Глава правительства Бельгии объясняет нашему корреспонденту и депутатам бельгийского парламента суть расхождений США и ряда европейских стран

В

эти дни взять интервью у главы правительства Бельгии Ги ВЕРХОФСТАДТА было невыполнимой задачей. Его помощник посоветовал «поймать» премьера в комиссии по иностранным делам палаты представителей, где он вместе с министрами иностранных дел и национальной обороны Луи Мишелем и Андре Флао отчитывался о действиях в НАТО и Евросоюзе в связи с иракским кризисом. Глава французского МИДа Доминик де Вильпен, комментируя поведение Бельгии, сказал: «Маленькая мужественная страна». Это цитата из 1914 года, когда нейтральная Бельгия не согласилась пропустить германские войска и за это получила долгую, разрушительную позиционную войну в окопах под Ипром.

Министр обороны США Дональд Рамсфельд назвал «позором» диссидентство Бельгии в НАТО, где она вместе с Францией и Германией целую неделю блокировала пакет предложений США в связи с готовящейся войной в Ираке. Досталось премьеру и от оппозиции в своем парламенте. За антиамериканизм и непоследовательность. А премьер бросался в контратаку.

На интервью времени не оставалось, и, коротко ответив на пару моих вопросов, Верхофстадт разрешил использовать в «Новой газете» также его ответы депутатам.

—

П

озиция бельгийского правительства по Ираку последовательна. Мы обещали предпринять максимум усилий, чтобы избежать военного конфликта и не выходить из рамок ООН. Речь идет не о судьбе режима Саддама, а о ликвидации оружия массового уничтожения, которым, возможно, располагает Багдад. Этого можно добиться и мирными средствами при продолжении инспекций ООН.

Не думаю, что Ирак можно разоружить за несколько недель. При определенном сотрудничестве режима на это потребуется не менее года. Но некоторые не хотят ждать так долго. Они следуют логике войны. Они согласны, чтобы инспекции были, но отводят им всего несколько недель, после чего хотят начать военную интервенцию. То есть не принимают инспекции всерьез.

Ханс Бликс, с которым я в Нью-Йорке разговаривал больше часа, сказал, что размещать войска вокруг Ирака надо. Но не обязательно для того, чтобы воевать, а чтобы заставить Саддама Хусейна выполнить то, что он должен. Под давлением обозначились сдвиги. Искомый результат — не война, а полное сотрудничество Саддама с ООН.

Бликс мне сказал, что после завершения контроля понадобится год-полтора для разоружения Ирака. А сколько должны продолжаться инспекции, должно зависеть от оценки и решения СБ ООН.

Мы пока еще можем избежать войны, и надо использовать этот шанс. Хотя ключ к мирному выходу из кризиса прежде всего в руках Ирака.

Дискуссия на саммите ЕС 17 февраля была напряженной и трудной. И в какой-то момент канцлер ФРГ Шредер привел такой аргумент: есть Северная Корея, которая работает над ядерной программой и не пускает на порог никаких инспекторов по разоружению, и с ней мы предпочитаем вести диалог; и есть Ирак, где по докладу МАГАТЭ нет ядерного оружия и куда открыт доступ инспекторам, но некоторые из нас хотят пойти на него войной. Очевидный двойной стандарт.

Думаю, что мы заняли правильную позицию вместе с Францией и Германией. Это подтверждают события последних дней. Во-первых, прозвучал второй доклад Ханса Бликса. В нем немало негатива в отношении Ирака, но отмечается и позитивная динамика. Во-вторых, прошли многолюдные антивоенные демонстрации в Европе и по всему миру. В-третьих, претерпел изменения проект решения НАТО. Да, он принят, мы сняли вето, но список военных мер сокращен, ограничен укреплением обороны Турции.

Когда за неделю до этого мы начали обсуждать предложенный текст, генеральный секретарь НАТО Робертсон решил провести его через процедуру умолчания, что предполагало гарантированное одобрение. Но мы сочли, что рано принимать эти меры, потому что они стали бы признанием неотвратимости войны. К тому же их диапазон был шире, чем помощь в обороне союзника.

Не будь вето трех стран или хотя бы одной страны, то решение было бы принято без каких-либо гарантий (что НАТО не втянут в войну против Ирака. — А.М.). Сейчас есть такие гарантии благодаря поправкам, которые мы внесли и которые приняты. Это была трудная баталия, но я считаю ее оправданной. Завершающая фаза прошла без Франции, потому что вопрос перевели в формат комитета военного планирования НАТО, в котором она не участвует с 66-го года. Это был такой маленький трюк. Но нас до конца поддерживала Германия.

Правда, четкие и однозначные формулировки о подчиненности действий НАТО решениям ООН нам не удалось отстоять. Но все же мы смогли внести вклад, ясно обозначив оборонительный смысл мер НАТО. Из них логически не вытекает, что война против Ирака неизбежна, зато подчеркнуты гуманные идеологические цели НАТО. Важно, что впервые за многие годы вспомнили статью 1 Североатлантического договора. Он подписывался в 1949 году, в другом мире, и этой статьей провозглашал, что международные конфликты надо пытаться решить мирными средствами с соблюдением Устава ООН.

Многие считают, что события в НАТО и ЕС не останутся без политических последствий для будущих отношений между Европой и Америкой. Я думаю, что они положат начало периоду дебатов о том, как дальше строить отношения.

Я отвергаю обвинения в антиамериканизме. Я — убежденный атлантист и убежденный сторонник НАТО. Но такого НАТО, который строится на новом определении атлантизма. Его нельзя толковать так же, как в 1949 году. Тогда надо было восстанавливать Европу, а защитить ее можно было только колоссальной военной мощью. Сейчас нужно думать и действовать, опираясь одновременно на два столпа — американский и европейский. Пока именно этого нам не хватает. Не США и все остальные, а НАТО — на двух равных опорах.

То, что произошло в последние дни, я не стал бы называть кризисом ни НАТО, ни Евросоюза, ни ООН. Но события подчеркнули потребность в общей политике ЕС в области обороны и его отношениях с внешним миром. Думаю, что это станет центральной темой дискуссий в Европейском конвенте (вырабатывающем будущую конституцию ЕС. — А.М.), приглушив споры об институционном устройстве союза.

Неслучайно Франция, Германия и Бельгия действовали вместе. Мы убеждены, что ЕС должен играть собственную роль в области внешней политики и обороны.

Нас назвали «старой Европой». Но на самом деле это Европа будущего. Старая Европа — это национализм, колониализм, две мировые войны, не считая тех, что были в ХIХ веке. Это Европа Наполеона, Гитлера и Сталина. А новая — это гармония и взаимодействие разных сил.

Какова роль России во всех этих событиях? Россия играет сейчас очень важную роль в том, чтобы вместе с другими членами Совета Безопасности ООН вывести кризис из логики войны, удержать его в мирном русле. Я лично считаю позицию президента Владимира Путина по этой проблеме не только конструктивной, но также и смелой.