Наш корреспондент проехал из Москвы в Европу на посольском автобусе
Н
е раз ловил себя на зависти к героям романов ХIХ века, которые путешествовали в дилижансе. Это же здорово — прочувствовать каждую версту, запечатлеть смену пейзажей, обедать в трактирах и ночевать в постоялых дворах, бросая взгляды на хорошенькую хозяйскую дочку.
Когда я решил прокатиться от Брюсселя до Москвы на поезде, друзья смотрели с удивлением. А уж когда на обратный путь выбрал посольский автобус — с сочувствием.
Собственный автобус есть в каждом представительстве России в Европе. На немногочисленных сидячих местах расположились два водителя, дипломат, журналист, дежурный комендант, жена завхоза, две четы музейных работников, везущих на выставку ценные экспонаты, и бабушка с Урала, решившая навестить дочку, зятя и внуков.
В
8.30 отъехали от метро «Багратионовская» и взяли курс на запад. Столица – в тополином пуху и утренней свежести, опрятная и приветливая.
Через полсотни километров кончилась дорожная разметка. Без предупреждений, невежливо. Потом так же неожиданно появлялась и пропадала. Дорога широкая, но все почему-то жмутся в левый ряд.
Шофер автобуса, отвыкший за годы загранки от езды по России, эмоционально делится впечатлениями от встречи с асфальтовой родиной: дороги широченные, каких в Европе нет, ну просто взлетные полосы. Но неровные и плохо размечены. На Западе разметка экономит проезжую часть, позволяет быстрее ездить. А тут, как в какой-то компьютерной игре на ловкость, постоянно перестраиваются. Чуть что — все в левый ряд, а то и на «встречку», прут на перекресток, даже если он занят. Наплевать на правила – вроде бы особый шик.
У поворота на Гагарин покупаем рыбу: вяленую, копченую, соленую и, как выяснилось, очень пересоленную. Раньше и не догадывался, что Смоленщина богата форелью, семгой, судаком, угрем и даже осетром. Рыбный рынок растянулся вдоль шоссе на сотню метров. Торговки агрессивно навязывают товар и не стесняются в выражениях, когда их продинамили, перейдя к соседкам. Непременно спрашивают, куда это мы едем. «Далеко, девушки, на Запад». «Ох, взяли бы с собой!» — вздыхают, пересчитывая зеленые долларовые бумажки, доплаченные за покупку из-за нехватки рублей.
Российско-белорусская граница незаметна, потому что практически не существует. Перед Минском дорога похожа на европейские автострады. Скорость – до 100 км в час, разделительный барьер, съезды-«бретельки» к развязкам с круговым движением.
Отель «Интурист» на проспекте Машерова в Бресте. Вспомнил, как в середине 70-х в самолете над Вьетнамом выпил рюмку-другую с живым Петром Мироновичем. Он подсел тогда к журналистам поговорить и подозвал стюардессу с тележкой напитков. Проспект широкий, прямой, парадный, без индивидуальности — в отличие от живого Машерова. Отель навеял подзабытый образ добротной советской гостиницы. Два малых полотенца в душе при отсутствии банного и ножного, антикварный телевизор отечественного производства, дежурная по этажу, которой надо «сдавать номер». В буфете — похожая на Гурченко из «Вокзала для двоих» худощавая молодящаяся официантка с выжженной пергидролем шевелюрой и в мини-юбке на грани фола.
Первая настоящая граница – пропускной пункт «Варшавский мост» на выезде из Бреста. Тридцать лет назад, когда я увидел здесь первую в своей жизни границу, она произвела глубочайшее впечатление обилием колючей проволоки, вооруженных пограничников, безупречно ровной контрольно-следовой полосой и прочими признаками непроницаемости. Людей, пересекавших ее, было не так много, и обладатели загранпаспортов выглядели в глазах рядовых советских граждан чуть ли не небожителями. Сегодня солидности и торжественности как-то меньше, а народа, пересекающего ее, значительно больше.
Утром очередь небольшая, но и ее объезжаем, пользуясь дипломатическим номерным знаком. Пассажиры туристических автобусов в лучших по случаю выезда за границу «прикидах», потягиваясь и зевая, разминают затекшие ноги, пока девицы-гиды с толстыми стопками паспортов нервно курят в ожидании контроля. Кто-то на дорогом джипе с московским номером тащит на прицепе белоснежную яхту. Поди, на Лазурный берег.
Орел на кокарде польского офицера – одноглавый. На гербе он смотрит в западную сторону. «Дивчина» в хаки, провокационно обтягивающем полную грудь и круглые ягодицы, привычным жестом забирает талон – и мы в Польше. Встречная очередь едущих на восток вытянулась на километр, если не больше. Солнце уже разогревает металл. Томительное ожидание, открытые двери, мокрые от пота майки, шорты. На прицепных платформах везут пустые кузова иномарок, битые автомобили. Мелкий бизнес перегонщиков продолжает бросать вызов российскому автомобилестроению.
Дорожные указатели и разметка сразу приобретают европейский вид. Надписи по-русски соревнуются с польскими: «стройматериалы», «качественные краски», «мебель оптом и в розницу», магазин «Наташа». В лавках при бензоколонках продавцы поголовно говорят по-русски, сноровисто пересчитывая цены в злотых на доллары и евро. Вступление Польши в НАТО не прорыло пропасти между нами. Скорее наоборот: у поляков ослаб «русский синдром».
Граница – это еще и средство существования. Когда я ехал на поезде из России в Европу, запыхавшаяся девчонка-проводница из польского вагона пробежала по нашему, всучив некурящим пассажирам на время досмотра по разрешенному на один паспорт блоку сигарет, чтобы потом так же быстро собрать их в тот же мешок. Перед германской границей с аналогичной просьбой обратился московский проводник. На станции Брест наш поезд встал рядом с местным. В окне вагона две солидных женщины, без предрассудков задрав юбки, деловито выгружали из сиреневых панталонов какие-то полиэтиленовые мешочки. Десятки штук. Что в них было: деньги, золотой песок, героин, семена укропа? Дамы светились чувством глубокого удовлетворения в связи с очередным удачным прохождением таможни.
Автодорожный отсчет Польши идет не с востока и не от центра, а с запада.
Издевкой над военным противостоянием Восток—Запад выглядит старый советский БТР как фон для рекламы «крыши, окна, двери». Чем дальше на запад, тем меньше русских надписей про колбасу и стройматериалы, но остаются про мойки машин. В Европу неприлично приезжать грязным.
Мотель «Выязд Хоробрый» в трех десятках километров перед Германией радует европейским комфортом и еще польскими ценами. Двухкомнатный номер с деревянным амбьянсом, ослепительным кафелем и достаточным комплектом полотенец обходится в 28 евро. А в ресторане у пруда, стилизованном под охотничий домик с чучелами зверей и птиц по стенам, за 12 евро — полный ужин с «фляками» (супом из рубца), «голонкой» (разваренной свиной коленкой) и большим пивом. Приветливые и по-деревенски тихие паночки-официантки искренне радуются чаевым.
Исследование окрестностей показало, что приличные дома — только вдоль международной автотрассы. А дальше в деревне, как и в российской глубинке: разбухшие от дождя тропы, дикие заросли крапивы, лебеды и прочих нестриженых сорняков, неровные заборы, ржавые аналоги «Запорожцев», вонючая канава, обозначенная потом на дороге как «река», стайки тусующихся подростков с цыпками на ногах.
Цивилизованная страна отличается от иной не только блистательными строениями и даже не только ВВП в расчете на душу. Западную Европу от Восточной отличает не наличие богатства, а отсутствие бедности. Для достойной жизни пригодны и столица-мегаполис, и провинциальный городок, и крохотная деревня.
Последняя в Польше станция техобслуживания для крупного транспорта, где мы остановились долить тормозной жидкости, — настоящий перекресток Европы и Азии, забывших про «железный занавес». Польский техник с мобильником на поясе бегло отвечает нам по-русски, потом о чем-то спорит с шофером автобуса из Манчестера. На припаркованной рядом фуре компании «Евроазиатский экспресс» крупно написаны номера ее телефонов в германском Бохуме и казахской Алма-Ате, нарисованы маршруты до Новосибирска, Ташкента, Улан-Батора и даже китайского Урумчи. Другой автопоезд с русскими водителями и желто-блакитным флагом зарегистрирован в Ильичевске.
Граница между ЕС и пока еще не ЕС солиднее, чем между НАТО и не НАТО. О приближении границы предупреждает хвост фур, протянувшийся на километры. Пограничники проверяют не только наличие паспортов, но и шенгенских виз или видов на жительство. Ведь больше проверок не будет. Поезжай хоть до Гибралтара. Поляки не очень усердствуют, полагаясь на строгую педантичность немцев.
Первая остановка — под Берлином. И 30 лет назад в ГДР в плане быта и общественной гигиены было неплохо. И сейчас в этом комплексе дорожного сервиса, наследнике ямских станций ХIХ века, Восточная Германия не сильно отличается от Западной. Чистота туалетов, отсутствие матерных слов на стенах и мусора в придорожной зеленке — критерии отличия Европы от не Европы. Согласен, и в Брюсселе есть эти самые слова и мусор, но такое надо поискать.
Около Магдебурга очень много стройных белых мачт с футуристическими трехлопастными ветряками. Символ чистой, или нетрадиционной энергетики. На Западе таких ветряков все больше. Они и на морских дамбах Голландии, и в сухой степи донкихотовской Ламанчи. Евросоюз борется за уменьшение энергетической зависимости и чистоту атмосферы.
Лаппвальд еще недавно был КПП на границе ГДР и ФРГ — на рубеже двух миров. Бывшая официальная лазейка под «железным занавесом» перестроена в большую, но заурядную автодорожную станцию на административной границе Саксонии-Анхальт и Нижней Саксонии. Похожая станция в Брауншвейге, уже в Западной Германии, имеет при себе еще и рынок подержанных машин. Покупатель приезжает в основном из Восточной Европы. Даже туалет здесь русскоязычный. Его работу обеспечивают высокий молодой мужик среднеазиатского вида и женщина-блондинка, которые сразу прерывают наши попытки по-немецки прояснить вопрос оплаты.
Начиная с Германии все однообразно: везде вокруг — Западная Европа, уж очень одинаковая при взгляде с автострады. Автострада (Autobahn, motorway, autoroute, autopista – неважно, как она называется на разных европейских языках) не имеет национальности. Она стандартна, безлика, рациональна, общепонятна. Бензин – евро за литр с незначительными вариациями. При бензоколонке — магазин, мотель, банкомат, ресторан со стерильным и благоухающим сортиром и даже душем. Везде в ходу одинаковые евро. У монеток — одна сторона «национальная», но это волнует только нумизматов.
В свете фар мелькнул на обочине синий квадрат с двенадцатью желтыми звездами Евросоюза и надписью Belgie. Такими квадратами обозначены на дорогах границы между государствами ЕС. Информационный дорожный знак, который, даже не притормаживая, следует лишь принять к сведению.
Впрочем, вечером границу Бельгии трудно пропустить: это единственная в Европе страна, где все автострады освещены, из-за чего ее легко узнать даже из космоса. До Брюсселя едем в прорезающем темноту ярко-желтом галогеновом коридоре... Линию рубежа между Западом и Востоком я так и не углядел.
Москва—Брюссель
