Группа «Агата Кристи» отметила 15-летний юбилей
Я
думала, динозавры давно вымерли. Оказалось, живут. Недавно группе «Агата Кристи» исполнилось 15 лет.
Признаюсь честно: когда мне было 15, я часто ходила на их концерты. Ходила не потому, что мне нравилась такая музыка или кто-то из братьев Самойловых привлекал меня как мужчина, — нет. Просто я была подростком своего времени. Тогда, в середине девяностых, слушать «Агату» было модно.
Назначая свидания, мы говорили: «Давай вечером с тобой встретимся»; на свидания одевались в черное и гордились тем, что знали слово «опиум».
Теперь я выросла и не слушаю «Агату Кристи». В разнообразии российской и зарубежной музыки сегодня можно выбрать то, что действительно интересно. Не всем, но лично тебе. Но «Агата» дорога мне как память, как ностальгия. Поэтому не сходить на юбилейный концерт группы я не смогла. «Ну и как новые песни?» — спросили меня друзья. Я задумалась и не смогла припомнить ни одной.
Легендами не становятся дважды. Перепеть свои хиты братьям Самойловым вряд ли удастся. Да и надо ли? Несколько тысяч поклонников пришли в «Лужники» не за новой религией — они пришли за своим прошлым. Так же, как и я.
Однако Самойловы не торопятся записывать себя в расход. Они снимают черное, едут в очередной гастрольный тур и готовят новый альбом. Братья обещают, что новая пластинка получится более позитивной, чем предыдущие. Нам стало интересно…
— Откуда вдруг такой оптимизм?
Глеб: Между прочим, еще в альбоме «Опиум» мы спели «Я оптимист, я оптимист». И после этого нас все стали упрекать в депрессивности.
Вадим: Ведь позитив у «Агаты Кристи» все равно своеобразный. Речь не идет о чем-то сладостном, радостном и тупоголовом. Позитив — это свет в конце тоннеля, а по тоннелю этому нам еще идти и идти. Так что это не значит, что мы наденем сарафаны и будем петь «Кострома, Кострома».
Г.: Кстати, почему бы не надеть. По-моему, сарафаны нам были бы к лицу.
В.: Нет, я лучше что-нибудь мужское надену.
Г.: Хорошо, тогда я надену кимоно с красной надписью: «Армия Алисы».
— Вам не надоело быть рокерами?
Г.: Мне очень нравится фраза одного моего знакомого: взросление — это предательство своего детства. У нас есть редкий, может быть, уникальный шанс не предавать себя хотя бы частично — на сцене, в музыке.
— Как вы думаете, почему ваши песни стали так популярны именно на волне всеобщей депрессии начала 90-х?
Г.: Просто мы сами такие — немного депрессивные, это наше личное мироощущение. В 94—95 годах оно вдруг стало популярным. До этого в русском роке тоже была депрессия, но совсем другая — не метафизическая, а социальная — вспомните «Звуки Му», «Наутилус». У нас же все было направлено внутрь, в подсознание. Послушал «Агату» — все равно что к психиатру сходил.
— И что, всему народу был необходим психиатр?
В.: Просто, наверное, молодым людям тогда требовалось именно то, что удалось сказать Глебу стихами, а нам — музыкой. Романтика внутри, конфликт с самим собой, а не с внешним миром. Люди ведь уже думали не только о том, как дождаться зарплаты. Наверное, поэтому череда наших побед началась сразу, практически с первых рок-фестивалей. Я тогда чувствовал в себе огромную самоуверенность. Наверное, без нее мы не стали бы тем, кем являемся сейчас.
— Народными героями?
Г.: Ну, вроде того. Я анализировал эту ситуацию. В 93—94 годах для многих встал вопрос, как жить без Цоя. Звезда по имени Солнце закатилась, а новая в рок-мире не взошла. Я не хочу сказать, что мы заняли нишу группы «Кино». Но между Цоем и нами не было народных культовых команд.
В.: А «Наутилус»?
Г.: Ну я имею в виду по времени — сначала «Наутилус», потом мы.
— Почему в нашей стране для того, чтобы стать популярным, надо петь о том, что все плохо?
Г.: Вы ошибаетесь. Спросите Филиппа Киркорова об этом.
— Мы говорим о рок-музыке.
Г.: Рок напоминает знакомого на улице, который в ответ на вопрос, как здоровье, начинает подробно рассказывать обо всех своих болезнях.
— Так зачем же это личное, то, что можно рассказать не всем, выносить на суд широкой общественности? Зачем это музыканту?
Г.: Да потому, что не может он без этого. Эксгибиционизм — неотъемлемая часть любого творца. Эксгибиционизм — это когда плащ распахивают не перед одним отдельно взятым другом, а перед любым человеком из толпы.
— В вашем творчестве есть и религиозные мотивы. Вы считаете нормальным говорить об этом вслух? Как вы относитесь к тому, что многие звезды используют собственную веру чуть ли не в качестве раскрутки?
В.: Когда мы выходили с Костей Кинчевым петь песню «Мы православные», я лично чувствовал, что от этой песни идет поток, который мне неведом, до которого я еще не дорос в своем понимании того, правильно ли я живу.
Г.: Истинную веру нельзя использовать в рекламных целях. Зато в этих целях можно использовать дьявола.
— Тема мистики занимает в вашем творчестве немалое место…
Г.: Да, и, наверное, самое главное.
В.: Это все из детства, из сказок, фантазий. Детство — это же сплошная мистика. Мне жалко людей, которые забыли об этом. Очень редко встретишь кого-то, кто может рассказать о каком-то чуде. Кругом одни зашоренные взрослые дяди.
— Но у вас получаются довольно мрачные сказки.
Г.: Братьев Гримм почитайте. Там тоже все далеко не радостно.
В.: Братья Гримм у меня почему-то ассоциируются с Ником Кейвом, с альбомом «Мердер белладс». Там в каждой песне — рассказ об убийстве. А в финале все-таки звучит позитивная нотка — песня под названием «Смерть — это еще не конец». Это самое позитивное из того, что нашел Ник Кейв в своей сказке.
— Зачем нашему народу сейчас все эти сказки?
Г.: Потому что есть дети, которые любят эти сказки.
В.: И взрослые, которым необходимо о них напоминать.
— Почему в России так часто меняется мода на музыку — сначала все «тащились» от тяжелой депрессии, потом от легкого рокопопса и так далее. На Западе все более ровно.
Г.: На самом деле на Западе происходили такие же потрясения. Там до сих пор есть свой рок и свой рокопопс. Просто у них не бывает такого, чтобы весь народ, всем скопом, бросался от одного к другому. Любить или ненавидеть кого-то всем миром — чисто русская традиция.
— Вы — первые рок-н-ролльщики, которые начали делать ремиксы на свои произведения. Погнались за модой?
Г.: В России такой моды тогда еще не было. В 1994 году электроника жила отдельной жизнью от шоу-бизнеса.
В.: А мы просто воткнулись в рейв — нам понравилось.
Г.: Вообще, для многих потребителей рейв сыграл роль первой и единственной двери в мистику, сферу мышления и мироощущения.
— Многие считают ваше творчество пропагандой наркотиков.
Г.: Ага, из-за одной песни. Спасибо. Наша музыка — это пропаганда сказки. К сожалению, для большинства людей в этом тяжелом мире сказка олицетворяется с уходом от реальности и, соответственно, с наркотиками, фармакологией.
В.: Люди считают, что фантазия в человеческий организм сама по себе никогда не приходит. Поэтому группа «Агата Кристи» постоянно обвиняется. Даже такая песня, как «Ковер-самолет», трактуется именно в этом ключе. Наверное, для того, чтобы нас не обвиняли в пропаганде наркотиков, надо быть социалистическим или капиталистическим реалистом. Перепеть роман «Мать» какой-нибудь. Мать его.
— И все же ходят слухи, что какое-то время вы сами принимали наркотики. Для чего? Вам не хватало сказки?
Г.: В определенный момент, к сожалению, да. Перестало хватать веры в нее. Это было связано с тем, что, во-первых, как всем дуракам, нам было интересно; во-вторых, нас закрутила машина шоу-бизнеса. Эта усталость, ошарашенность от свалившейся на голову бешеной популярности, огромное количество концертов, пристальное внимание.
В.: Все это привело к тому, что мы стали чувствовать себя ужасно несвободно. Казалось, что свободу может дать только что-то искусственное. Но потом оказалось, что мы лишились даже ее остатков.
— Что дало силы вернуться к настоящим сказкам?
Г.: Вера в них, которая в общем-то никогда не умирала.
В.: В цеплянии за эти сказки, как за последнюю ниточку. Мы посмотрели в глаза своим детям… Да, был отрицательный опыт, но мы поняли, что это просто замена жизни. У нас была возможность сравнить жизнь настоящую и жизнь искусственную. Был сделан непростой выбор. Но мы считаем, что поступили правильно.
Г.: И очень не хотелось бы, чтобы опять получилась статья о том, что вот, были наркоманами, теперь завязали и всем того же желают. Потому что отклик в душе неподготовленного читателя будет такой: а, они были — значит, я тоже буду.
В.: А вылезти из этого удается далеко не всем. Далеко не всем. Здесь вопрос не в силе воли, характера. Это — химия.
— Говорят, что вы и политикой интересовались…
Г.: Да пошла она… Мы болеем за судьбу этой страны, за судьбу хороших людей. А что касается политики, то у всех партий цель одна — встать у руля. И экономические, и коммерческие интересы у них сходны. Все они просто делят сферы влияния.
— Но вы же участвовали в предвыборных акциях?
Г.: Какое-то время мы, конечно, верили, что хоть что-то меняем. Чему-то помогаем. Сейчас эта вера пропала абсолютно. Серьезно говорить о том, что спеть за одну партию — значит, направить страну в одно русло, а спеть за другую — в другое, — ерунда полная. Во-первых, после всех предвыборных туров, которых начиная с 96-го года в стране было до фига, мы поняли, что количество артистов с той или иной стороны ничего не меняет. Все голоса подсчитаны, учтены, и расклад сил в результате будет такой, какой нужен. Сейчас все просто — кто с нами раньше договорится, с тем и поедем. Да и знакомые уже есть.
— Я слышала, в прошлом вы активно симпатизировали одной из партий.
Г.: Скорее, были антипатии. Мы выступали не за кого-то, а против их антиподов.
Когда мы ездили за «Отечество и всю Россию», нам казалось, что мы действуем против Березовского, Гусинского, СПС, «ЯБЛОКА» и всех остальных. Коммунистам мы тоже не верили. Потом, когда ОВР органично вплелось в правительственное «Единство», мы окончательно поняли: все это не наши игры, и думать о том, что мы можем что-то в этом изменить, — глупо.
В.: Не участвовать в этом всем у нас, наверное, не получится, но, по крайней мере, мы не будем делать из себя марионеток.
— Ну почему же не получится? Почему просто не противопоставить себя политике и не ездить в эти туры?
В.: Политика — это часть жизни. Это самый настоящий шоу-бизнес. У них свой шоу-бизнес, а у нас — свой. В нашей стране музыканты зарабатывают концертной деятельностью. Думаю, в ближайшее лето будет столько предвыборных туров за разные партии, что страна будет просто вытоптана ими. Нам тоже придется присоединиться. Тем более предложения уже получены.
