Не совсем греховное зачатие капитализма в России
_ Говорят, подмосковный негоциант Ничушкин зарабатывает аж 1000 баксов в месяц, снабжает народ водкой, пивом и пельменями. Ему всего сорок семь, у него — все впереди.
Володька, фотограф, вытащил меня на природу искать Ничушкина. Взяли приступом вечернюю электричку, прискакали на ней в Дорохово, потом автобусом — в дачный поселок Турица. Это Рузский район, 70 км от столицы, загадочный Ничушкин тоже в этих краях обитает. Оставалось только его найти_
_ Был поздний вечер. Мы жарили картошку, пили отменную дороховскую водку и дожидались утра, чтобы со свежими силами двинуться в путь. Володька рассказывал легенды, которые народ слагает про Ничушкина. Он хоть и великий предприниматель в масштабах района, но люди его не понимают, завидуют ему, так и норовят оскорбить. Молвят: он, сука, водку по тридцатнику покупает, а нам по тридцать семь продает. Да и вообще, нехорошо это — процветать, когда вокруг все бедствуют.
Не по-русски._
** «Навозную логику» мы не осуждаем**
Утречком, в 14.30, мы были в полной боевой готовности — мощный аппарат для фотоохоты за Ничушкиным, ручка, записная книжка и средство от комаров.
Было холодно и дождливо. Отмахав километра два по полям, по лесам, промочили ноги, начали чихать, стали ругать Ничушкина. Здесь так принято, и ничего зазорного в этом нет.
Вышли к двум фермам. В коровниках было пусто, как в сельпо глухих районов, до которых не добрались ничушкинские щупальца. Только в первом — три «бюллетенящих» буренки дожевывали остатки травы из кормушки. В коровьих глазах читались задумчивость и грусть. Они еще помнят декабрьское издевательство тракториста Федьки. Приехал пьяный на ферму с кучей наклеек КПРФ. И расклеил их у буренок под хвостами!
Почему он это сделал? Никто его в нелюбви к коммунистической партии обвинить не мог, а коровы все равно читать не умеют. А если и умеют, то проголосовать не смогут. Где логика поступка?
Нет логики, как и Ничушкина нет на ферме.
Через дорогу от коровников — домик со всем хозяйством. На огороде — необъятная русская женщина в позе дачницы. Вживляет в грядки саженцы капусты. Это тетя Шура Полетаева, бригадир, хозяйка фермы.
— Работы до усмерти, — Шура направляет перст в сторону коровников. За ними — огромная выгребная яма, огороженная забором.
Одна корова поглощает в день до 80 кг зеленой массы. Тридцать кило «выхода» «продукта» — очень хороший результат. Тонна дерьма — 150 рублей в совхозную кассу. Дерьмо воруют.
Кому-то смешно, а мне обидно. Это же наша продукция. У Шуры сын — милиционер, но порядок с навозом навести не может. Да и сколько они его там унесут-увезут! Потеха глядеть, как ведрами ценный продукт тащат к себе на участки. Ноги обольют, все пропахнут, копейки сэкономят.
Птицы низкого полета — не чета Ничушкину. Кстати, одна из его палаток находится в ста метрах отсюда. Шура предлагает посмотреть: может, он там, а то ей работать пора, капуста завянет.У Ничушкина, небось, капуста не переводится.
** Неуловимый, но не Джо. Все поняли, о ком речь?**
Мы долго ищем торговую точку. Местные махнули в сторону большого деревянного сруба. В доме, как в чреве матрешки, располагалась палатка. Так получается какая-то разница в налогах: частное строение, а не торговая точка. Короче, так меньше налоги.
В палатке — две женщины. Так веселее. Женщины красивые, лет по… В общем, взрослые. Блондинки. Улыбаются. Ничушкин где-то в разъезде, кто его знает где. Мы пошли его искать дальше, но вернулись. Боль в висках подсказывала: что-то мы забыли.
Продавщица достала «Бадаевское» народное (неужели мы так плохо выглядели?)
— Чего,— спрашиваю недоверчиво, — хорошее пиво?
— Хорошее, — отвечает, не снимая улыбки, — у нас все хорошее.
— А как вас зовут?
— Что, понравилась?
— Угу, обе.
— Двери закрывайте.
Продавщиц звали «Люда-Оля», пиво оказалось дрянь, Ничушкина мы решили искать завтра.
Утром мы опять рванули на поиски. Протопали несколько верст, пришли в Усадково. Люда-Оля сказали, что у него там тоже «точка» есть, Лена торгует. Нырнули в металлическую палатку-вагончик. Успели ухватить кусок диалога. Раскрашенная тетка голосом, не лишенным достоинства, спрашивала:
— А пельмени у вас какие?
Девушка за прилавком, лапочка скромная, симпатичная, отвечала:
— Наши, дороховские.
— Хорошие пельменьки-то, а, хорошие?
Не знает тетка, что лучше дороховских пельменей во всей округе не сыщешь. Сучков Сашка арендовал здание бывшего морга, там пельменьки и лепят. Мясо всегда свежее, домашнее.
— У нас одна женщина, вы знаете, каждый божий день брала по две, по четыре пачки. А один день их не было, мне ее так жалко стало! Я ей уже из своих запасов достала две пачки. Так она назавтра пришла, говорит: «Настолько вкус другой, не сравнить!»
Леночка. Как она говорила! Богиня в белом халате. Фея продкооперации. Любо-дорого посмотреть.
Володька расчувствовался, достал камеру, стал щелкать фею. Фея чего-то засмущалась, аж голос повысила. Да нет, она кричала почти в истерике: «Не надо меня фотографировать! Не надо меня фотографировать!»
Между прочим, зря. Девочки у Ничушкина, в отличие от палаток, фотогеничные.
Юля, продавщица из Турицы, так вообще красавица. Смуглянка-молдаванка. Приехала на заработки, у нее же еще муж и маленький сын. Ничушкин платит полторы тысячи, для Молдавии это много. Мы вечером у ее палатки на Ничушкина и наткнулись.
Хозяин подъехал на новенькой блестящей «Газели». Продавщица Юля приняла товар и взялась за Маринину. Ничушкин отряхнулся, повернулся, улыбнулся: «Я освободился, я — к вашим услугам». Капиталист проклятый, скалит зубы, как настоящий янки. Обычный мужик, ничего особенного — среднего роста, голубые глаза, особых примет не имеет, улыбается в тридцать два зуба лукаво и часто.
Руку подал: «Очень приятно, Витя».
** Так улыбаться может только нормальный рузский олигарх**
Новая «Газель», всего три недели, а уже ручка отломилась, черт! А вообще Витя — из Моршанска, это там, где табачная фабрика, Тамбовщина. Жили, как волки: до ближайшей станции — 30 км. Ну чего, техникум строительный закончил, пять лет в совхозе, потом все надоело, а родственники под Москвой, братья двоюродные. Совпадение. Вот с 79-го тут и живет, ага. Здесь тоже в совхозе пахал. Начальником котельной был, теплотехником, все по жилищно-коммунальной части. Потом, как водится, поругался с начальством, в слесаря ушел, то есть в сантехники. Совхоз-то со всеми удобствами — с унитазами и писсуарами. Потом платить перестали, а все позакрыто, надо ж было деньги зарабатывать на житье. Два года назад открыл первую «точку» в Усадково.
Теперь у него их четыре да восемь продавщиц, все — как на подбор.
Юля фотографируется с удовольствием, улыбается широко, а Володька думает, что поймал счастье за хвост. Ничушкин-то знает, что улыбка — часть сервиса, да и вообще Юлька со всеми приветлива, не зря же на работу ее взял.
В общем, он продолжает. На чем остановился? А, вот! Значит, в том же году, в июле, вот эту палаточку открыл. Кстати, холодильник сюда надо купить, чтоб пельмени и окорочка продавать можно было. А то прошлый год палатка-то сгорела. И холодильник чего-то тоже сгорел, угу. Это, собственно, из-за холодильника и палатка-то сгорела. С проводкой там было что-то, да. В тыщонку баксов влетел.
А потом, через месяц, этот кризис как дал по шарам! Ну ничего, выкарабкался, сейчас холодильник купит. Телефон еще мобильный страсть как нужен, без телефона — никуда.
— Юлька, может, закроемся?
Было полшестого, «а чего ждать, народу-то нету».
Ничушкин накинул на окно занавес, пригласил в палатку — дождь все-таки. Пить не предлагает, потому как мы свою работу делать должны, чужой труд он уважает. Вот разве что пельмени может посоветовать.
Пельмени у Ничушкина по 15.50. Закупает у Сучкова в морге по одиннадцать. Вот и навар. А еще — пиво, водка, орешки, супчики, шоколад, сигареты, обычный палаточный набор. В Москву каждый день ездит, на оптовку, за товаром. Сам грузит, сам привозит, сам разгружает.
Вот у сына Ваньки — каникулы, помогает. Потом, может, и дело ему передаст. Сейчас-то он мал еще, семь классов стажа в школе имени Зои Космодемьянской. Жена, Светлана Ивановна, уже не помощник, инсульт недавно перенесла. Так, по хозяйству кое-чего делает. У него ж куры, свиньи, поросенок сдох недавно. Да чего жаловаться, живет замечательно.
Улыбается, оптимист от бизнеса.
** Кому не терпится узнать, что такое «чепок», читайте сразу отсюда**
«Чепок я,— говорит. — Ты не смейся, нас так в народе зовут, чепками, от ЧП — частный предприниматель».
Скоро ЧП Ничушкин превратится в ПБОЮЛа. Будет именоваться предпринимателем без образования юридического лица. А ему от этого не холодно и не жарко, плевать ему, если по большому счету.
Все равно «крышовать» всякие инспекции будут. Ничего, душевные ребята, берут по-божески.
Налоги Виктор платит по-умному, потому как в Гибралтаре деньги держать не может, а жить надо. В долг дает. В каждом магазине — долговые списки, пухлые тетрадки. Кто понаглее, годами не отдает.
— Когда отдашь?
— Деньги будут — отдам.
Что ж он его за 300—400 рублей клевать будет, не дело это. Да и потом, кредит придуман не зря — так оборот больше.
И два «пузыря» он нам в долг даст, отчего же не дать. Надо людям на природе посидеть, отдохнуть после работы. Под шашлычок водочка — милое дело! Водочка-то классная. Местная, дороховская.
И расширяться он будет. Обязательно. Только вот в нашей стране планировать надо с б-а-альшим умом. Того и гляди, на чепок натянут.
Ну, он поехал. Ему еще продавщиц надо по домам развезти всех, восемь штук все-таки. Жена дома болеет, сын Ванька ждет, вставать завтра рано. За товаром в Москву поедет.
