СюжетыОбщество

У КАЖДОЙ НАЦИИ СВОЙ ОТЕЦ, СВОИ ПРИНЦЫ И СВОИ НИЩИЕ

Этот материал вышел в номере № 70 от 23 Сентября 2002 г.
Читать
Новинки семейного кино наступившего сезона Мальчишки и девчонки, а также их родители еще недавно с большим трудом могли найти в киноафише фильм, отвечающий многоцелевым семейным интересам. Чтобы не заснул папа, не ужаснулась мама, не...

Новинки семейного кино наступившего сезона

М

альчишки и девчонки, а также их родители еще недавно с большим трудом могли найти в киноафише фильм, отвечающий многоцелевым семейным интересам. Чтобы не заснул папа, не ужаснулась мама, не покраснели оба, испытывая неловкость перед своим чадом за невозможные откровенности и смакование насилия.

И вот осенний ветер в качестве привета от Мэри Поппинс принес нам осеннюю киноафишу, в которой рядом с привычным жестким «хэви» блокбастеров пестрят буколические картины с титром: «Для семейного показа». Оказывается, даже в этой уютной нише свое разнообразное меню: жанры могут простираться в диапазоне от ненавязчивой комедии до приключенческого экшна.

Глава первая. Семейное кино по-английски

Я бы предложила этот фильм родителям с детьми примерно от 5 до 12 лет.

Место действия — недавно отреставрированный кинотеатр «Победа». В фойе – шум и гам, словно на школьной перемене. Вырвавшиеся из стен классов и не сопровождаемые бдительными родителями, дети мгновенно превратились в бесчисленных отвязных детишек папаши Дорсета. Для пущей радости им на премьерный показ привели медведей с собачками. В центре импровизированного помоста веселится клоун. Кстати говоря, в костюме клоуна трудится менеджер кинотеатра по работе с районными школами. (Раньше подобных «спецов» скучно именовали методистами, но их обширные связи с учебными заведениями были продуманными и налаженными.)

Вот фильм начинается, и под воздействием страшных угроз педагогов («Шестой «Б», еще одно замечание — и вас выведут!») в зале воцаряется относительная тишина.

«Том и Томас» — очередная версия вечного сюжета о «Принце и нищем». Разлученные при рождении близнецы все время почти физически ощущают присутствие друг друга в огромном мире. Если бьют одного, то боль непременно испытывает и брат, если хохочет другой, то первый начинает беспричинно улыбаться. Пересказывать перипетии этой несложной рождественской истории не имеет смысла. Стоит заметить лишь, что фильм на редкость умело, хотя и рискованно, балансирует на проволоке нетривиального кино для детей. Значит это, что при отсутствии запретных сцен и действий пружина действия держит зал в напряжении.

А то, что взрослый мир здесь поделен строго на отъявленных негодяев и прекраснодушных храбрецов, то ведь и в глазах ребенка примерно так все и выглядит. Для режиссера Эсме Ламмерс это — принципиальный момент. В отличие от голливудского детского кино герои фильма выглядят не уменьшенными в размере взрослыми, а настоящими детьми. Героям девять лет. По мнению авторов, именно в этом возрасте ребенок переживает испытания взросления. Однажды ты начинаешь понимать, что Санта-Клауса нет. И чтобы избавиться от настигшего тебя одиночества, придумываешь себе брата-близнеца. Забавно, что в роли любящего отца вполне убедительно выступил Шон Бин, прославившийся в ролях преступников и террористов («Игры патриотов», «Золотой глаз»).

Киноистория на фоне заснеженного рождественского Лондона завершается совершенно, как утренник, – бурными аплодисментами. Жаль, режиссера не было в зале. Ей бы такой восторженный прием понравился, она вышла бы на поклон и, подобно тетушке Полли, сквозь пальцы смотрела бы на совершенно расшатанную к началу нового века дисциплину в рядах юных зрителей.

Глава вторая. Семейное кино по-гречески

Рекомендован школьникам старших классов, а также их родителям.

Кстати, один из залов мультиплекса «Формула кино» предполагается сделать постоянным адресом семейного фильма. И если утром там покажут «Тома и Томаса», то ближе к вечеру – самое время для «Моей большой греческой свадьбы». Темперамент у этого кино южный. Много крика, танцев (танцуем, естественно, сиртаки), еды (в меню: мусака и баранина) и анисовой водки (пьем узо).

Жизнь некрасивой тридцатилетней Тулы заранее предопределена семейными традициями. «Хорошая греческая девушка должна сделать в жизни три вещи: выйти замуж за греческого юношу, родить греческого ребенка и кормить всех до конца жизни». То, что девушка перезрелая и некрасивая, – не вопрос. Мало ли греков в обширной чикагской диаспоре, в случае необходимости можно отправить «невесту» и на родину. Внезапная влюбленность Тулы в красавца-негрека (то, что он американец, не имеет значения. Для отца Тулы существуют лишь греки и… остальные, мечтающие стать греками) воспринята семьей как катастрофа.

Смогут ли понять друг друга жители разных планет? Да, живя в одной стране, городе, они друг друга в упор не видят. Пресные, скучные, напоминающие пересушенные тосты американцы — и вот эти пышные, рыдающие и хохочущие одновременно, исторгающие проклятия и восторги греки. Колючий бесцветный твид и бирюзово-розовый шифон с пеной бантов и золотой каймой? Штиль и буря в одном семейном стакане?

С самого детства смуглая очкастая девочка с волосами на лице ощущала себя другой рядом с одноклассницами — «опрятными блондинками». Оттого и сидела за отдельным обеденным столом в школе. И вся семья ее культивировала это понятие — другие.

Их семейный дом в Чикаго очень напоминает Парфенон, только не траченный временем, а приснившийся истинному греку. Украшенный фонтанами, позолоченными скульптурами, разноцветными клумбами. Внутри Парфенон убран хрустальными люстрами, украшен коврами, торшерами в виде виноградных лоз и ампирной мебелью. Излишество во всем. В одежде, весе, количестве родственников. У героини, к примеру, 27 двоюродных братьев и сестер. При этом они преисполнены таким жарким чувством семейственности, что готовы задушить друг друга от переизбытка чувств. По всякому поводу семья готова слететься в родовой улей, чтобы обильно любить друг друга, ссориться, есть и пить.

В этой гипертрофированной картинке много правды. Подобные национальные диаспоры произрастают в Америке, Канаде, да и Европе тоже. Их жители и в реальности предпочитают не смешиваться с «аборигенами», строго придерживаться своей религии, традиций, кухни. Порой и языка своей прародины им довольно. По существу многие из диаспор — итальянская, еврейская, китайская, мексиканская — живут самостоятельными государствами в иноязычных государствах. Браки с чужестранцами здесь в самом деле воспринимаются не менее враждебно, чем в семьях Монтекки и Капулетти.

Фильм этот, думается, полезно показывать не только в национальных гетто, но и в странах с нарушенным кровообращением. Прописывать подобное кино в качестве лекарства жителям больных стран, где национальная рознь (как в России) разрастается с каждым днем. Где на других, отличных по цвету волос, кожи, разрезу глаз, не только смотрят косо. Но и убивают. Такие вот печальные выводы напрашиваются сами собой после весьма непритязательной комедии.

И все же, при всей благожелательности, не удержусь от высказывания некоторых сомнений, рожденных также по ходу фильма. Касаются они прежде всего героини. Ниа Вардалос – исполнительница главной роли – актриса действительно хорошая, не лишенная обаяния. Выбор ее, несомненно, был продиктован тем, что сама Ниа написала пьесу, ставшую основой сценария фильма. Пьеса, с триумфом обошедшая театральные подмостки Греции, привлекла внимание и ушлых голливудских продюсеров, даже самого Тома Хэнкса.

Все это было бы прекрасно. Но представить себе, что в неловкую, полноватую, простите, косоглазую тетеньку влюбится неотразимый герой, мечта американских домохозяек, истинно голливудский красавец Джон Корбетт, практически невозможно. Да, Тула накрасит яркой помадой губы, вставит линзы, наденет темное, скрывающее полноту, обучится работе на компьютере. Что с того? Никаких экстремальных превращений зритель при всем желании не обнаружит. Тем более что на память ему тотчас же придет классическая история «Смешной девчонки», в которой некрасивая героиня Барбры Стрейзанд влюбляет в себя самого Омара Шерифа.

Там — обожженная любовью комичная, нелепая героиня преображается, светится изнутри, становится неотразимо прекрасной. Значит, и вопроса о невозможности взаимного чувства не возникает. Здесь — жениха Тулы все время подозревают в неискренности. Причем не только родственники, но и зрители. И когда в финале родители-греки дарят молодоженам ключи от нового особняка по соседству с Парфеноном, возникает закономерный вопрос: а не альфонс ли наш прекрасный принц, точно просчитавший возможные дары своих будущих любвеобильных родственничков?

Глава третья. Семейное кино по-русски

У нас все — особенное. Семейное кино, в частности. То есть по-настоящему российских семейных кинопремьер нет. При этом главным фильмом сезона (во всяком случае, по масштабу пиара, первополосных материалов) становится «Олигарх». Что же касается «семьи», то кто скажет, что имя прототипа героя фильма Бориса Березовского не ассоциируется прочно с «семьей»? И кто виноват, что у нас даже такое безобидное слово означает не «любовь и родственные связи», а лишь «власть и коррупция».

Премьера в «Пушкинском», впрочем, при всей помпезности, походила на премьеру «семейного фильма». Не было мишек с собачками, зато по лестнице кинотеатра «слона водили». На сцене ради нескольких тактов вальса из фильма был задействован камерный симфонический оркестр.

Отец русского капитализма Борис Абрамович в исполнении мужественного Владимира Машкова фантастически романтизирован даже по сравнению с главным героем романа «Большая пайка» заместителя гендиректора «ЛогоВАЗа» Дубова.

Российский олигархический киноэпос, при всей купеческой экзотике (слоны — ламы — скакуны — фейерверки — мисс России — личные корабли и самолеты), несмотря на более чем двухчасовую продолжительность, оставляет ощущение поверхностной скороговорки. Дело не в том, что крепкая режиссерская рука Павла Лунгина не сумела собрать «в кулак» многолинейную, подробно изложенную Дубовым историю рождения особенного — российского капитализма. На экране получилось, скорее, беглое видеолибретто романа.

К сожалению, эмоциональный накал истории борьбы за власть, разрушения дружеских связей, любви и предательства оказался много скромнее классических гангстерских драм Серджо Леоне, Фрэнсиса Копполы. Образ обаятельного интеллектуала, финансового магната Платона, при всей лихости и эпатажности, уступает в объеме не только цитируемому «Гражданину Кейну», но и здорово блекнет в сравнении со своими кинопрототипами: Лапшой и Майклом. Плюс сценарные нестыковки, замеченные не только въедливыми читателями романа.

Наиболее живой зрительский отклик вызывают яркие, как фотовспышки, флешбэки — сцены реминисценций в коммунистическое прошлое группы талантливых математиков-«мэнээсов», возомнивших себя миллионерами. И сделавших это! Полюбите олигарха, призывают авторы, ведь теперь это уже наше прошлое. Но ностальгической слезы никак не выжать. Слишком близко прошлое... Вот прямо здесь, на соседних синих креслах кинотеатра «Пушкинский».

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow