Отношения «новых дачников» с «коренным населением» напоминают обращение колонизаторов с абори-генами
В
середине семидесятых, когда я еще училась в школе, я прочитала заметку в «Литературной газете» о том, что состоятельные парижане предпочитают жить не в столице, а за городом и ездить на работу на машине. Помню, меня это удивило. Какой интерес жить за городом? Мы-то точно знали, что продукты, а также удобства есть только в Москве. Представить себе, что под Парижем имеются такие же магазины, как и в Париже, а в доме этого француза, который не хочет жить в столице, есть горячая вода, было трудно. Впрочем, в заметке говорилось, что делается все это не от хорошей жизни — большой город грязен и загазован. Но вот и Москва уже почти непригодна для жилья, и москвичи тоже стремятся прочь...
В
Подмосковье пришел капитал. Богатые и очень богатые предпочитают находиться здесь постоянно. Соответственно меняется инфраструктура. За те пятнадцать лет, что я езжу на дачу, столько всего изменилось, что, кажется, приезжаешь уже в другую страну.
В одном поселке, расположенном по дороге на нашу дачу, построили роскошный супермаркет. Одни говорят, что это (равно как и другие признаки благоустройства) — результат стараний их земляка, который якобы получил в Америке огромное наследство и теперь все деньги вкладывает в развитие родного села. Другие — что никакого наследства он не получал, а просто местный авторитет.
Местные вообще охотно просвещают москвичей насчет подмосковных дел. Бензоколонки различных фирм контролируются, оказывается, разными бандитскими структурами. «Или администрацией, что, в сущности, одно и то же», — добавляют здешние жители.
Бандиты, чиновники, новые русские — все тратят здесь свои деньги. Появляются рестораны, клубы, мотели, ремонтируются дороги, и подмосковный пейзаж местами начинает напоминать Западную Европу.
Полгода назад в нашем районе открылось «радио-такси». Я заинтересовалась новой услугой. Поездка в Москву у них стоит триста рублей — любая московская фирма возьмет как минимум в два раза дороже. Однако «радиотакси» оказалось какой-то убогой конторой. Во-первых, там не знают, что такое время. Вызываешь такси на три, оно приезжает в пять, и никого это не смущает. Во-вторых, это даже не такси в строгом смысле слова, а просто автолюбители со своими машинами. Машины никто не проверяет, и они часто находятся в полуаварийном состоянии. Один раз у шофера отказали тормоза, и мы чудом остались живы. В-третьих, организация удивительно бестолковая. Если у некоторых водителей и есть мобильный телефон, то диспетчер, как правило, не знает номера. В итоге связаться с водителем нельзя. После нескольких попыток воспользоваться «радиотакси», я перешла на проверенный способ: голосовать.
В Подмосковье жизнь дешевле, дешевле и услуги. Многие богатые люди настолько прочно обосновались за городом, что даже отдают своих детей в сельские детские сады. Здесь содержание ребенка в месяц стоит около 300 рублей (в Москве может доходить и до 7,5 тысяч). Приток «новых детей» благоприятно отражается и на этих садах — родители дают деньги, покупают игрушки...
В этом году все провайдеры мобильной связи вели свою рекламную кампанию, постоянно апеллируя к дачникам. У них и тарифы для Подмосковья особые, и связь за пределами Москвы «исключительно надежная». Распространяется и интернет. На крыше дачного дома, построенного посредине довольно бедной деревни, я обнаружила странную конструкцию, назначение которой мне объяснил только специалист. Это была «тарелка» для прямой связи с интернетом через спутник. Такие стоят на крупных научных центрах. Телефонная линия всегда свободна, даже прокладывать кабель не надо, только ставить такую тарелку на один дом в Европе не станет даже очень богатый человек — излишняя роскошь. Другое дело у нас — телефон и в Москве барахлит, кабель тянуть хлопотно и неизвестно откуда. Так что сразу — спутниковую тарелку.
Благодаря экономическому подъему местным жителям тоже что-то достается. Но люди зарабатывают деньги не там, где раньше. В основном они работают прислугой в широком смысле слова. Многие ходят убираться к состоятельным соседям, гуляют с их детьми, моют машины. Кому-то повезло, и они нашли работу в сфере обслуживания.
И все же о подъеме деревни говорить не приходится.
Скот порезан где наполовину, а где и на три четверти. Хотя по закону нельзя продавать сельхозугодья под дачные участки, это постоянно делают, находя юридические лазейки: был бы богатый покупатель. Неудивительно, что в деревнях многие боятся окончательной приватизации земли. При том, что земля под дачи стоит во много раз дороже сельскохозяйственной, выращивать урожай скоро будет негде. Если в один прекрасный день выяснится, что крестьянским трудом опять можно зарабатывать, возвращаться будет уже некуда. Сельская экономика разлагается — возникает какая-то новая, пригородная, основанная на услугах и строительстве... Деревня становится придатком к дачам.
Многие местные жители работают в Москве. По утрам и богатые, и бедные отправляются на работу. Одни в западных машинах, другие — в переполненных автобусах и электричках. Впрочем, автобусы теперь тоже иностранные — в основном подержанные немецкие.
Наша дача строилась в середине 80-х как «творческие мастерские» для писателей. Предполагалось, что писатели смогут в уединении сочинять и одновременно дышать воздухом. Однако у членов их семей были свои планы. Дачи рассматривались прежде всего как место, где можно жить с детьми. Начались склоки. Поборники тишины печатали на машинке письма и расклеивали их на домах. До сих пор помню одну фразу: «Прошел год с тех пор, как дачи заселились, но до сих пор не смолкают шум дрели и стук топоров». Речь шла о тех, кто занимался благоустройством своей квартиры, — что неудивительно, поскольку сданы они были в плохом состоянии. Жаловались также и на то, что под окнами кричат дети. Грозились «принимать меры», «выселять». Писатели вообще любят друг друга. Шли годы. Контингент дачного населения менялся — одни уехали, другие умерли, кто-то дачу сдал, а кто-то продал. На территории писательского поселка появились новые люди. На мастеров пера они смотрели как на пустое место. Они были не «новыми русскими» — те строили себе особняки, — но все же людьми состоятельными и хозяйственными. Писатели махнули на все рукой. Ремонт стал постоянным явлением, и упрекать кого-то за шум дрели было уже невозможно. Дети и внуки свободно бегают по территории и кричат — редко-редко какой-нибудь уцелевший писатель с недовольным видом высунется из окна. Здесь уже почти не пишут. А недавно совсем рядом с писательскими дачами вырос целый городок — говорят, особняки здесь стоят около миллиона долларов. Новые жильцы отгородились от нас мощной стеной — впрочем, на их территорию посторонние и не заходят — так и кажется, что вот-вот залают собаки или откроют очередь пулеметчики. Видимо, обитатели этих домов считают писателей да и сомнительный средний класс ненадежным соседством.
А уж отношения «новых дачников» с «коренным населением» и вовсе напоминают обращение колонизаторов с аборигенами. В ближайшей к нам деревне живет знакомая мне семья. Живут они в бараке — длинном одноэтажном многоквартирном сооружении. Из удобств — только холодная вода. Туалет во дворе. Состояние дома — ужасное. Никаких возможностей и перспектив улучшить свое жилье нет. Молодая женщина, мать маленькой девочки, живущая без мужа, — он после появления ребенка запил и ничем не помогает — устроилась в прачечную при элитном доме отдыха. Работа тяжелая. Не бог весть как оплачиваемая, однако потерять ее ничего не стоит. Могут выгнать в любой момент за лишнее слово или неуместный вопрос, благо желающих устроиться на это место полно. А недавно я услышала от нее историю, напомнившую мне рассказы об ужасах капитализма, которые нам читали в младших классах. Одна из обитательниц дома отдыха сдала в прачечную рубашку. После стирки на ней появился белесый налет. Хозяйка рубашки заявила, что вещь обошлась ей в 400 долларов, и потребовала у провинившейся прачки вернуть деньги. Женщина, получающая около двух тысяч рублей в месяц, никогда не видела такой суммы. Пришлось скидываться всем коллективом. После того как хозяйке рубашки вернули деньги, ту женщину все равно уволили.
