Владимир СИМОНОВ: Зритель должен смотреть на все «разодран-ными» глазами

В

о МХАТе имени А.П.Чехова — премьера спектакля «Имаго (Pygmalion)» — очередного эксцентричного проекта Павла Каплевича

и продюсерского центра Face Fashion. Автор пьесы — уже известный московской публике по меньшиковской «Кухне» Максим Курочкин, на этот раз переработавший «Пигмалиона» Бернарда Шоу, режиссер — Нина Чусова. Звездный актерский ансамбль с Анастасией Вертинской: это первый выход замечательной актрисы на сцену после тринадцатилетнего перерыва. За несколько дней до московской премьеры (чуть раньше «Имаго» отыграли в Питере) Владимир СИМОНОВ, играющий в «Имаго» профессора Хиггинса, рассказал о новой постановке...

— Мне кажется, в данном случае вид драматического спектакля как бы немного отступил в сторону. Задачи, что ли, поставлены не совсем драматические. Они очень хорошо сочетаются — эта пьеса Курочкина, странная, талантливая, и режиссер — странный, талантливый. Я так понимаю, многие актеры могут ломаться от таких режиссеров. Тут два варианта: либо сломаешься, либо пойдешь дальше — уже польза, не стоишь на одном месте.

— То есть осуществляется некая художественная диктатура?

— Ну не то что диктатура… Не хочешь — пожалуйста, уходи. Но я, например, сразу понимал, что какие-то претензии, просто просьбы — они даже не будут рассматриваться, потому что они будут совсем на другом языке, нежели язык этой постановки.

— Чем вам импонируют вещи, подобные ремейку Курочкина?

— Есть возможность сыграть. Есть возможность похулиганить. Я для себя в этом спектакле поставил за правило как можно меньше быть актером. Я впервые хочу сделать так, как нам Нина на репетициях говорила: «Вы не делайте ничего, вы просто ходите». Пока, правда, не очень получается. Эта работа — такой сложный… комикс, поиск жанра, поиск во всем, эксперимент.

— Но разве игра у Андрия Жолдака в «Опыте освоения пьесы «Чайка» системой Станиславского» не была чем-то подобным? На первый взгляд все очень похоже: две классические пьесы, радикально преобразованные авангардными режиссерами…

— Это неспециально, знаете, мне предлагают классические постановки, а я отказываюсь в пользу авангардных, новой режиссуры, новой драматургии... С другой стороны, просто так ничего не бывает. Я вот смотрю на свое поколение — они уже давно классические спектакли играют, и играют, и играют, и, честно говоря, жалковато, потому что так играть все мы умеем, а вот куда-нибудь рвануть, как-то выгнуться, что-то видоизменить в себе не всем уже дано.

— Возвращаясь к Жолдаку… Судьба его «Опыта…» показательна и в каком-то смысле желанна: мнения разделились. Одни приветствуют в нем революционера театра, другие клеймят как выскочку, глумящегося над святыней. Почему со спектакля уходили «простые» зрители — это понятно, но в чем вы видите причину такого неприятия его деятелями искусства?

— Так ведь это всегда поначалу боязно. Они думают: пусть сначала другие поставят, если мир примет — тогда и я приму. Что такое глумление над классикой? Она для того и классика, чтобы, знаете, ее в разные века по-разному поворачивать. Театр должен меняться, двигаться, отвечать своему времени. И, по-моему, Жолдак этим занят. Андрий много ездит по миру, бывает на фестивалях, он понимает уровень современного театра и пытается из него в каком-то смысле вырваться, добиться какого-то новшества…

— По-вашему, за направлением, которое, если их условно объединить, представляют Жолдак и Курочкин, — будущее?

— Не знаю. Но мне это интересно. В случае с Жолдаком у меня были сомнения, я хотел уйти, потому что видел со стороны, как мою природу корежило. Зато, когда я отходил после репетиции, я понимал: хорошо, но как тогда развиваться, если не идти на такую ломку? И потом, у них еще есть… плохое слово — «обнаглевшая» свобода… Но актеру в театре необходимо быть совершенно свободным. Как Марк Захаров недавно сказал: главное в актере — безответственность, надо играть стараясь, но безответственно. Вот в «Опыте» и «Имаго» это есть. И зритель тоже, конечно, должен смотреть на все распахнутыми, даже и «разодранными» глазами.

Сейчас немножко сумасшедшая энергетика должна быть, иначе не пробьешься — мир не выдерживает покоя. Внутренняя режиссерская сила нужна. Актеров сегодня надо заводить, вести, прямо напролом. Я думаю, что и Нина, и Андрий с точки зрения начала XXI века это поняли.

— «Имаго» ставится на сцене, практически не принимающей антрепризы. Как вы думаете, почему было сделано такое исключение и какое место займет этот спектакль в репертуаре МХАТа?

— Чем явится этот спектакль, почему сделали для него исключение… Может быть, ради Вертинской, потому что она работала во МХАТе. Я думаю, это престижно, и, думаю, для МХАТа это неплохо. Это даже и смело, и похвально, и благородно.