Кому нет места в армии после войны?
К
ого боится разведчик? Не думайте, не засады и не плена. Больше всего разведчик боится мирной жизни — что, когда он вернется с войны домой, в обычный мир, начальство его просто вышвырнет на улицу. Даже из того убогого офицерского общежития, где у него был «служебный» угол, в котором его ребенок так долго ждал отца с войны.
КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС
Позднее подмосковное утро. Хмурые лица офицеров, свободных от службы, на фоне такой же невеселой погоды, кляклый весенний снег у всех под ногами... Унылый пейзаж жилого городка разведчиков-десантников 45-го элитного полка ВДВ Министерства обороны. Не идем, а плывем, глядя себе под ноги. Поднимаешь глаза и — о, чудо! — перед тобой, как мираж посреди унылых пятиэтажек, красивый салатово-серый многоэтажный новый дом.
— Все началось с него, — рассказывает тот, кто идет рядом, — майор Ринат Шафиков. — Конечно, я хотел квартиру в этом доме. Ну сколько можно скитаться?.. Сын подрастает. И я — все по войнам.
Майор умолкает на полуфразе и уходит в непонятный маневр. Он вдруг прячет лицо, пригибается — ну будто обстрел и надо искать блиндаж, чтобы уцелеть. Ринат тихо шепчет, что стоит сделать вид, что мы только что встретились, совсем не знакомы, а еще просит не смотреть вперед, не размахивать руками и не привлекать внимания... Странности?
— Да что же случилось? — спрашиваю. — Засада, что ли?
Глупость, конечно: ну какая засада в подмосковной Кубинке, за КПП, в строго охраняемой зоне постоянной дислокации полка...
Впрочем, оказывается, что в 45-м полку действительно полная «засада». Только не боевиков, а местная: обстановка тут с некоторых пор — хуже не бывает.
— Его нельзя злить... — тихо произносит Ринат, продолжая отвлекающий маневр, и мы действительно, как заправские разведчики, быстро, ловко, но без суеты, чтобы неожиданной резкостью не обратить на себя внимание окружающих, меняем курс.
«Он», которого «нельзя злить», — это замполит 45-го полка Олег Петров, подполковник. И мы потому так сейчас маневрируем на местности, что замполит собственной персоной как раз катит нам навстречу. Его новенький автомобиль подруливает к красивому дому — потому что время обеда, а замполит в нем живет. Внешне подполковник — почти обаятельный человек, с открытым лицом и ясными голубовато-серыми глазами. Но это лишь оболочка. Петров — известная, в общем-то, личность в армии, особенно что касается мам погибших в Чечне солдат 45-го полка, он — мучитель этих мам, и по этому поводу мы уже встречались...
Теперь выясняется, что замполит — еще и настоящий полковой «дракон», этакая местная самостийная контрразведка. В полку оказалась созданной система, от которой стонут и разбегаются многие офицеры, прошедшие Чечню. Она состоит из простых вещей, недопустимых у военных, но привычных в мирной жизни: это когда офицеры подглядывают и подсматривают друг за другом, а потом вынуждены доносить на товарищей, допустивших какую-либо критику начальства.
Естественно, офицеры боятся Петрова. За мстительный нрав. За то, что замполит тут все в одном лице: и суд офицерской чести, и профсоюз. За то, что сумел подмять и командира полка Виктора Калыгина, редко появляющегося теперь в Кубинке. За то, что только он, Петров, фактически распоряжается жильем, выделяемым на полк.
...Наконец майор Шафиков облегченно вздыхает: «ядерная угроза» миновала, и удалось проскользнуть мимо замполита незамеченными. Подполковник скрылся в подъезде красивой многоэтажки, а мы поползли по слякоти к унылой развалюхе. Ее тут называют «трехэтажка». Это и есть общежитие для офицеров и контрактников.
ГЕРОЙ-БОМЖ
У Рината Шафикова никогда не было дома. Вообще никогда. Сначала, с годика, — детдом в Нижнем Тагиле. Потом — казармы военного училища и гарнизонные общаги вперемежку с палатками полевых лагерей. За плечами — шестнадцать лет в строю, «перекати-поле по присяге». Одиннадцать из них Ринат только и делал, что кочевал из одной боевой командировки в другую. От такой жизни он гол как сокол, у него нет имущества — только ордена и медали. За Афганистан, Таджикистан, Сумгаит, Приднестровье и много-много раз за Чечню...
Все, что нажил Ринат, умещается сейчас в парашютной сумке. Майор открывает казенный шкаф с инвентарным номером на жалком обшарпанном боку и показывает эту сумку.
— На плечо — и в командировку, — коротко объясняет, каковы его истинные жизненные ценности.
И пока все было только так, Шафиков устраивал армию полностью: непритязателен, ничего не просит, только служит себе — и никаких перед ним обязательств... Но все изменилось, как только наступил момент, когда пришлось задуматься: не пора ли где-то осесть? Не ради себя — ради сына. Дело в том, что Ринат Шафиков — отец-одиночка. Это его положение — тоже следствие боевой биографии. Пока Ринат воевал в Таджикистане, помогая нынешнему президенту Рахмонову брать власть, в Киргизии у него появилась жена, с которой они встретились в Оше, в ее родном городе, куда была предыдущая боевая командировка разведчика, потому что в Оше как раз случилась резня. Потом у них родился мальчик Эдик, а еще позже, в июне 1995 года, его юную жену, студентку консерватории, выследив, убили те, кто недоволен был деятельностью разведчика Шафикова в Таджикистане... Жене исполнился 21 год, и в тот день она шла на экзамен за третий курс...
Поначалу Эдик жил у бабушки в Киргизии — мальчик был слишком маленьким, чтобы выдержать жизнь по офицерским общежитиям, да и Ринат там редко ночевал, в этих неуютных неметеных комнатах, куда его определяло на постой государство, — он бегал по спецоперациям и горам нашей страны, получил два тяжелых ранения, отлеживался по госпиталям.
— Думаю, я и не хотел другой жизни, — говорит Ринат. — Но Эдик стал подрастать.
И он взял сына к себе. С тех пор Эдик ездит к бабушке, лишь когда у Рината — полугодовые командировки.
Мы сидим в их комнатушке — тут очень по-мужски: чисто, холодно и неуютно, с газетой вместо скатерки. Эдик — мальчик с ясными, понимающими и очень взрослыми глазами, молчалив. Говорит, только когда отец выходит из комнаты и когда спрашивают. Он понимает, что отцу невыносимо тяжело сейчас и поэтому он хочет отправить Эдика на следующий учебный год в кадетский корпус, но мальчику идея не по сердцу.
— Я хочу жить дома, — говорит он спокойно, уравновешенно, без надрыва, но тем не менее повторяет это несколько раз. — Я хочу жить дома. Дома...
— А это — твой дом? Ты чувствуешь себя здесь, как дома?
Эдик — честный парень. Он знает: когда нельзя ответить правду, то лучше промолчать. И так и поступает.
Отношения командования 45-го полка и майора Шафикова испортились, когда майор стал просить квартиру в новом доме — том самом, куда пошел обедать замполит Петров, а мы должны были делать вид, что смотрим в другую сторону. Майор полагал, что он прав: ведь уже много лет, как Ринат Шафиков — первый в очереди на жилье...
— Когда я попросил, замполит возмутился: «Ты мало сделал для полка». Я очень удивился и ответил: «Я воевал. Я снял летчиков с горы, с которой их никто не мог снять...»
Действительно, была такая история, за которую майор представлен к званию Герой России. В июне 2001 года в 12 километрах от чеченского села Итум-Кале, в горах, разбился «СУ-25». Несколько поисково-спасательных групп ходили тогда в горы, но все впустую. Командование вспомнило о Шафикове, о его уникальных боевом опыте и чутье: в узких кругах Ринат известен как альпинист и человек, который «чувствует горы». Он их «читает» — по веточкам, палочкам, листочкам, шелестам и шепотам — еще с Афганистана и Таджикистана... Все оправдалось, и майор нашел погибших летчиков за сутки, одно тело было уже хитро заминировано; ничего, разобрался, и родные теперь имеют могилы...
Многое тогда Шафиков прямо сказал Петрову. Главное же — о том, что те командиры, которые никто в бою и горах (Петров тоже бывал в Чечне), они — «герои» на гражданке. И замполит не остался в долгу, ударил по самому больному: «Будешь бомжевать у меня, майор... Уволю без квартиры... С ребенком на улицу пойдешь».
И стал претворять обещанное в жизнь. По полному списку. Сначала он унизил майора. Шафикова, офицера с уникальным боевым опытом, перевели в... оформители плаца. И в заведующие клубом. Потом Петров приказал выполнять работу собственной жены, и та просто перестала появляться на службе; все офицеры знали, что Шафиков пашет за замполитову жену, а она отдыхает дома, в красивой новой многоэтажке, на которую претендовал майор... Тут еще Эдик тяжело заболел, попал в больницу, врачи велели сидеть у его постели. Ринат стал отпрашиваться и писать рапорты, но Петров задним числом и невзирая на больничный лист выставил ему прогулы... Потом собрал суд офицерской чести — за прогулы, и на их основании замполит вышвырнул майора из квартирной очереди и поставил вопрос об увольнении «за дискредитацию звания».
ЗА ЧТО?
История противостояния Шафикова — Петрова, конечно, просто частный пример, как это бывает, механизм. Один из многих: ведь только в 45-м полку семь офицеров подали сейчас в суд на неправомерные действия командования. Суть явления в другом: вторая чеченская война, об окончании которой не в первый раз объявляют наши власти, тем не менее продолжается — везде, где находятся люди, через нее прошедшие. Тяжелейшее положение складывается в так называемых «чеченских частях». Это те, что воевали. Штабные офицеры там насмерть воюют с «боевиками» — боевыми офицерами. За неповиновение — а «боевики» не желают повиноваться — их просто увольняют, невзирая на заслуги — с унижениями и оскорблениями вслед.
За что? За то, что они — ежедневный укор. Офицер ведь офицеру рознь. И делятся они на две неравные категории. Первые — действительно участники операций, рисковавшие жизнью, ползавшие по горам, зарывавшиеся в снег и землю на долгие сутки, израненные вдоль и поперек. Жалко их до смерти — им сложно пристроиться к нашей обычной, а для них дикой мирной жизни, где надо лавировать, а не хвататься за автомат, и они не находят общего языка со штабными, часто тоже побывавшими в Чечне, — и бунтуют, пьют, маются, и эти штабные, как правило, их переигрывают по всем статьям: накапают, где нужно, к начальству сбегают, понаушничают, поинтригуют... Глядишь — и подвели под увольнение строптивых...
Отсюда — портрет вторых «чеченских», которых куда больше. Эти тоже бывали в Чечне, но не лезли туда, где можно было погибнуть. Они сидели себе в Ханкале, на главной военной базе, исправно пытали там «зачищенных» чеченцев, потихоньку занимались рабо- и трупоторговлей — вымогательством за живых и мертвых «зачищенных», богатели, а по ходу дела вовсю выслуживались перед военачальниками из Москвы; и грудь в результате «за Чечню» — вся в орденах, а гонора — просто океан. Эта категория «чеченцев», возвращаясь домой, обратно, как правило, движется вверх по чинам со скоростью летящего метеорита, отлично обустраивает свою бытовую жизнь, получает квартиры, дачи и спонсоров, подносящих «на Чечню», — и...
…уничтожает боевых офицеров. За что? За себя, конечно. Только за то, чтобы одним своим присутствием в частях боевые офицеры ежедневно не напоминали им, кто есть кто на этом свете.
Так кто же унижает нашу армию? Говорят, хуже журналистов в этом деле нет. Но я думаю по-другому: нет большей беды для офицеров, чем «свои». Но совсем чужие.
