Золотой человеческий фонд покинул Санкт-Петербург. Что осталось накануне 300-летия города на Неве?

У

питерских властей возникла серьезная проблема: нельзя приватизировать белые ночи. Не получается. Их не разрежешь на куски, не продашь ни оптом, ни в розницу. Белые ночи не поддаются даже ваучерной приватизации, идея которой, как известно, пришла к нам именно с невских берегов. Это не очень укладывается в нынешние экономические теории, излагаемые с кафедр местного университета имени ВВП России; это напрочь противоречит повседневной чиновничьей практике, но факт налицо: белые ночи принадлежат всем, причем в равной мере. Выпускникам школ, пугающим бодрыми половозрелыми воплями, казалось, уже ко всему привыкших сфинксов на зябкой ночной набережной; бомжам, стряхивающим предутренний похмельный сон на ступеньках Московского вокзала; випам с очередной международной тусовки, рассеянно наблюдающим сквозь тонированные стекла Гранд-отеля, как одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса.

Однако, как известно, не продается вдохновение, но зато можно продать все остальное, и с немалой выгодой. В Питере белые ночи — и все городские гостиницы переполнены, и администраторы с видимым ностальгическим кайфом повторяют полузабытое советское: «Мест нет и не будет».

Впрочем, не только в гостиницах нет мест. Нет привычных памятных мест Санкт-Петербурга, нет его всем с детства известных исторических и архитектурных памятников. Ошалелые туристы рыщут повсюду, листая карты и путеводители, в поисках Адмиралтейской иглы, Медного всадника, Петропавловки, Александрийского столпа и прочих хрестоматийных радостей Северной Пальмиры. И не находят. Исчезли из виду буквально все экскурсионные топ-объекты: Главный штаб, Исакий, Биржа, Мариинка и всяческие дворцы Белосельских-Белозерских. И даже у русского царя в чертогах нет палаты, поскольку галерея героев 1812 года забита фанерой. Все нынче в ремонте, на реставрации и реконструкции, надежно спрятано от досужего взора густой маскировочной сеткой и строительными лесами.

Обещают, что к будущей весне, к круглому питерскому юбилею, барокко с рококо вновь явятся миру во всей первозданной красе, а пока что фасады целиком завешаны рекламой всяческих самсунгов и адидасов. Кроссовки длиною в полквартала Невского и высотой с пятиэтажный дворец давят своей уверенной поступью и мощью куда сильнее свежеокрашенного Михайловского замка, который, кстати, сменил свой привычный темно-кровавый павловский колер на веселый рыжевато-желтый. Этакий ситчик набивной в нынешнем губернаторском вкусе.

Впрочем, по заведенной князем Потемкиным для одноименных деревень традиции красят и чистят только фасады и только на тех магистралях, где могут проехать сами знаете кто. Сверните с того же Невского в любую достоевскую подворотню — и хрестоматийные питерские проходные дворы, мрачные подъезды встретят все той же обшарпанностью, грязью, разбитыми окнами и фонарями.

Кстати, о Достоевском. В квартале возле Сенной, известном всем школярам по «Преступлению и наказанию», приведен в полный образцовый порядок только один дом. Разумеется, дом Родиона Раскольникова. Видимо, чтобы не ударить в грязь лицом перед съезжающимися сюда со всего мира поклонниками классика. А вокруг дома разбили цветники и газоны в аглицком духе, поставили прелестные фонари и скамейки. И стоят среди всего этого торжествующего евроремонта японцы и прочие шведы в полном недоумении: и чего еще надо было этому Раскольникову, проживавшему в лучшем доме на всю округу? Зачем только старушку пришил? Наверное, с жиру бесился. В общем, диагноз известен — загадочная русская душа.

А вообще-то нынешний Петербург — мегаполис как мегаполис. Потанин со Швыдким преподносят Эрмитажу «Черный квадрат». Витя Ерофеев средь белой ночи встречается с полусонными читателями в книжном все на том же Невском. А на Фонтанке опять украли «Чижика-пыжика». Может, к юбилею вернут? В Ледовом дворце — книжная ярмарка, во Дворце пионеров — выставка восковых фигур. Милиция охраняет покой сомнамбулических белоночных туристов, заодно понемногу сутенерствуя и обменивая баксы довольно близко к официальному курсу.

Последние минуты перед прибытием на Московский вокзал трижды сквозь вагонные окна читаешь на заборах черным по грязно-белому ту самую пресловутую надпись, которую на другой российской дороге пыталась убрать Татьяна Сапунова, за что и пострадала и награждена была орденом Мужества. Здесь — не стирают. Хотя в Питере, как известно, есть и площадь Мужества, и даже одноименная станция метро, но это, видимо, память о совсем другом времени...

На Садовой, напротив Гостиного, увидел вывеску: «Эксклюзивный магазин «Секонд-хенд». Подумал: не в этом ли ключевой гамлетовский вопрос нынешнего Питера: эксклюзив он, град Петров, или все-таки секонд-хенд?

Нет ответа.