Первые дни конкурсной программы XXIV ММКФ не очень-то вдохновляют

«В

оскресение» братьев Тавиани: с барином Нехлюдовым здороваются замученные непосильным трудом крестьяне. Они снимают шапки, низко кланяются до земли и ласково произносят: «Бонжорно»...

В

се началось с картины чеха Дана Сватека «Проклятые». Проклятые – молодые европейцы, в силу обстоятельств ставшие наркокурьерами в одной из азиатских стран. Юный Патрик пойман в аэропорту одной из столиц Южной Азии с четырьмя килограммами героина. Тюремные сцены нечеловеческой жестокости перемежаются с легкомысленными видеокадрами путешествия по экзотической Азии. Пленка может стать одним из свидетельств невиновности. Впрочем, вопрос о вине героя весьма запутан. И при всем правдоподобии «картинки» фильм не выглядит открытием. Он вторичен, эмоционально холоден.

Потом все и вовсе пошло кувырком. То есть в прямом смысле в дебютном фильме «Все кувырком» датского режиссера Хейллы Йоофе. Хейлла — известная в Дании актриса, и в жизни у нее, видимо, впрямь все запутано. Иначе к чему ей так мучить своих героев. Представьте. Он (талантливый и молодой) любит …его, «так искренно, так нежно», что даже готов жениться (закон не запрещает). Но влюбляется с первого взгляда в девушку. А она «другому отдана». Другой, ко всем его недостаткам, — еще и брат героя. В общем, живется им непросто, и хочется поскорее их со всеми своими многофигурными любовными композициями и проблемами оставить. Как-нибудь разберутся.

Наиболее осмысленным художественным высказыванием стала иранская картина «Зов земли». Вахид Мусаян (режиссер и сценарист) рассказывает совсем простую историю. Как девушка из забытой Богом деревни вопреки воле родных посмела отказаться идти замуж за богатого старика и влюбиться в нищего пастуха. Как и в других иранских фильмах, здесь экзотический для глаза европейца быт поднимается на вершину бытия. Градус чувственности в этой целомудренной картине выше многих откровенно эротичных лент. «Даже пятьдесят революций, — неустанно повторяет иранский киноклассик Мохсен Махмалбаф, — не изменят иранскую культуру».

При всей новизне и неугасаемой моде на иранскую скромную этнографию российский зритель не может не испытывать мук дежа вю. Где? Когда? Да лет тридцать—сорок назад в нашем среднеазиатском кино, вписанном в советское кинопространство и пережившем свою оттепель. И при всем уважении к Вахиду Мусаяну вспоминаешь Океева, Шамшиева, Хамраева и, конечно же, «Первого учителя» Кончаловского (фильм середины 1960-х). Кстати, сам режиссер признался в том, что одно из самых его ярких кинематографических впечатлений — фильм Ларисы Шепитько «Восхождение».

На пресс-конференции критики все время расспрашивали Мусаяна о символах. Мол, что в финальном эпизоде означает огонь, у которого сидят возлюбленные, ждущие кары, лицом к лицу, как на старинной фреске? Или героиня перед последним свиданием надевает украшения... Они – знак свадьбы или погребения?

Из скромняги Вахида неугомонные киноведы старались вытянуть наследника Параджанова.

Вахид же обстоятельно отвечал: украшения? Да они такие и есть в каждом селе. Огонь? Не видели? Снег же кругом, холодно.

Выяснилось, что Вахид мало думал о поэзии и метафорах. Но чуть ли не каждый иранский режиссер от природы обладает философским образным темпераментом. И лишь отражает напитанную поэзией жизнь. А проза реальности расцветает в точном кадре всем поэтическим многоцветьем.

Ждали фильма «Воскресение»: Толстой экранизован классиками итальянского кино, братьями Тавиани. Паоло и Витторио Тавиани – режиссеры-интеллектуалы, воссоединившие в своих эпических полотнах классику, ее традиции с кинематографическим современным языком. (Особенно это касается работы со звуком. Здесь режиссерам и сегодня почти нет равных в мире.)

Тавиани – давние поклонники Толстого. Двенадцать лет назад они создали фильм по мотивам «Отца Сергия». (Раньше они переносили русскую классику на итальянскую почву, и претензий у российских критиков к ним практически не было.)

«Воскресение» — подробное, сверхуважительное кинопрочтение романа. Как ни опасалась российская публика, кинопроизведение весьма серьезное, обстоятельное (фильм идет более трех часов) и любовно сотворенное. Стоит отметить особо: почти без традиционной «клюквы». «Почти», потому что и сарафанов нарядных многовато, и некоторые крестьяне в украинские расшитые рубахи упакованы, и среди петербургских куполов вдруг да замаячит крыша в реставрационных лесах, и массовка выглядит по-театральному. (Как выяснилось на пресс-конференции, костюмы приобретались здесь, в наших театральных мастерских.) Особенно забавно слышать, как с барином Нехлюдовым здороваются замученные непосильным трудом крестьяне. Они снимают шапки, низко кланяются до земли и ласково произносят: «Бонжорно».

Философская, христианская проблематика романа едва маячит где-то на заднике фильма. Впереди, крупно: любовная история Катюши Масловой и Нехлюдова. И еще – лицемерие и лживость великосветского общества, плетущего вокруг жертвенной пары паутину своих интриг. Как всегда, хороша, иронична и многозначительна Марина Влади в роли любимой тетушки Нехлюдова. Тимоти Пич в роли самого князя Дмитрия, на мой взгляд, слишком холоден. Его героя не разрывают страсти и противоречия. Он практически не играет важную для Толстого тему – путь нравственного очищения героя. Нехлюдов Пича, совершивший в юности грех, совершенно по-католически старается последовательно его исправить.

Стефания Рокка — довольно известная в мире актриса. Вряд ли ее суховатая, хотя и не лишенная обаяния внешность, тонкие губы, острые черты рифмуются с образом Катюши Масловой (особенно — юной, отчаянно бегущей сквозь мокрую русскую ночь к железной дороге).

Впервые Россию Стефания посетила во время съемок фильма в Санкт-Петербурге. Но русской культурой, и особенно системой Станиславского, актриса, снимавшаяся у таких режиссеров, как Тыквер, Мингела, Кеннет Брэна, интересовалась давно.

Стефания РОККА: Когда мы приехали в Санкт-Петербург, я много разговаривала с женщинами, чтобы лучше понять русских. Я также разговаривала с проститутками — они рассказывали мне о своей жизни. Таким образом, я приближалась к персонажу. Мы выстраивали характер моей героини вместе с режиссерами кропотливо, по частям.

— Как вам показалось, нынешние русские похожи на героев романа?

— Да, очень похожи. Хотя и времена, и люди изменились. Но, общаясь с этими отверженными женщинами, я увидела, в каких ужасающих условиях они живут, что толкает их в бездну. И в моей героине тоже появилось что-то современное...

Хотя путь погружения в образ у Стефании Рокка был довольно специфичным, картина у Тавиани получилась добротной, с печатью настоящей профессиональной культуры. И все же, что ни говорят ярые сторонники фильма, видно, что сделан он по заказу телевидения. Добротность его временами напоминает оперу. И музыка Никола Пьовани явно отсылает зрителя к темам и развернутым «тутти» Беллини, Пуччини, Верди. Временами кажется, что выстроенная в остроге аккуратная массовка взята напрокат из хора Большого театра. И теперь с трудом сдерживается, чтобы не запеть.

Но картина, по задаче популяризаторская, подобно многим европейским проектам последнего времени, служит благородному делу просвещения и единения Европы. Поэтому и съемочная группа столь разноязыка и многонациональна. И заказное «Воскресение» будет транслироваться чуть ли не во всех европейских странах.

Значит, школьники очень подробно «просмотрят» роман.

Глядишь, и наш какой телеканал по сей причине Толстого купит. Европейцы же мы в конце концов?