На мэра во Франции не могут оказывать влияние вышестоящие инстанции

К

огда из Франции до России доходит весть о смерти жившего там соотечественника, люди всегда спрашивают: а похоронили его на русском кладбище? При этом имеют в виду кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа, о котором наслышаны и читали. Но оно — французское и добираться до него от Парижа, как от Москвы до Сергиева Посада. Единственное русское кладбище за пределами Российской Федерации во Франции находится в Ницце — на земле, купленной русской общиной в начале прошлого века. Сейчас она принадлежит собору святого Николая, расположенному рядом.

Есть еще два некрополя русских воинов, павших в Первую мировую войну, – в Мурмелоне и Сен-Илер-ле-Гране. И мемориальное кладбище в Нуайе-Сен-Мартене, на котором французы перезахоронили около пяти тысяч советских граждан, погибших во Франции в годы Второй мировой войны. С этими кладбищами проблем нет – ни юридических, ни финансовых. А на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа есть…

В

30-е годы в Сен-Женевьев-де-Буа открыли «Русский дом» для престарелых эмигрантов. Для тех, кто заканчивал в нем свои земные дни, местные власти выделили на городском кладбище отдельную территорию. Православную церковь на ней построить не разрешили. Стараниями княгини Мещерской был куплен небольшой прилегающий участок, на котором в 1939 году был возведен по проекту архитектора Альберта Бенуа храм Успения Богородицы.

Пока могил с бывшими обитателями приюта было немного, власти не возражали против погребения русских, которых привозили из других мест. Кладбищенская земля — собственность муниципальная, и, продавая участки для могил на ограниченный срок (10, 20, 30 лет) или бессрочно, мэрия получает средства на их содержание. Платить нужно было около пятисот долларов в сегодняшнем эквиваленте (для здешних мест недорого). Многие покупали по три участка рядом, чтобы по русской традиции вокруг могил было просторно.

Союзы военных, кадетов, казаков и моряков в складчину купили на вечное пользование места, где хоронили своих соратников. Со временем это место превратилось в русский некрополь. Быть похороненными на нем рядом с Коровиным, Добужинским, Сомовым, Сержем Поляковым, Шаршуном, Серебряковой почитают за честь художники. Писатели (даже живущие в Америке) хотят быть рядом с Буниным, Ремизовым, Зайцевым, Гиппиус, Тэффи, Мережковским.

Здесь же могилы философов Лосского, Карташова, поэтов Поплавского, Георгия Ива€нова, Галича, композиторов и дирижеров отца и сына Черепниных, Кедрова, артистов балета Кшесинской, Преображенской, Лифаря, Нуриева, актера Мозжухина, кинорежиссера Тарковского, великих князей Гавриила Константиновича и Андрея Владимировича.

Около Галлиполийского памятника — могила Зиновия Пешкова — брата Якова Свердлова, усыновленного Максимом Горьким, заслуженного французского генерала, сражавшегося на фронтах Первой и Второй мировых войн.

К

огда-то свободолюбивые французы тоже обвиняли центральную власть в том, что она гребет под себя и все на свете контролирует. Законодатели к ним прислушались и решили, что на места нужно передать максимум прав для активизации населения. Приняли необходимые законы.

Теперь в любой коммуне мэр, избранный народом, располагает большими полномочиями. Он может издавать распоряжения и руководствоваться ими в своих действиях (если они не противоречат конституции, разумеется). На него не могут оказывать давление вышестоящие инстанции, включая министерство внутренних дел и президента.

Что касается инстанций — да, не могут. Но, оказывается, и во Франции нет правил без исключений.

Исторически сложилось, что со времен Народного фронта в мэрию Сен-Женевьев-де-Буа избирали левых депутатов — социалистов и коммунистов, которые были убеждены в том, что на их кладбище русские хоронят белогвардейцев, антисоветчиков и прочую «контру». В Москве придерживались такого же мнения.

Шли годы, население города увеличилось многократно, и власти стали думать о том, чтобы своим усопшим хватало места. И в 70-е годы они издали в рамках закона постановление, согласно которому на кладбище можно продолжать хоронить русских — пожалуйста! — только если они имеют отношение к городу и коммуне или загодя купили место для могилы.

С тех пор участок для погребения «пришельца» нельзя купить ни за какие деньги. По этой причине получить место в Сен-Женевьев-де-Буа стоит невероятных усилий.

Левые власти города были категорически против погребения Андрея Тарковского: злостный антисоветчик! Понадобилось вмешательство министра культуры Франции. Еще яростнее упирались отцы города, когда к ним обратились с просьбой выполнить волю Рудольфа Нуриева, завещавшего похоронить себя на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Ответом было: ни в коем случае! Во-первых, он — невозвращенец; во-вторых, нетрадиционной ориентации; в-третьих, умер от СПИДа...

И

тут вмешался (вот оно, исключение из правил) сам президент Французской Республики Франсуа Миттеран. Он не мог отдать распоряжение, но был вправе поинтересоваться, что происходит.

И мэр, получивший личный запрос от главы государства, решил подчиниться, дав согласие на погребение выдающегося артиста, художественного руководителя парижской «Гранд-Опера».

Пока родственники и близкие всеми правдами и неправдами стараются обойти запрет на погребение, на кладбище власти исподволь окружают и вытесняют русские могилы. У многих здесь похороненных не осталось родственников, кто бы мог вносить плату за продолжение аренды участков. Если место не оплачивается, город имеет право продать его. Так на месте русских могил появляются французские.

Рядом с могилой Лифаря, например, появилась могила с помпезным надгробием какого-то торговца зерном...

В одной из последних статей, опубликованной в газете «Новое русское слово», Борис Константинович Зайцев призвал соотечественников, живущих в Америке, пожертвовать деньги на постройку в Сен-Женевьев-де-Буа усыпальницы для перезахоронения в нее русских останков после окончания сроков аренды кладбищенской земли. Было собрано около 40 тысяч долларов, и усыпальница — маленькая часовня — была построена в конце аллеи в 1977 году.

С

началом горбачевской перестройки местные власти растерялись: то кладбищем никто из Страны Советов не интересовался, то вдруг ее трудящиеся стали приезжать толпами. Французское правительство стало развивать контакты с обновляющейся страной. Советское посольство зашевелилось.

И левый мэр дрогнул — выступил с приветственной речью на праздновании 50-летия храма Успения Богородицы. Но, с другой стороны, от российских туристов дохода никакого. В местные кафе и рестораны они не заходят. Автобусы, на которых они приезжают, своими выхлопами наносят вред окружающей среде. Так рассуждают в мэрии и своего отношения к русскому погосту не меняют.

В качестве жеста национального примирения кладбище посещал Борис Ельцин. Андрей Козырев, будучи главой МИДа, открывал памятник Андрею Тарковскому. Побывал там и Владимир Путин. Французская пресса не удостоила вниманием ни один из этих визитов, посчитав их сугубо нашими внутренними делами.

За русскими могилами присматривает русский кладбищенский комитет (на правах общественной ассоциации), члены которого своей главной задачей считают сохранение добрососедских отношений с мэрией, для чего следует вести себя как можно тише. Славист Ренэ Герра обращался к председателю комитета с предложением привлечь внимание французской общественности и прессы к проблемам кладбища. Ему было сказано, что лучшая помощь кладбищу — не говорить о нем.

Бывший российский торгпред во Франции Виктор Ярошенко рассказывал, что банкир Владимир Виноградов согласился выделить на нужды кладбища 200 тысяч долларов. Вдвоем они отправились в комитет с этим предложением и в ответ услышали: «Нет-нет. Если у вас есть желание пожертвовать и деньги с собой, то положите их в коробочку». Они оставили по 1000-франковой купюре и ушли.

Д

еньги кладбищу не нужны. Для его содержания в надлежащем виде бюджетных средств достаточно. После урагана 1999 года все поваленные деревья были убраны и поврежденные надгробия восстановлены. Нужна поддержка правовая.

Граф Корецкий — историк и член церковного совета при храме Успения Богородицы — много лет хлопотал, чтобы французское правительство объявило русскую часть кладбища Сен-Женевьев-де-Буа заповедником. Тогда нельзя было бы тронуть ни одной могилы. И хоронить тоже.

Без такого статуса «русская» территория кладбища на тех правах, на которых она существует, рано или поздно (скорее рано) просто исчезнет.

Местные власти — не русофобы и не горят желанием отомстить нам за 1812 год. Они просто не хотят лишиться права распоряжаться своей территорией. Для центральных властей это всего лишь одно из провинциальных кладбищ, и им, похоже, пока никто толково не объяснил, почему оно так привлекает наше внимание.

П

равда, не очень понятно, почему мы так озабочены тем, что происходит только на этом кладбище. Потому только, что там похоронены видные деятели русской культуры? Самое большое русское кладбище за рубежом находится в Бизерте (Тунис), где похоронены моряки с ушедших в гражданскую войну из России кораблей. За время его существования ни одно наше официальное лицо там не появилось. Могилы превращаются в руины.

Нужно сменить равнодушие на любовь к отеческим гробам, в том числе и на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Для этого прежде всего российское руководство должно проявить политическую волю.

Министр печати Михаил Лесин объявил о решении правительства осуществить программу формирования привлекательного имиджа нашей страны. Нужно, чтобы в ней нашлось место обустройству и сохранению русских кладбищ за рубежом. В мире цивилизованном о народах судят прежде всего по тому, как они чтут память своих предков.

А пока все остается так, как было. Наш президент во время своего недавнего визита во Францию нашел время встретиться с соотечественниками-эмигрантами. О судьбе кладбища его никто не спросил, а он сам ничего не сказал…