Песнь о скрипаче Си Чене, которого били не по паспорту, а по существу. И о бельгийском виолончелисте, по иронии судьбы игравшем на конкурсе в один день и час с матчем Россия—Бельгия

М

узыканты ласково именуют Московский Международный конкурс им. П.И.Чайковского «Чайником». «Он на «Чайнике» играл», пусть даже не лауреат – и это уже знак, что музыкант состоялся. Конкурс у нас (а сейчас идет 11-й по счету) — престижный. Отсюда и подходы: готовятся к нему, как к Олимпийским играм: или пан, или пропал. Китайский скрипач Си Чень, студент Пекинской консерватории, тоже приехал покорять Москву. Но 9 июня Москва распорядилась по-другому...

Л

юди говорят на разных языках: одни – матом, вываленным в зажигательной смеси «коктейля Молотова».

Другие – скрипичной колоратурой каприсов Паганини.

Первые тратят на подготовку к своим тупым «па» по Манежной площади всего час-полтора, копя злобу по подвалам и подворотням, пропахшим вонючей мочой и дурью.

Вторые готовятся к выходу на сцену Большого зала Московской консерватории всю жизнь — лет с четырех-пяти.

Однако планета у нас одна на всех, и наступает время, когда столь разные пути сходятся. «Одни» валят на площадь гикающей толпой якобы «болеть» — и им совершенно нечего терять, кроме своей агрессии. «Другие», оказавшись у них на дороге, рискуют расстаться с делом всей своей жизни, с надеждами нескольких десятилетий...

Именно это и случилось вечером 9 июня в Москве. Китайский скрипач Си Чень, окрыленный удачным выступлением на первом туре конкурса Чайковского, шел по самому центру города – из гостиницы в консерваторию на Большой Никитской, чтобы порепетировать. Си Чень думал о Бахе, о руках, о пальцах, о скрипке, которая не должна подвести.

Он видел, конечно, что вокруг толпа. И слышал, как о чем-то кричат... Но о чем? У Си Ченя за спиной только два языка – китайский и скрипичный... И кофр с любимым инструментом. Не от мира сего — эти люди, приехавшие отовсюду на наш конкурс.

...Толпа нагнала скрипача уже в переулке, почти у консерватории, где мечтают учиться все, кто мечтает сыграть на «Чайнике». И по кулакам и челюстям в толпе он понял, что сейчас надо делать: защищать скрипку. У музыкантов-инструменталистов — это рефлекторное: если уж падаешь, надо упасть так, чтобы скрипка или виолончель была обязательно перед или над тобой, на спасительно вытянутой руке...

9 июня скрипач свою скрипку отстоял, в последний момент развернув тело так, чтобы оно спасло инструмент... Но удар пришелся самому Си Ченю в плечо. И он побежал что есть силы. Одному — против дюжего, накачанного пивом десятка безмозглых тел, к тому же напавших из-за спины, – ну никак... У скрипача не тот уровень физической подготовки: каждый день у него уходит столько же часов на то, чтобы пальцы все быстрее и точнее бегали по грифу, сколько у «тел» — на «качалку»...

Что было дальше? 9 июня — приемный покой столичной травматологии. И 14 июня Си Чень выглядел совершенно счастливым.

— Повезло... Так повезло... – Видимо, именно это он пытался высказать, не зная никаких других языков, кроме скрипичного и китайского. – Я буду играть последним, жюри решило...

Оргкомитет конкурса Чайковского, дабы Си Чень имел время восстановиться и морально, и физически после встречи с нашими «футбольными» недоделками, постановил: его выход на сцену будет заключительным, после всех соперников-скрипачей.

— Большей удачи не бывает, – сказал Си Чень.

Вокруг ходили другие «чайники»-2002 и люто завидовали Си Ченю. Явно забыв, почему он, собственно, теперь последний. Главное, что «повезло»: нет более ценного счастливого билета для музыканта-конкурсанта, как играть финальным номером.

В консерваторских курилках, в перерывах между конкурсными прослушиваниями, где задумчиво дымят студенты и студентки Московской консерватории, они обсуждали это событие примерно так, отвечая на мой вопрос, что бы сейчас делали они, окажись на месте Си Ченя: «Что? Если бы не побили – все равно сказали бы, что побили... Сами бы себе плечо расцарапали... Ради последнего номера. «Чайник» бывает раз в жизни, и если в руки плывет такая удача, значит, ты – везунчик...»

«Удача? Везунчик? Китайца могли убить, приняв за японца!..» — вставила я свое.

И консерваторские многозначительно замолкли – «вам не понять, вы не любили» — этот клан носителей тайны, ради которой можно... «Ради музыки можно все», – подвел черту взлохмаченный парень с трагически-темными глазами непонятого гения.

И двинулся прочь, бросая уже на ходу: «И — умереть. В том числе. Кто со мной на Арбат?»

«Он виолончелист. Не прошел на второй тур», — проронили, как над трупом, остальные.

Мы вместе пошли «на Арбат». Там, в новом столичном концертном зале имени Павла Слободкина, с утра соревновались во втором туре «чайники»-виолончелисты. Перевалило за 11 часов 14 июня. С Манежной, которая совсем поблизости, опять долетали звуки большой заведенной толпы – шла публичная трансляция матча над Москвой. На сей раз Россия – Бельгия. И, как нарочно, именно на эти часы выпал жребий играть единственному на конкурсе подданному Его Величества Королевы Бельгийской.

«А вдруг наши проиграют и надо будет бельгийца выводить дворами, – говорили, шагая по Москве, консерваторские мальчики и девочки. — Мы это сделаем».

...Бельгиец, при ближайшем рассмотрении оказавшийся «нашим» по имени Александр Храмушин, уже несколько лет как переехавшим с родителями-скрипачами из Минска в Бельгию, играл блестяще. Его Шостакович язвительно ерничал и едко ухмылялся, Брамс трагически воспарял, а Чайковский впадал в тихую вечнорусскую печаль.

И? В зале — ни одного подростка с лицом дегенерата. Другие контуры, иные абрисы...

— Футбол?.. – переспросил Александр, в бледной задумчивости вернувшись в артистическую со сцены. – Да, знаю, чемпионат мира сейчас. Но... У меня – очень интересная конкурсная программа, я о ней думаю. Я приехал играть. Но, действительно, вы правы, футбол... Я люблю красивую игру и там.

— Боялись фанатов?

— Кого-кого?..

— Разъяренных фанатов? Вдруг бы они пошли по Москве бельгийцев бить?

Смотрит с сожалением:

— Я боялся неудачно сыграть.

— И как вы сами оцениваете свое выступление на конкурсе?

— Я его не помню. Сцена – это особое состояние. Другая жизнь.

О ценностях окружающего нас мира: с утра до вечера по телеящику – кадры погрома 9 июня и потоки-океаны слов, почему наша «шпана» такая агрессивная. И лишь изредка, коротким пробегом – новости с «Чайника». О том, как «шпана» побила «японцев»-музыкантов, оказавшихся китайцами и корейцами. Потому что в паспорта не смотрела.

И ни слова – об успехе бельгийца Храмушина. Ни слова — о «другой жизни».