СюжетыОбщество

РУССКИЕ ОТВЕТЫ НА ГАМЛЕТОВСКИЙ ВОПРОС

Этот материал вышел в номере № 25 от 10 Апреля 2000 г.
Читать
«На дне» М.Горького. Театр-студия п/р О.Табакова. Постановка Адольфа Шапиро. Художник — Александр Боровский. Под культурными, природными и искусственными слоями иногда обнаруживается золотая россыпь человеческих душ. Упали они туда, на...

«На дне» М.Горького. Театр-студия п/р О.Табакова. Постановка Адольфа Шапиро. Художник — Александр Боровский.

Под культурными, природными и искусственными слоями иногда обнаруживается золотая россыпь человеческих душ. Упали они туда, на самое дно, ясно, не по доброй воле, а по судьбе. И о том кричит и плачет последняя премьера театра Олега Табакова по пьесе Горького. Но кричит негромко и плачет будто из-под палки. Это же не жалоба, не исповедь, а спектакль.

...Сам Горький, как и его герой Лука, правды не любил. Предпочитал ей красивую, поддерживающую мечту ложь. Ходасевич пишет, как однажды, уже при Советской власти, Горький вызвал к себе княгиню Палей и объявил ей, что ее сын, молодой стихотворец кн. Палей, не расстрелян, а жив и находится в Екатеринославе, откуда только что прислал письмо и стихи. На самом деле Горький прекрасно знал, что его корреспондент — пролетарский поэт Палей. Это было чудовищной, но утешительной для матери ложью. А вы говорите — основоположник соцреализма... Здесь же черные бездны! Впрочем, соцреализм и правда — понятия едва ли пересекающиеся...

Электрические лампочки-миньоны в зале горят вполнакала. Простому человеку непонятна технология частичного использования вольфрамовой нити, он только щурится и плохо видит обитателей горьковской ночлежки. Вот актеры рассаживаются по многоэтажным лежанкам и внимательно смотрят в зал, точно зрители. Эта начальная минутная мизансцена будто уравнивает маргиналов нареченных и неизреченных. И дальше разговор идет без обиняков.

Пасьянс ролей разложился в пьесе так поразительно, что почти достаточно расставить тире между исполнителем и его маской: Олег Табаков — Лука, Александр Филиппенко — Сатин, Андрей Смоляков — Актер, Евдокия Германова — Настя, Сергей Безруков — сапожник Алешка.

Поначалу скучно. Взаимные оскорбления, перепалки, безделье и нищета. А чего может быть веселого в такой-то жизни, определяемой бытом и таким скудным? Но многие так живут и все про это знают. Под ухарски отчаянный наигрыш Алешки на баяне: «На! Возьми меня за рубль и за двадцать! А я — ничего не хочу!» начинает ныть фантомный фингал под глазом, точно как у Алешки. От неловкого и кокетливого Настиного канкана фантазерки-брошенки, неустанно ждущей роковой любви, стыдишься своего главного порока — равнодушия. А «Болеро» Равеля, то еле слышное, то безудержно гремящее, ритмично превращает трагедию в устрашающую обыденность.

И крысиная сплоченность постояльцев никого не обманывает: все они рады бы удрать отсюда подальше. Но другой жизни они не знают, и куды бечь — не представляют.

Лукавый Лука объединяет всех. И своим нежданным приходом и округлыми словами проливает какой-то свет. Но адреса и рецептов счастья не дает. Ан все равно вышло: поманил — и заманил. И от этого после его исчезновения всем еще хуже, ведь для него всякая блоха не плоха. А для самой себя всякая блоха — единственная.

Теряют уверенность и актеры, когда Луки-Табакова нет на сцене, и тогда дыхание спектакля слабеет. Но это — возможно, от подлинного вживания в роль. Васька Пепел (Ярослав Бойко) говорит: «Чего это скушно мне бывает? Живешь-живешь — все хорошо! И вдруг — точно озябнешь: сделается скучно».

Эта мимолетная скука актерской игры, скорее всего, лишь частный случай скуки другой, метафизической. А это уже не шуточки. И пляска по такой жизни возможна одна: под похоронный марш на Алешкином баяне, и только такая музыка веселит их (или нас?). Общее веселье прерывается известием о смерти Актера, удавившегося на пустыре, — не дошел он до лечебницы для пьяниц с мраморной лестницей, что в полуверсте от края света. «Похоронный марш... недавно выучил! Свежая музыка...» — хрипит сапожник, а Сатин дико кричит: «Какую песню испортил!.. Дурр-рак!!!» И эхо многократно повторяет этот знаменитый русский ответ на гамлетовский вопрос.

Из зала чувствуется только часть той силы, что таится в тексте. Актеры только прикасаются к экзистенциальному, если хотите, смыслу пьесы, хотя и верно его обозначают. Играют консервативно, по тексту, осторожничают с эмоциями, будто боятся, что могут лопнуть от такой тоски сердечные перегородки, что разломается в куски коробочка «табакерки». И тогда хочется крикнуть: «Не бойтесь! Включите лампочки в полную силу!» — ведь и в пьесе, и в жизни накал сильней.

Впрочем, Табакову удается показать житийную правду лукавой натуры. Он играет отстранение высшей пробы, пробивающее невидимую «четвертую стену». И, может быть, даже наше вежливое, хорошо организованное равнодушие.

«У кого вой? У кого ссоры? У кого раны без причины? У кого багровые глаза? У тех, кто долго сидит за вином. ...И скажешь: «Били меня, мне не было больно; толкали меня, я не чувствовал. Когда проснусь, буду искать того же». А мы не проснемся даже от неплохого спектакля?

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow