СюжетыОбщество

МЕТОД ПРОБОК И ОШИБОК

Этот материал вышел в номере № 05 от 25 Января 2001 г.
Читать
Увидев ранним утром пьяного в тюль гражданина, я печенью понимаю: наш человек. Ведь на рассвете догнать закатный уровень могут лишь достойные. Либо мразь. Ибо, как говаривал мой любимый герой: пьют и трезвенники, и язвенники. Иначе говоря,...

У

видев ранним утром пьяного в тюль гражданина, я печенью понимаю: наш человек. Ведь на рассвете догнать закатный уровень могут лишь достойные.

Либо мразь.

Ибо, как говаривал мой любимый герой: пьют и трезвенники, и язвенники.

Иначе говоря, алкоголь, как слава и любовь, приходит, не разбирая качества личности. Есть люди, недостойные водки и любви. Но...

Бутылка — как любимая женщина. (Поэтому ей прощается отсутствие талии, да и полнота ее, бутылку, украшает.) И не странно вовсе, что мы ревнуем всех, кто к ней прикасается.

Особенно другое поколение.

Если кольт — великий уравнитель, то вино — великий адаптер. Или переводчик. Который переводит нас в другое состояние. О, это целое состояние...

Пьянство, как и любовь, бывает по расчету, по глупости или по барабану — вариантов много. Мне ближе те, кто по любви.

Должен вам сказать, что любовь — лучший адвокат. Только она может оправдать основной инстинкт (если он, конечно, не единственный). И когда я вспоминаю наши застолья, то совершенно точно могу сказать: мы были романтиками. Процесс нам был милее самой бутылки.

Нет, нет, неточные слова. Вот скажем так: в любви милее плоть, но высший свет — от чувства.

В ту пору фармакология была чужда нуждам трудящихся. А то бы водку мы называли не «Невеста в белой» или «Бескозырка. Белая», а «Виагра души».

Водка — строительный материал души (особенно когда на стройку не завозят цемент). Мы возводили храмы дружбы, не особенно церемонясь с техникой безопасности. Мы сдвигали стаканы «за тех, кто последним падает и первым встает» (опоздание после застолья на работу считалось грехом почище подлости и жмотства).

Потом, безусловно, свершилось неизбежное: что было вторичным, стало сначала первичным, а потом — единственным.

Мы хоронили надежды и друзей. А те, кто выжил, не могут без сомнения смотреть на тех, кто нас сменил в пивных, на кухнях и в подъездах.

Мы говорили: то, что отцы недопили, мы допьем. Видно, что-то недопили и мы, коль эти так старательно усердны.

Конечно, возмущают «Абсолют», «Текила», «Джон Уокер». Они пришли, когда любовь угасла. А эти — сразу в дамки. Что ж, ревность как свидетельство того, что наше чувство где-то тлеет.

Но — думаю об этом со злорадством — они же напрочь лишены счастья встречи с пивом. Когда весь город пройден с банкой и сухостью во всем, когда надежда умерла, но мысль — бессмертна. Они не знают, что такое таблички «Пива нет» или «Ушла на базу». (Няня, няня, где же кружка?..)

Они не знают сторожей винных магазинов! Не умеют таскать уголь и разгружать вагоны, чтобы залить закат портвейном (входит солнце в янтарь заката, словно косточка — в абрикос...)

А ревность не затмила разум. Ни злобы, ни злорадства. Мы пили лучше? Вздор. Мы пили больше? Безусловно. Но это к гордости значения не имеет.

Пусть будет лучше тост:

— Возьми стакан. Взгляни, на дне — любовь, друзья, мечты и годы жизни. Достигни дна. И вновь вина налей. И помни: дно — пристанище мгновенья.

А жизнь — та наверху. Намного выше дна. К которому вам плыть еще семь тысяч бутылок.

А мы уж наверху.

До встречи там.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow