Российские уголовные авторитеты договорились с чеченскими боевиками о расстреле колонн ОМОНа?
В ернулся домой из Пскова и каждое утро считаю, какой нынче день пошел. Каждый — сплошное мучение. Ну что тут поделаешь, если все еще вижу одно и то же: как из крытых машин солдаты выносят закрытые гробы и каждый десятки людей трогают ладонями, не зная пока, кого оплакивают.
Два дня мы ждали транспортников из Ростова — привезли 84 гроба, все свои, псковские, десантура 76-й дивизии 104-го полка. Потом автобусы, в них тоже плач и уже не спрятанные всхлипывания офицеров, и я закрываю лицо, утаивая слезы. И тут священник всем нам говорит: как сорок дней пройдет, так и успокоятся души погибших воинов и всем вам успокоение будет. Так я и себе сказал — буду ждать этих сороковин, и тогда уже полегчает.
И вот на тебе — двух недель после псковских похорон не прошло, утром слышу по радио: в Чечне еще одна колонна расстреляна, на этот раз Пермского ОМОНа.
Опять врут, что вроде из наших никто не погиб, потом говорят о пятерых, о двенадцати, я в «Новой газете» называю цифру страшнее — тридцать два убитых, ведомства Ястржембского и Манилова вдруг ее подтверждают, и я понимаю: ошибся. Днем позже заместитель коменданта Веденского района Илья Лукин говорит уже о сорока трех расстрелянных в упор, разорванных в клочья минами и гранатами, раненных, а потом добитых одним и тем же способом — штык-ножом в ухо.
И я опять вспоминаю Псков и вижу горькую разницу. О десантниках хоть говорили подробнее и со слезой, Верховный главком Путин каждой осиротевшей семье прислал телеграмму с сочувствием, в военный городок Череху сам маршал Сергеев привез мертвым и Золотые Звезды Героев России, и ордена каждому. А тут прибыли в Пермь первые 25 гробов, город их хоронит, а на всех экранах тот же Верховный выписывает кренделя на горных лыжах в Челябинске, а Жириновский орет в Думе, что поминать омоновцев вставанием себе дороже — каждый день придется задницу отрывать от кресла. И ни о каких звездах, орденах или хотя бы медальках убитым ребятам пока ни слова.
Мне бы тогда съездить в Пермь, тем паче что город этот мне уже знаком, — бросить горсть земли на свежие могилы да докопаться до причин еще одной трагедии. Куда там! В тот же день — 4 апреля, когда в Перми и Березниках объявили траур, за тысячи километров отсюда все в той же Чечне, неподалеку от Грозного, при подходе к Ножай-Юрту была накрыта шквальным огнем боевиков колонна Ханты-Мансийского ОМОНа.
Все очень похоже на пермскую драму — теперь в колонне снова были два «Урала» и снова один-единственный БТР. Но было и чудо: омоновцы везли с собой зенитную пушку, которую собирались оставить для усиления блокпоста в Алхан-Юрте. Эта пушка и помогла попавшим в окружение ребятам не только держать боевиков на почтительном расстоянии, но и минут через двадцать дождаться подкрепления. Ни псковичей, ни пермяков так не баловали… И все же в первые мгновения боя погиб старший сержант милиции Андрей Козорез, тяжелые ранения получили восемь бойцов. При такой малости потерь федеральное командование о хантымансийцах вообще не обмолвилось, как больше не вспоминало ни о более чем странной гибели подмосковного ОМОНа, ни о двух последующих трагедиях. Правда, нам еще когда обещали самое пристрастное расследование, самые жесткие кары начальствующим балбесам, коллеги-журналисты выстраивали свои версии случившихся ЧП, а комитет по безопасности Госдумы провел свое расследование и даже назвал виновников… Поверьте, такое прозрение задним числом мне уже не интересно. Так же как и причины невероятной удачи бандитских нападений: они все одинаковы, все объясняются генеральской дурью, жлобством и бесстыдным равнодушием к человеческим жизням.
Я о другом думаю. Зачем вообще посылали в Чечню ОМОНы, СОБРы, милицейские спецназы? И что это за график у боевиков по их истреблению?
Только уговор я предлагаю читателю такой: я расскажу, чем именно спецподразделения милиции занимаются или по крайней мере должны заниматься, а уже потом пусть их привычно называют мордоворотами или громилами. Не спорю, наблюдать, как ОМОН лупит дубинками или с разбегу теснит щитами обалдевшую толпу болельщиков у стадионов, — зрелище не из приятных. Особенно противно смотреть на разгон демонстраций или пикетов — слава Богу, в последние годы такого не случалось, пока еще не при Лукашенко живем.
ОМОН, СОБР и особенно отряд милиции специального назначения (ОМСН) предназначены прежде всего для силового обеспечения операций против организованных преступных группировок (налеты на их лежбища, сходняки, финальные стадии освобождения заложников). Профессионального спецназовца готовят лет пять, не меньше, он должен владеть приемами двух-трех видов рукопашного боя, стрелять из всех видов оружия без единого промаха, в одиночку «обесточить» и уложить мордой на землю трех-четырех братков, с пятнадцатого этажа по воздуху влететь в окно третьего — все это мы видели в любом детективе, российском или заграничном. Поверьте, в жизни бывает так же, за три десятка лет службы в МВД насмотрелся. И вместе с тем спецназ милиции совершенно беспомощен на чужом поле. Эти накачанные и ловкие парни не умеют и не должны уметь рыть окопы и ходы сообщения, идти в атаку или держать оборону против вооруженных формирований — как в чистом поле, так и в горах: для этого есть мотострелковые части МО, десантники, морпехи и внутренние войска МВД.
С самого начала чеченской кампании из столицы каждого региона России сначала в Дагестан, а затем и в Чечню было откомандировано более половины личного состава как спецназа, так и патрульно-постовой службы — к слову сказать, милиционеры ППС с трудом умеют лишь проверять документы у кавказцев, подбирать на улицах пьяных да гоняться в подземных переходах за торгующими бабками. Ума не приложу, какие из них укротители террористов.
Можете себе представить, в какой кайф впала уголовщина в десятках российских городов, когда из них услали в Чечню их злейших врагов, а боевики стали их убивать.
В той же Перми знакомый опер угрозыска жаловался мне, что никак не может прищучить одну очень наглую банду — теперь на группу захвата очередь и в ОУРе, и в РУБОПе, и в ОБЭПе. Кстати сказать, когда тот же Пермский ОМОН в августе 99-го отправлялся в Дагестан, местные власти благодарили командиров за то, что только с помощью их ребят было раскрыто более 700 преступлений, задержано около 800 уголовников.
Бойцы спецназа в отличие от военнослужащих Минобороны и ВВ МВД едут воевать в Чечню только добровольно. Думаю, я никого не обижу, если скажу, что понюхать пороха они согласились прежде всего из-за нищенской зарплаты — первогодок ОМОНа получает 800 рублей, после пяти лет службы — 1200. И все же после месяца боев в Дагестане в том же отряде Пермского ОМОНа 13 бойцов из Березников наплевали на обещанные тысячи, попрощались с товарищами и уехали домой. Не все было благополучно и в Пензенском ОМОНе. Когда 13 бойцов получили приказ зачистить усеянный минами-ловушками район Грозного, никто не сделал шаг вперед: «Без саперов не пойдем». Этот каприз стоил им немедленной отправки домой с последующим увольнением. Двое отказников нашлись и в сводном отряде Петербургского ОМОНа.
И уж вовсе скандальный случай произошел в ОМОНе Карелии. Сержант и прапорщик привезли из Чечни 6 гранатометов, 16 гранат Ф-1 и РГД, несколько сотен патронов к ручному пулемету Калашникова. В начале марта они были арестованы региональным управлением ФСБ.
Этот пример я привел вовсе не для того, чтобы бросить тень на тысячи бойцов спецназа, воюющих в Чечне. Военнослужащие Минобороны тоже далеко не ангелы. Но если срочники или контрактники после дембеля возвращаются, как правило, на гражданку, то спецназовцев, распрощавшихся с Чечней, ждет та же служба с оружием в руках. Участие в зачистках и карательных операциях не пройдет бесследно для их психики — о чеченском синдроме сказано уже немало. Не станут ли омоновцы и собровцы, видевшие и сеявшие смерть, опасны не только для уголовников, но и для вполне добропорядочных граждан, попавшихся им на пути либо на захваченном по приказу начальства предприятии или в офисе подозрительной фирмы? Впрочем, вопрос мой вполне риторический. ТВ уже не раз показывало нам, как ребята в камуфляже участвуют в переделе собственности, щедро раздавая зуботычины и передергивая затворы автоматов.
Остался еще один вопрос, который я обозначил вначале: чего это вдруг боевики с первых дней марта ведут такую системную и плановую охоту на милицейский спецназ?
Вот объяснение давнего моего друга, офицера ГУБОП МВД. После штурма Грозного в одном из южных городов России состоялась «стрелка» — представитель одного из полевых командиров встречался с российскими авторитетами. Договорились так: чеченские боевики мочат ОМОНы, а братва щедро их услуги оплачивает. Два последних нападения эту версию подтверждают — боевики упорно выслеживали только колонны ОМОНа (по крайней мере в марте и начале апреля).
Руководству боевиков эти расстрелы выгодны не столь в военном, сколько в пропагандистском плане — убитых хоронят в городах одной области, население в шоке и открыто клянет чеченскую бойню — куда там до ура-патриотических настроений, которые были недавно. Во всяком случае, в Пскове и Перми, где мне удалось побывать, былое обожание Путина приметить уже невозможно.
И тут же мне вспомнилось, как с начала года и Казанцев, и Трошев, и Манилов вдалбливали нам в головы: поскольку федералы контролируют почти всю Чечню, а боевая фаза антитеррористической операции, считай, закончилась, с остатками боевиков запросто справятся как внутренние войска, так и спецподразделения милиции.
Но вот 6 апреля слушаю Манилова — и на душе легчает: «До тех пор, пока бандформирования исчисляются тысячами и сотнями, только спецподразделения не смогут нанести им решительного поражения».
Для прозрения генерала понадобилось угробить два отряда ОМОНа, а третий чуток недострелить. Почти восемьдесят человеческих жизней. А если вспомним, что ВДВ в системе вооруженных сил тоже принято считать войсками специального назначения, — прибавим к погибшим еще восемьдесят пять ребят. Итоговую цифру не назову: пока пишу, она может стать больше.
