СюжетыОбщество

«ИСТИННО ВАМ ГОВОРЮ...»

Этот материал вышел в номере № 29 от 24 Апреля 2000 г.
Читать
Тайна вечной молодости Кружка, Школы, Личности академика Сигурда Шмидта Пролог Сенсация № 1. Студенческий научный кружок прожил в ХХ веке ровно его половину. Ничего подобного не было ни в этом, ни, пожалуй, во всех других столетиях. По...

Тайна вечной молодости Кружка, Школы, Личности академика Сигурда Шмидта

Пролог

Сенсация № 1. Студенческий научный кружок прожил в ХХ веке ровно его половину. Ничего подобного не было ни в этом, ни, пожалуй, во всех других столетиях. По долголетию с ним может сравниться разве что физический семинар академика Виталия Гинзбурга в ФИАНе.

Сенсация № 2. Все эти годы у Кружка был один руководитель.

Сенсация № 3. Руководитель этот за 50 лет не пропустил ни одного заседания Кружка. Нет, впрочем, было исключение. Лишь раз. Когда тяжело заболела его мать.

По канонам сегодняшней журналистики, не только язык, но и душу которой разъедает едкий стёбовый купорос, так полагалось бы начать этот рассказ. Но я начну иначе.

Полвека назад Московский государственный историко-архивный институт (МГИАИ) готовился к 20-летию. 13 апреля 1950 года фотограф обходил аудитории и деканаты. Два его снимка случайно оказались историческими.

На первом молодой преподаватель Сигурд Шмидт проводит обычный семинар для первокурсников. Необычным оказалось, что именно на нем делал свой первый в жизни доклад — о хождении Афанасия Никитина за три моря — один из этих первокурсников, Сергей Каштанов, в будущем неизменный историограф и пародист Кружка, знаменитый ученый, член-корреспондент РАН, руководитель Центра изучения феодальной России.

На втором снимке (мы его сегодня публикуем) — тот же Шмидт. Ведет первое заседание своего научного студенческого кружка источниковедения. Доклад о князе Андрее Курбском делает первокурсница Ванда Белецкая, чье имя сейчас хорошо известно в научной журналистике.

13 апреля 2000 года Кружку источниковедения отечественной истории исполнилось полвека. Он по-прежнему жив, теперь уже в стенах Российского государственного гуманитарного университета, первоосновой и факультетом которого стал МГИАИ. И его по-прежнему возглавляет Сигурд Шмидт. Академик РАО. Председатель Археографической комиссии РАН. Председатель Союза краеведов России.

Кружок

Из досье. «Его называют «идеальным профессором для первокурсников». И дело не только в том, что студенты, услышав его лекции, все валом валили в делиевисты или источниковеды. Главное — Шмидт задавал то, что встречается на кафедрах все реже и реже: тон, уровень. Всерьез пройдя через всемирно известный источниковедческий кружок Шмидта, уже нельзя было потом, где бы и чем бы ни пришлось заниматься, опускать «планку». («Кто есть кто в России». Справочное издание.)

Слово «Кружок» его участники пишут с большой буквы. Как имя собственное. Это — как пароль. Как принадлежность к рыцарскому ордену. И это на всю жизнь. Ибо тот, кто, получив диплом, переходит в разряд «стариков», не уходит. Так что сегодня в их общем братстве и первокурсники, и членкоры.

В академическом сборнике, посвященном пятидесятилетию студенческого Кружка, перепад в возрасте между самым молодым и самым почтенным автором составляет 71 год. Так что шагреневая кожа времени не всегда сжимается. Бывает и наоборот.

Из досье. Ответы на анкету «Что тебе дал Кружок?»

Л. Дьяконицын: «Разве мы изучали только историю? Многие из кружковцев уточняли свою судьбу».

И. Фесуненко: «Навыки критического, творческого, осмысленного подхода к «историческим источникам», которые нам прививались в Кружке, сослужили добрую службу и при освоении многих иных профессий, далеких от источниковедения».

Н. Митрофанов: «Как много может значить один лишь вечер в таком Кружке, одна лишь прогулка по Арбату с его руководителем после споров в предночной институтской аудитории!»

В каждом человеке природой заложена жажда познания, и это не менее сильный инстинкт, чем жажда продолжения рода. Тот, кто придушит в себе инстинкт первооткрытия мира, не состоится как личность. Шмидт приглашает первокурсников в свой Кружок, чтобы они состоялись как личности, а не для того, чтобы строили личную научную карьеру.

Приглашения случались по-разному. Вот читает Сигурд Оттович лекцию, по обыкновению не из-за кафедры, а обходя аудиторию. Подходит к студенту, который вместе с однокурсницей, не слушая лектора, самозабвенно из-под полы читает цветаевскую «Поэму конца» (тогда она еще распространялась в самиздатских списках). Шмидт наклоняется над ними и говорит: «А мне больше нравится ее «Царь-Девица». Потом, на экзамене, которого у провинившегося были все основания опасаться, пригласит его в свой Кружок. Потом студент этот, Александр Станиславский, станет доктором исторических наук, профессором, заведующим кафедрой в родном институте.

Но самым завлекательным приглашением в Кружок был, конечно, его лекционный курс «Введение в специальность».

У нас многократно и бездумно на всех педагогических перекрестках повторяется: «Учитель, воспитай ученика...» И только Сигурд Шмидт договаривает до конца: «...чтоб было у кого потом учиться».

Школа

Из досье. «Шмидт создал особый энциклопедический мир, именуемый его многочисленными учениками «миром источниковедения». Научная же школа Сигурда Оттовича, говоря математическим языком, есть величина постоянная». («Кто есть кто в России». Справочное издание.)

Когда я слушаю выступления Шмидта, всегда богатые ассоциативными связями и аналогиями, но всегда до щепетильности достоверные, кажется, устами его глаголет сама истина, и на ум приходит библейское: «Истинно вам говорю...»

Назвав Шмидта одним из крупнейших современных историков, педагогов и научно-общественных деятелей, Д. С. Лихачев отметил, что он всегда берет для исследования спорные исторические периоды, по которым еще не сложились устойчивые точки зрения. Сам Сигурд Оттович словно бы подтверждает пристрастие к полемике, начиная свою монографию о временах Ивана Грозного словами: «Спор о многих явлениях государственно-политической истории и истории общественного сознания России XVI в. продолжается».

У этой и у других его работ есть особое, достойное уважения свойство. Он никогда не играет в политические игры с историей. С математической точностью, опираясь на всю полноту фактов, документов, свидетельств очевидцев, распутывая клубки неизбежных противоречий со скрупулезностью, исключающей какие бы то ни было недомолвки и утаивания, Шмидт излагает не свою версию истории, а саму историю.

Из досье.

«Ты, Грозный, разорял Россию

и строил славу на беде.

А Зига изучал простые

дела совсем простых людей.

Общественные отношенья

в стенах Московского Кремля,

несказанное униженье

твое, родимая земля.

Спасибо, Зига, что упрямо

ты боль людскую изучал,

не воскуряя фимиама

ни прихвостням, ни палачам».

(А. Каджан, однокурсник Сигурда Оттовича, впоследствии ставший всемирно известным византологом. Зига — так называют С. О. Шмидта друзья и первокружковцы.)

Уроки Школы Шмидта. Рыцарские доспехи ученого — вся полнота знаний, необходимая для выводов и обобщений. Тщательнейшая проверка достоверности фактов, документов, исторических свидетельств во всех их взаимосвязях. Строгий научный рентген. Детектор лжи, если хотите. Мужество встать против течения, против всех, если того требует истина.

Вспоминаю представительную всероссийскую конференцию по топонимике во времена, когда всеобщий психоз обратных переименований докатился и до серьезных научных аудиторий. Переименовывали тогда что угодно во что угодно. В Москве переулку Аркадия Гайдара вернули, например, «историческое» имя — Казенный. Сигурд Оттович аргументированно обосновывал необходимость вернуть на наши карты многие прекрасные, действительно исторические имена. Но в то же время горячо выступил против того, чтобы переименовать Гагарин обратно в Гжатск, ибо в новом имени — тоже великая история. И отечественная, и всемирная. Встал против течения, против всеобщего «настроения» зала. Ну и что? Массовое опьянение кончилось. Имя осталось.

Сегодня Школа Шмидта востребована жизнью как никогда. Независимо от того, на каком оселке опробывает она свою истинность — на абсолютизме Ивана Грозного или историзме Карамзина. Режиссер-современность резко выдвинула, вытолкнула даже гуманитарные знания на сцену, под обжигающие юпитеры, потребовала от них точности естественных наук. И тут оказалось: рекомендации и выводы гуманитарных исследований (за редкими исключениями) задыхаются в приблизительности. Прагматических отмычек типа шоковой терапии или повальной приватизации предлагается много. Но запредельно не хватает современных «детекторов лжи».

Школа же Шмидта на протяжении десятилетий тем и занималась, что вырабатывала методы превращения гуманитарных наук в точные. Методы, применимые не только к истории. Не случайно Дмитрий Сергеевич Лихачев назвал то, чем занимается Школа Шмидта (он первым и ввел в научный оборот это определение), твердой оболочкой гуманитарного знания.

Личность

Из досье. «Верность ученикам. Один из них, Николай Ершов, рассказывает: «Когда третьего октября девяносто третьего года за свой вполне объяснимый интерес к историческим событиям в Останкине я получил порцию свинца, одним из первых, кто посетил меня в Институте Склифосовского, был Шмидт. Устроившись на просевшей больничной койке, с выставленным вперед подбородком и вздыбленным, как обычно, клоком волос на голове, он рассуждал о событиях нынешних и давно минувших...»

...Счастливый человек — вот титул, вот звание! Отчего-то очень редкое в нашей стране.

Когда видишь, как он по гололеду торопится с палочкой и портфелем к метро, почему-то замечаешь не его семьдесят восемь неполных лет, а его счастливое лицо. В эти моменты больше всего на свете хочется быть учеником Шмидта». (Дмитрий Шеваров. «Остров Шмидт»)

Идет он к метро «Смоленская». Его родина — Арбат. У этого магического круга отечественной духовности есть свои средоточия, часто не совпадающие с топографией. Они сегодня не на несчастно офонаревшей и одичавшей улице, где так неуютно и принцессе Турандот, и Александру Сергеевичу с его Натали. Скорее эти средоточия — в тихих арбатских переулках, в одном из которых, Кривоарбатском, где причудливо повенчаны московская старина и «круглый дом» гениального конструктивиста Мельникова, Шмидт родился и живет по сей день.

Но, может быть, больше всего «арбатство, растворенное в крови» откристаллизовалось в памятнике погибшим одноклассникам скульптора Даниэля Митлянского, что долгие годы стоял во дворике родной школы Шмидта, напротив церкви, где венчался Пушкин. У подножия была бронзовая доска: сто имен учеников и учителей 110-й, павших за Родину. 9 Мая я часто встречал Сигурда Оттовича у этих пяти бронзовых мальчиков. И вот какие-то подонки надругались над памятником. Столько боли, как в те черные дни, я в глазах Шмидта ни до, ни после не видел.

Несколько лет назад от провинциального учителя, бастующего по поводу хронических невыплат государева содержания, довелось услышать: «Гарантов у нас развелось — что собак нерезаных. И Конституции. И необратимости рыночных перемен. А главный дефицит страны — гаранты совести. В Питере — Лихачев, в Москве — Шмидт. И всё».

Обостренная совесть. Откуда это? Гены родителей? Уроки учителей? Да, мать и отца он очень любил. Отец у него был легендарный — Отто Юльевич Шмидт. И не менее легендарные школьные учителя 110-й: чуть ли не все просвещенные родители Москвы мечтали, чтобы их дети учились в школе Ивана Кузьмича Новикова, у Ивана Ивановича Зеленцова, у Веры Акимовны Гусевой, у Бориса Михайловича Вайнштейна. И в науке ему был дан прекрасный наставник — академик М. Н. Тихомиров. И сам он стал поистине легендарным Учителем, потому что с детства и по сей день в нем живет великий Ученик.

Вот часто приходится слышать, что отец и сын выбрали разные пути: один пошел в полярники, другой — в историки. А между тем оба выбрали один путь — в настоящую, строгую науку.

Иллюзия разности нередко предопределяется гипнозом мировой славы, которую принесли Отто Юльевичу его полярные подвиги. Наука при этом поминается вскользь, как бы побочно. И мало кто вспоминает, что в жизни Отто Юльевича была блистательная страница, которая на весах истины уравновесит, может быть, и саму челюскинскую эпопею.

В 1927 году известный уже российский ученый выступил с докладом, ставшим гвоздем научного сезона в Геттингене, тогдашней математической столице мира. Гильберт, признанный величайшим математиком конца XIX — начала ХХ столетий, ради этого события нарушил многолетний обет затворничества и сам вызвался председательствовать на собрании. Отто Шмидт излагал свою знаменитую «теорему Шмидта», вошедшую потом в учебники высшей математики. Был он тогда ненамного старше возраста, в котором 27-летний Сигурд Шмидт провел первое заседание своего Кружка, теперь уже достойного «Книги рекордов Гиннесса».

Эпилог

На днях я был на самом последнем (по времени, а не по счету — со счета за 50 лет давно сбились) заседании Кружка. Обсуждался доклад студента Сергея Уварова о фонде известного, но по сей день недооцененного и даже загадочного москвоведа П. Н. Миллера. Я вглядывался в лица Сергея, нынешнего старосты Кружка Андрея Мельникова, в другие молодые лица, на которых было написано то, что когда-то хорошо выразил Сергей Каштанов, вспоминая о своих ощущениях в их лета: «Бездна премудрости», скрытой в недрах науки, становилась ближе благодаря Кружку, и от манящего величия этой бездны захватывало дух и хотелось дерзать — по крайней мере в 18 лет».

И вот о чем я подумал. Те, кто были первыми, и мечтать, наверное, не могли, что отметят 50-летие своего Кружка. А эти ребята уже могут помыслить и о столетии. Они ведь, принимающие сегодня в наследство как должное алмазный венец полувекового опыта «стариков», действительно встретят когда-нибудь 13 апреля 2050 года. Кто в звании академика или профессора. А кто просто — в ипостаси порядочного человека из Кружка и из Школы Шмидта.

...Здравствуй, племя

Младое, незнакомое! Не я

Увижу твой могучий, поздний возраст,

Когда перерастешь моих знакомцев

И старую главу их заслонишь...

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow