* * *
Проси у вечернего неба
Краюху негорького хлеба,
Глоток родникового дня,
Фонарик, чтоб вспомнить меня,
Прощенья, забвенья, лекарства...
И только коня, и полцарства,
И счастья себе не проси.
При них не прожить на Руси.
* * *
Ю. Щ.
Наши бедные матери
стелят белые скатерти,
ставят сверху вино
и не смотрят в окно.
А окно не зашторено
и оно не затворено,
и как будто за мной
ходит ветер волной.
Первым дымом прокурены
наши братья нахмурены,
матерей не таятся,
ничего не боятся.
Знают девушки строгие,
что вернутся немногие,
но не знают про то —
кто.
Неужели все будет так,
потому что я вижу так?
1974
* * *
Все грядущие печали
На конце карандаша.
Зрит незнаемые дали
Дальнозоркая душа.
И предчувствуем до срока,
И тревожимся, когда
Понемногу издалека
Приближается беда.
А потом острим за чаем.
(Интуиция — вранье!)
И беды не замечаем
За мгновенье до нее.
* * *
Бледный, болотно-озерный модерн,
Предрасположенность к царству
русалью,
Слабый побег от общественных скверн
Века, уже провонявшего сталью.
Даром зачитаны Вертер и Стерн.
Маска безмолвия дышит печалью.
Флора прикинулась фауной. В лад
Гибкие ноги разводит лилея
На штукатурке. И кажется, ад —
Это альковное зелье Бердслея
Или Бальмонта разбавленный яд,
Но чем хмельней оно, тем холоднее.
Провинциальный закат сквозь окно
Над Петроградской близ моста
Тучкова
Тлеет по Шпенглеру. Знать не дано,
Легче ль воды соловецкое слово,
Вправду ли Китеж уходит на дно,
Стеблем кувшинки связав часового?
ВИТАМИН «С»
Тот век, не дотянувший до седин,
Покончивший с собой
братоубийством,
Серебряный, разрозненный,
в торгсин
Свезенный на рысях соцреалистом,
На чердаке, в полуподвале мглистом
Еще глотал миндаль и керосин.
И я застал его былых бойцов
Рассеянных — туги и худоухи,
Из племени адептов и чтецов,
Надгробьями блокад и голодухи
Два старика да полторы старухи
Хранили жар великих мертвецов.
Здоровая, купеческая кровь...
Бежали пролетарского нагана
И бровь, каких не делают, и брошь
На самом горле. Ветхое сопрано,
Махоркой приперченная любовь,
А на устах Марина или Анна.
В семидесятых, веку вопреки,
Столь археологически культурны,
Они легко вставали на котурны,
Как некогда на Чистых на коньки.
Их речи были вязки и сумбурны.
В отличие от именитых, тех
Из Переделкина да Комарова,
Без всяких притязаний на успех
В янтарь законсервировали слово,
Не повзрослев и не сменивши вех.
И я стучался — чуткий, точно тать.
О, это как чесотка, как проказа —
Истлевшими программками шуршать,
Вкушать вино, незримое для глаза.
Что за сюжет — подробности
рассказа?
Я приходил не слушать, а дышать.
Но с невиновной миной на лице
Мог объявиться вновь, спустя
полгода,
Где чайным ядом витамина «С»
Лимон на блюдце высыхал. Погода
Не поменялась. Явная свобода
Зияла крематорием в конце.
И всё, что не добрал при всех своих
Наставниках и что сквозило в этих
Полублагих, полубезумных детях
Ясней, чем в современниках твоих, —
Отмерило тебя от сих до сих.
И кануло. И затерялось в нетях.
1991
* * *
Вот лежит он из-за лишней крошки.
Неудачник. Сорванец. Плебей.
Вор подбитый. Серый воробей.
Перья врозь — он ждет прихода кошки.
Форма воробья как раз такая,
Чтобы глубже лечь в моей горсти,
Клюв — чтобы потом сказать:
«Пусти!»
Крылья — чтоб ударить, улетая.
* * *
Северного Средиземноморья
Снежный шелест в небе нежилом,
Где угодья Храброго Егорья
Вспаханы Велесовым хвостом.
Наши музы — Альки и Наталки,
Наши кипарисы — елки-палки.
Вместо мрамора — разрыв-трава.
Вместо Парки — сонная сова.
Над водою мертвого колодца,
Что бы ни случилось на веку,
Погадаем, сколько отольется.
Лыком в строку каждое ку-ку.
Се цивилизация по-русски:
Вон из дома, точно из кутузки.
Не оседло жить, не кочево —
Втянешься, и вроде ничего.
И отсюда, не поняв границы,
Мы брели полмиллиона дней
За хвостом куницы и жар-птицы,
За звездой постылою своей.
А запахло Промыслом Господним,
И пришли к себе в одном исподнем.
Ну, не получилось. Бог упас.
Если можно, извините нас.
Декабрь 2000 — январь 2001
* * *
Монашествующий в миру,
Как страстотерпец на пиру,
В своем смирении великом
Блазнить не должен постным ликом.
А стихотворствующий тут,
Покорен своему обету,
И перевод сочтет не в труд,
И как награду примет Лету.
