Эксклюзивный репортаж нашего собственного корреспондента из американского суда

И

вот мы снова идем в суд на второе слушание дела Бородина. На улице перед зданием снова толпятся репортеры из России, Германии, Польши. Поодаль стоят два автомобиля с телевизионными тарелками. Подъезжает машина, из которой выходят уже знакомый нам и читателю адвокат Левитис и еще один высокий мужчина в очках — адвокат Барри Кингэм.

Слушание должно происходить в том же зале на втором этаже. В два пополудни все, кто пришел «на Бородина», заходят в зал. Людей на этот раз больше, и, похоже, вся процедура организована гораздо лучше: никто не суетится, как в прошлый раз.

И

з новоприбывших — адвокат из России Елена Сергеева, изящная женщина в брючном костюме. Из Вашингтона самолично прибыл посол РФ в США Юрий Ушаков. Здесь же Павел Прокофьев и еще несколько сотрудников российского консульства.

Появляется судья Виктор Погорельский. Входит Павел Бородин в сопровождении двух работников суда, которые садятся в ложу присяжных. За длинным столом перед судейской кафедрой — шесть человек: представитель прокуратуры США Томас Фаерстоун, тот самый, который по просьбе швейцарцев подал петицию на имя Погорельского с просьбой об аресте Бородина; его помощник, представитель обвинения; адвокаты Кингэм, Левитис и Сергеева и сам Бородин — он сидит сбоку. Приводят к присяге двух переводчиков. Левитис представляет присутствующих и говорит, что, по мнению защиты, петиция не имеет под собой основания за недостатком фактов.

С

лушание начинается. Судья предоставляет слово адвокату Кингэму.

Кингэм начинает с разъяснения договора об экстрадиции. Он просит судью сравнить петицию с текстом договора, утверждая, что, согласно договору, требовать экстрадиции можно только в том случае, если обвиняемый совершил преступление на территории государства-истца. Между тем, указывает Кингэм, из текста петиции не следует, что Бородина обвиняют в проступках, совершенных на территории Швейцарии.

В тексте петиции, продолжает Кингэм, Бородин назван «скрывающимся от правосудия», хотя обвинение ему предъявлено не было и на суд его не вызывали.

Третье положение защиты затрагивает несколько неожиданную тему — семантические различия между словами «ордер» и «мандат». Оказывается, оригинальный ордер на арест был написан по-французски и назывался «мандат». В английском переводе он превратился в «ордер». Хотя слова эти синонимичны, говорит адвокат, перевод (предоставленный отделом международных отношений Министерства юстиции США) тем не менее неточен. Да к тому же и не заверен. Мандат выписывается с целью ареста, за которым в течение 24 часов должен последовать допрос. Кроме того, во французском варианте ордера отсутствует слово «обвиняемый»...

Затем Кингэм отмечает, что ордер на арест Бородина был подписан швейцарским судом не в текущем январе, а год назад — 10 января 2000 года.

Он уверенно заканчивает: г-н Бородин невиновен, свою вину отрицает, российское правительство ни в чем его не обвиняет. Бородин должен быть немедленно освобожден.

Судья возражает: договор об экстрадиции не требует, чтобы петиция детально раскрывала суть правонарушения.

С

лово берет глава обвинения — Томас Фаерстоун. Он заявляет, что защита не представила прокуратуре повестку прений, поэтому обвинение не имело возможности подготовиться заранее.

Кингэм вставляет, что в тексте петиции не обозначены время и место совершения предполагаемых преступлений.

Судья Погорельский снова прерывает его:

— Детали дела будут обсуждаться на слушании об экстрадиции, которое может состояться только после поступления обвинительных документов. Нынешнее слушание касается меры пресечения, то есть призвано решить, оставить Бородина в тюрьме или отпустить под залог.

Томас Фаерстоун продолжает: если петиция сформулирована недостаточно отчетливо, он как автор документа может под присягой внести изменения в текст. Что касается даты подписания ордера на арест Бородина, в тексте описка: он действительно был издан в 2000-м, а не в 2001 году. Однако срочность действий прокуратуры была обусловлена не временем между подписанием ордера и арестом, а моментом прибытия Бородина на территорию США. Судья подтверждает это уточнение.

Далее Фаерстоун отмечает, что предъявленное Бородину обвинение достаточно серьезно и чревато наказанием до пяти лет тюремного заключения. А вот и еще одна немаловажная новость: за полчаса до начала заседания его уведомили, что в среду в Швейцарии был выписан еще один ордер на арест Бородина на основании дополнительных обвинений.

Судья возражает, что это обстоятельство не меняет сути дела. Пакет обвинений будет рассматриваться на слушании об экстрадиции.

— Независимо от того, есть в тексте петиции неточности или их нет, сама по себе она — законное основание для задержания человека до получения документов из Швейцарии.

Кингэм:

— Позиция защиты заключается в том, что Бородина надо немедленно освободить, вернуть ему паспорт и разрешить возвратиться в Россию! Если бы существовали достаточные доказательства виновности Бородина, то за истекший год швейцарцы уж наверняка уведомили бы его или российскую Генпрокуратуру...

Фаерстоун откликается:

— Что касается конкретных доказательств, у меня есть данные о депонировании десяти миллионов долларов на счета фиктивных компаний в швейцарском банке в 1997 году. Предполагается, что из этой суммы четыре миллиона достались Бородину.

Бородин что-то недовольно шепчет Сергеевой.

В зале поднимается шум, судья просит аудиторию утихомириться.

Защита снова возвращается к отсутствию установленных фактов преступления в тексте петиции. Судья прерывает — этому вопросу уделено достаточно времени.

С

лушание длится второй час, в зале чувствуется напряжение. Похоже, все устали, особенно, надо думать, от повторения одних и тех же аргументов.

Встает Левитис и повторяет то, о чем говорил на первом слушании: почему Бородин оказался без дипломатического паспорта и прочее.

— Почему вы считаете, что это для меня важно? — спрашивает судья.

— Хочу, чтобы вы почувствовали ситуацию...

— Какое отношение эти мои чувства имеют к решению, отпускать человека под залог или нет?

Левитис поясняет: г-на Бородина не приглашали в Швейцарию.

Судья возвращает его к сути обсуждения: освобождение под залог в подобной ситуации предусматривается только при наличии «особых обстоятельств». Левитис продолжает:

— А вот посол Российской Федерации г-н Ушаков приготовил заявление. Можно, он его зачитает?

На лице судьи выражение скуки:

— О чем заявление? Сколько времени оно займет?

— Да две минуты! А о чем — о том, что российское правительство крайне нуждается в услугах г-на Бородина и просит разрешить ему жить на территории консульства и исполнять свои служебные обязанности при условии постоянного ношения магнитного браслета-датчика. Обратите внимание, г-н судья, наверное, впервые в вашей практике посол суверенного, — он делает ударение на слове «суверенного», — государства прибывает в суд с такой просьбой...

Судья предоставляет слово послу. Встает Ушаков и читает свое заявление: российское правительство гарантирует явку Бородина перед американским судом и готово внести за него залог... Важно, чтобы г-н Бородин продолжал исполнение своих обязанностей как секретарь Союза Белоруссии и России...

— Что это за должность? — переспрашивает судья.

Левитис разъясняет: в сущности, Бородин совмещает две должности — госсекретаря Союза и зампремьер-министра... Он обосновывает «особые обстоятельства», предусматривающие освобождение под залог.

Затем Левитис вытаскивает еще одну «козырную карту»: по Конституции, находясь на российской территории, Бородин не обязан являться в иностранный суд! Однако г-н Бородин отказывается от этого права. Что и дает правительству России возможность реально гарантировать его явку в суд по первому требованию.

Судья, поерзав в кресле, начинает вкрадчиво:

— Я, конечно, не специалист по российскому праву. Но представим, что российское правительство изменило свое решение... или вообще ушло в отставку... Что тогда? Американское правительство не имеет непосредственного доступа к г-ну Бородину на территории русского консульства!

Зал замирает. Адвокаты совещаются. Мозговой штурм, как в «Что, где, когда?». Встает Левитис:

— Как только американский судебный представитель придет в консульство, к нему тотчас выведут г-на Бородина. Или же американский судебный представитель может постоянно находиться у входа в консульство. Российское правительство готово оплатить расходы...

Видя упрямство судьи, он предлагает компромисс:

— Я вас прошу рассмотреть наши предложения... Бородин может жить и не в консульстве, а на обычной квартире.

Обвинение отмечает, что аргументы защиты подходят под графу «низкий риск побега», а не «особые обстоятельства». И суть здесь не в том, что американцы пытаются выслужиться перед швейцарцами, а в том, что правительство обязано выполнять международные обязательства. Суть же обвинений, предъявленных Бородину, должна обсуждаться не здесь, а в Швейцарии.

Фаерстоун вспоминает судебный прецедент — дело Гленна, которого тоже не отпустили под залог... Тут же вступает Левитис:

— Обязанности Гленна были чисто коммерческого характера, а тут — государственного. Пусть Бородин живет в квартире, не в консульстве... Ведь он же не убийца, не торговец наркотиками... Это просто несправедливо — держать его в тюрьме!

Судья объявляет перерыв. В перерыве Кингэм говорит журналистам, что Бородин «спокоен и сосредоточен». Он смеется: «Лучше сидеть в Америке, чем в Швейцарии. Место, где содержится Бородин, — чистое новое здание... я там был. Хотя дома, конечно, лучше».

К

огда все возвращаются на свои места, судья выступает с заявлением: на данном этапе суд не дает разрешения на освобождение Бородина под залог за отсутствием «особых обстоятельств». Защита, поясняет он, не объяснила, в чем заключаются обязанности г-на Бородина, и не представила доказательств его «уникальности» и «незаменимости». Что же касается визита российского посла, то это акт доброй воли, а вовсе не «особое обстоятельство». Суд должен быть абсолютно уверен, что американская сторона сможет выполнить свои обязательства по договору. Впрочем, решение суда подлежит апелляции. Дополнительные документы могут быть представлены в суд до 5 февраля. Они будут рассмотрены к 15 февраля. Есть вопросы?

Левитис, Кингэм и мисс Сергеева — за все время она не проронила ни слова, но, видимо, «понимает» (сидит без наушников) — совещаются.

Кингэм поднимается:

— Следует ли понимать ваши слова так, что при наличии более детального описания уникальных услуг мистера Бородина суд готов рассмотреть «особые обстоятельства»?

Судья:

— Я не знаю такого закона, который запретит вам подать список таких «услуг». Я говорю, что до 5 числа вы можете представить суду дополнительную документацию в письменном виде...

Конец. Бородина уводят обратно в «чистое новое здание».