товарищи по оружию, по наркотикам и по несчастью
Все мы, грешные, ходим под Богом. А населяющие Москву чеченцы, ингуши, аварцы, черкесы, кабардинцы, прочие выходцы с Кавказа ходят еще под статьями УК. Под статьей 222 (хранение оружия). И под статьей 228 (хранение наркотиков). В любое время дня и ночи любой из тех, чей состав преступления выражается смуглым усатым лицом, может быть задержан, обыскан без всяких прокурорских санкций и должен сапоги целовать надзирателям «обезьянника», чтобы те не подвели его под какую-либо из этих статей или под обе сразу.
Из той полусотни задержанных, что фигурируют в списке «Мемориала» (а в нем только те, кто обратился за правозащитой) как жертвы этнической чистки, больше сорока человек сейчас содержатся в следственных изоляторах и восемь отпущены под подписку о невыезде. В суды передано свыше 30 дел. Из них семь уже рассмотрены, и по всем вынесены обвинительные приговоры.
Дело Лом-Али Тасуева. Задержан на собственной квартире, куда нагрянули несколько сотрудников Люблинского ОВД. Спустя пять часов, проведенных за решеткой в отделении (там его уже несколько раз обыскали), Тасуеву предложили в присутствии понятых выложить все из карманов. Он принялся выкладывать и уронил на пол винтик от компьютера. Сотрудник ОВД, наблюдавший за обыском, нагнулся и, указав на что-то под столом, воскликнул торжествующе: «Ага, вот оно!» И вместе с винтиком поднял шарик, скатанный из фольги, в котором оказалось 0,15 грамма героина. На процессе обвиняемый взывал к судейской и простой человеческой логике: «Подумайте, в моем распоряжении было больше пяти часов, чтобы избавиться от любого опасного для меня предмета, если бы он у меня действительно был...»
Суд не внял. И, учтя положительные характеристики и наличие пяти несовершеннолетних детей, назначил Тасуеву 6 месяцев условного наказания с годичным испытательным сроком.
Дело Бадруди Эскиева. Задержан у себя дома в 4.30 утра. Первый раз его избили по пути из ОВД «Печатники» в ОВД «Текстильщики». Там тоже продолжали избивать. Затем надели ему на голову полиэтиленовый пакет и завязали на шее. Через несколько минут Бадруди потерял сознание. Когда он очнулся, перед ним на столе разложили оружие, боеприпасы и пакет с наркотиком: «Выбирай, по какой статье хочешь сидеть». Он ответил: «Ни по какой не хочу». Ему снова надели мешок на голову и стали душить, пока он не потерял сознание. Поняв, что пыток больше не выдержит, он сдался наконец. Тогда ему в карманы положили патроны и героин: «Выбирай, что оставить». Он выбрал наркотик.
Адвокат на суде начал свое выступление словами: «Ваша честь, я считаю, что мой подзащитный невиновен». И был негодующе прерван судьей: «А вот я вас сейчас удалю из зала, поскольку ваша позиция расходится с признанием обвиняемого!»
Бадруди Эскиев получил 6 месяцев лишения свободы с зачетом трех месяцев с момента ареста.
Дело Султана Исмаилова. Живет в Москве 13 лет. Инвалид второй группы. Задержан в подъезде своего дома. При обыске у него были «обнаружены» несколько патронов, ручная граната и взрывчатое вещество. Исмаилов был взят под стражу и помещен в следственный изолятор в Бутырках. На суде он сказал, что в момент задержания — это подтверждено — возвращался из поликлиники: «Неужели вы думаете, что я в поликлинику с таким арсеналом ходил?!»
Султана Исмаилова приговорили к 6 годам тюремного заключения.
Подобных дел — десятки. Сотрудники «Мемориала» обращают внимание на их полную однотипность. И говорят о массовой, целенаправленной кампании, чему подтверждением ряд обстоятельств.
Во-первых, до августа, то есть до взрывов в Москве, жалобы кавказцев на подбрасывание им наркотиков и боеприпасов столь обильно не поступали. Во-вторых, задержанием занимаются сотрудники управлений по борьбе с организованной преступностью, хотя в делах фигурируют не рецидивисты и не участники преступных группировок, а случайные граждане, никогда не попадавшие в оперативную разработку. В-третьих, весьма сомнительны мотивы преступлений: какого черта, скажите, квалифицированным рабочим, врачам, инженерам, предпринимателям — людям стабильного социального положения, давно живущим в Москве с женами и детьми, не употребляющим наркотиков и не имеющим криминальных связей, — какого черта им вдруг понадобилось носить при себе или держать дома героин и автоматные патроны?
Конституция отдыхает
После взрывов в столице Юрий Лужков мигом вычислил террористов. Методом исключения. Мэр сказал, что теракты произведены немосквичами. И пообещал принять «самые жесткие меры по нашим гостям». Эти меры видны до сих пор и во всем.
Московские стражи порядка в доверительных беседах признаются, что каждому ОВД спущен план по работе с «лицами кавказской национальности»: задержание, выдворение, посадка. «Москвичи одобряют наши действия» — этой ссылкой на общественное мнение, удостоверенное данными регулярных опросов, оправдывается любое беззаконное начинание столичных властей, сделавших ксенофобию своей практической политикой.
Настроениям улицы чутко внемлют и федеральные органы. Трансляцией этих настроений на верхние этажи российской власти Москва добилась невмешательства центра в ее «внутренние дела». И. о. генпрокурора Владимир Устинов заявил, что «необходимо проявить понимание действий московских властей». То же и Дума. Проект ее постановления «О необходимости обеспечения строгого соблюдения Конституции РФ и законодательства РФ при осуществлении антитеррористической деятельности», разработанный депутатами Сергеем Юшенковым, Сергеем Ковалевым, Эдуардом Воробьевым и Виктором Похмелкиным, был образцово провален: 62 голоса — за, 136 — против.
...«В не установленные следствием время и месте, у не установленного следствием лица, при не установленных обстоятельствах... приобрел наркотическое вещество весом...» Приговор по делу Хайрудина Хайрулаева будто скопирован с других таких же дел, где чего ни коснись — все «не установлено». А что же установлено тогда?
С неопровержимой достоверностью — только одно: национальность.
