Будущее поколение поморов проживет и без семги
Н
е зря семгу называют благородным лососем. И дело даже не в том, что порода эта редкая и особо ценная. И не в том, что поморам семга веками приносила наличные деньги.
Семга — сильная и умная рыба. В отличие от других лососевых — кеты и горбуши — семга не вся погибает во время нереста. Нерестится она на больших глубинах. Часть ее выживает и скатывается назад — в море, в Северную Атлантику. А уж из океана рыба никогда не пойдет в чужую реку. Она три года к реке привыкает. Туда же и возвращается.
На порожистых реках семга перепрыгивает водопады в несколько метров, а перед сеткой может стоять часами. Пока не будет уверена в том, что пройдет дальше. Никакая другая рыба не чувствует так сети, как семга.
Но все ее достоинства оборачиваются недостатками. Браконьеры прекрасно знают, что один прыжок — и сетка для семги не препятствие. Сразу за первым порядком сетей ставится второй. И рыба — в ячее. Да и в ячею семге попадать необязательно. Ей достаточно зубами за сеть зацепиться. Никуда она не денется.
Даже дырявые сети — большая беда для семги. Ведь она всегда проход ищет. Одна рыбина пройдет, другая. А остальные вокруг этой дырки в толчее застрянут. Поднимаешь такую сеть, а диаметр дыры весь семгой утыкан.
Инстинкт самосохранения семгу тоже не спасает. Когда она идет на нерест, аппетита у нее никакого. Но она перекусывает мелкую хищную рыбешку, которая питается икрой семги. А где блесна или рыбешка — не понять даже умной семге. На спиннинг в реке ее можно брать почти как голыми руками.
У поморов браконьерство никогда не считалось преступлением. Отхватил — молодец. С моря не убудет. Но в последние годы народ потерял всякий стыд. Если раньше сети в реке во время нереста ставили только ночью и до рассвета выбирали, то теперь река перегорожена круглые сутки. До самого ледостава.
И никто никого не стесняется
Р
ыбоохрана свалилась на жителей беломорской деревни Летняя Золотица, как шторм в ясную погоду. Начальник Государственной Северной морской инспекции погранслужбы Вениамин Южаков все-таки оказался неплохим конспиратором. Даже его спутники по командировке на Летний Берег узнали о конечной цели маршрута только у трапа самолета. Ведь для того, чтобы информация об инспекции ушла на побережье по «сарафанной» связи, достаточно было одной неосторожной фразы.
А Вениамин Южаков летел на Беломорское побережье не отдыхать, а ловить браконьеров. Миссия вполне выполнимая. Браконьерит-то в деревне почти каждый.
В этом убедились — сразу, когда еще подлетали к деревне. С самолета мы насчитали в прибрежной зоне десятка полтора сетей. Да и речка в приустьевой части была перегорожена вдоль и поперек. Это был диагноз. И диагноз неутешительный. С головой поморы явно не дружили. При такой варварской ловле рыбе оставалось гулять лет пять от силы.
По морю волнами перекатывались белые барашки — предвестники шторма. На берегу было пустынно. Майор милиции Анатолий Степанищев таскал под полой «ментовской» кожанки укороченный «калашников». И зря — никто нападать на инспекторов рыбоохраны не собирался. Летний Берег — одно из самых спокойных рыбных мест не только на Белом море, но и во всей России. Не те объемы, чтобы копья ломать.
По морскому песку за Южаковым бежать нелегко. Все-таки в прошлом он мастер спорта по лыжам. Поэтому у ближнего порядка сетей начальник инспекции был первым. Первым же и пошел в море. В сапоги набрал, но снять браконьерскую сеть с первой попытки не смог. Начинался прилив. Для нормальной работы нужна была лодка.
Лодка с веслами нашлась в пятистах метрах на песчаном холме. Под днище подсунули бревно. Потом другое. Третье. Через пять минут сшитый из досок челнок уже покачивался на волнах предштормового моря.
Южаков зацепил крючком очередной поплавок. Лодка резко накренилась. Одновременно хлипкий челнок подбросило очередной волной. Для волнений моря в два балла это произведение местного умельца было явно неустойчивым.
— В одежде плавать все умеют? — вопрос Южакова мне не показался шуткой.
Два года назад Южаков выплывал в ватных штанах и с зажатой в руках папкой, полной протоколов задержаний браконьеров. Лодка шторм не выдержала. Южаков с напарником оказались в воде. Пограничный катер пытался несколько раз поднять офицеров на борт. Но куда там. Ходовой винт судна на малом ходу сломал Южакову три ребра. Его напарник получил тем же самым винтом по голове и пошел на дно. Вынырнул, но уже без оружия и рации. Его спасли местные рыбаки. Южаков добрался до берега самостоятельно.
Вениамин Южаков — по происхождению не помор. Он — вологодский. Но на море может любому аборигену фору дать. И дело даже не в том, что Южаков — один из немногих высших офицеров погранслужбы в Западной Арктике, которые сами ходят в море на лодке с подвесным мотором и собственноручно сматывают браконьерские сети. Главное — другое. Поморов Южаков знает лучше, чем они сами. А уж сети для него — как визитная карточка.
— Браконьеры недоделанные. Сеть плохо посажена, — говорит он. Распутывать сеть, да еще на дожде и холоде — дело нервное.
— Не мучайся. Возьми нож в лодке да порежь ее, к чертовой матери. — Я кивнул на челнок, который мы уже успели затащить на взгорок, чтобы во время прилива его не унесло в море.
— Не положено, — слово офицера прозвучало четко и категорично. — Сеть должна быть распутана, вычищена и возвращена владельцу. После уплаты штрафа.
–
Р
обкий здесь народ-то, — говорит Южаков. — В другом месте давно на нас бы с кольями пошли. Вот на Кольском полуострове в 2000 году…
В 2000 году на Кольском полуострове вход в реку перегородили основательно. Как выражается Южаков, капитально: сети веером, стальные рюжи, похожие на огромный чулок, невода. Рыба, еще живая, в ловушках бьется. Хмурый народ на берегу столпился. Южаков пригласил подойти к нему владельцев сетей.
— Никто не подходит. Стоят и только проклинают, — вспоминает Южаков. — И голос из толпы ехидный: «А рыбу себе заберете?». Я надел матерчатые перчатки и на глазах у всех начал рыбу из сетей выпутывать и отпускать. Голыми-то руками к ней прикасаться — все равно что человека кипятком ошпарить. Так и отпускаю. Беру под брюхо — и в воду аккуратненько. Кто-то из толпы гестаповцем обозвал. Какая-то баба подскочила. Вся растрепанная. С грудным младенцем. Ребенок кричит, а она на его крик ноль внимания. Только под нос его мне тычет: «Чем я его кормить буду?». Я только и успеваю отбиваться: «Ты же его грудью кормишь, а не семгой!».
Ж
ители Летнего Берега не шелохнулись даже тогда, когда инспекторы устроили из браконьерских сетей пионерский костер. Только в ночь после сожжения, видно в знак протеста, кто-то подпер бревном дверь избы, где квартировали майор милиции и инспектор «Севрыбвода». Этим и ограничились.
Был только один, кто не отсиживался в темной конуре, пережидая визит морской инспекции, и не глушил спирт от страха в одиночку. Виктор Викторович Устинов, бывший глава Летнезолотицкой сельхозадминистрации, ходил по деревне в полный рост, не скрываясь. Но от лавров главного браконьера на деревне отказывался наотрез.
Два часа назад мы прошли на карбасе к его тоне — промысловому участку моря с избушкой на берегу. Бывший глава поразил всех, даже видавшего виды Южакова, своим размахом. В море стояли несколько семужных сетей с ячеей в 70 миллиметров и хитрой ловушкой. Рядом — загонная сеть. В избушке тоже были сети, недавно вытащенные из моря.
— Где это видано, что помору нельзя рыбу ловить? — распалялся Виктор Викторович.
— Ловить-то можно. Наглеть не следует, — веско заметил Южаков. — Тем более в двухмесячный нерестовый период.
— Сети не мои, — Устинов оказался мужиком упертым. — Сняли их — ваше дело. А что избушку вскрыли, я буду в суд на вас подавать.
— А на каком основании вы поставили избу в рыбоохранной зоне? У вас есть разрешение?
— Разрешения нет ни у кого, — парировал Устинов.
— Вы за себя отвечайте, Виктор Викторович, — закипел Южаков. — Идет операция «Путина». И я как начальник Государственной морской инспекции это браконьерское гнездо на берегу в покое не оставлю.
Я засомневался, что в море стояли сети бывшего главы администрации.
— Двести пудов — его, — уверенно сказал Южаков. — Кого он на свою тоню пустит, если место рыбное отхватил? И кто с ним связываться будет? Глотка луженая, кулаки здоровые. Посмотри, какие хоромы отгрохал. Почти пятнадцать метров длиной. Другой на одном только фундаменте разорился бы. Ведь деньги для деревни более чем серьезные. Откуда они? Семужные это денежки-то… Вот таких жучар и надо давить, а не доходяг, которых мы с одним-двумя хвостами застукали. Им море и потом, и кровью отливается. Даже браконьерская рыбка без труда не достается.
Я
блоком раздора между Южаковым и бывшим главой Летней Золотицы Устиновым стала его изба в рыбоохранной зоне. Изба как изба — сруб из посеревших бревен, низкое полузакопченное окошко. Такими избушками уставлено все побережье. И где изба браконьерская, а где колхозная — разобраться нелегко.
— По уму браконьерские избы надо, конечно, сносить, — говорит Южаков. — Но у меня рука на эти избы не поднимается. Скольким людям эти дома жизни спасли! До Архангельска с Летнего Берега по побережью 170 километров будет. На самолете не налетаешься. Денег нет. Знал я одного мужика, который раз в две недели ходил пешком в Архангельск и обратно. Останавливался в этих избушках. Его дочке операцию на позвоночнике делали. Девочка полгода в архангельской больнице лежала. А отец каждые две недели ноги в руки, и вперед — километры отматывать. Другой бы и отматывать эти километры не стал. Поставил бы сети, продал семгу — все свои проблемы решил бы на раз.
С
утра в день отлета рыбоохраны из Летней Золотицы у всей деревни было приподнятое настроение.
— Прилетайте к нам отдыхать, — радушно пригласила тетка в китайской куртке и вязаной шапочке с надписью «Адидас». Ее властный голос не оставлял никаких сомнений в том, что Летний Берег переживает возрождение матриархата.— По работе вот только прилетать не надо.
Мужики молча таскали к самолету посылки и за два метра оббегали инспекторов.
— Посмотришь на них — все, как нормальные люди, — говорит Южаков. — Если об их занятиях не знаешь, то и в голову не придет, что они вытворять могут.
— Улетим — сразу побегут сети ставить?
— Не побегут, — Вениамин Южаков внимательно посмотрел на море. — Видишь, шторм разыгрывается. И утки с гусями поднялись. Снег скоро ляжет. Да и не смогут они угадать время подхода рыбы. Это деды раньше чувствовали, когда рыба подходит. С точностью до суток. Теперь деды эти немощные. Для них и с печки слезть — проблема. Есть, правда, те, кто еще может дать дельный совет. Но этих дедов поморских с души воротит от того, что сейчас на реках творится. Никому они ничего не скажут. Так и унесут в могилы свои тайны.
