"Меня раздражает, когда из государства делают «станцию машинного доения»! Платим-то и я, и вы — налогоплатель-щики…"
З
амечено: к министру МЧС Сергею Шойгу журналисты относятся доброжелательно, а чиновники и политики — ревниво. Простые люди министра узнают не по подписи на телеэкране — многие россияне просто знают его в лицо и лично. У него очень высокий рейтинг — стабильно второй после Путина, хотя и с большим отрывом. И еще замечено: Шойгу — один из немногих представителей власти, кто позволяет себе критиковать народ. И это обнадеживает, ведь иногда очень хочется ругаться с властью взаимно, по-человечески. Но нет, к сожалению, такой хорошей традиции. Обычно там, наверху, предпочитают нас не замечать.
Мы спросили Шойгу, почему он вечно недоволен. Он сказал, что вообще-то находит в людях больше хорошего, чем плохого. Но поругаться все-таки согласился…
— Сергей Кужугетович! Говорят, что вы — народный министр. В люди ходите часто, общаетесь сердечно, по-народному, слов не выбираете… В общем, по-русски… Разве нет в нас, в народе, ничего такого, что бы вас устроило?
— Почему же? У меня даже есть идеал. Это духоборы – небольшая религиозная община. Около 200 лет назад они ушли из России в Грузию. А в 95-м мы вывозили их из Грузии в Россию. Это были чуть ли не первые наши беженцы. Тогда у меня мелькала мыслишка: везем себе головную боль. Но я ошибся. Привезли мы их в Брянскую область, поселили в сельской местности, немного помогли. А дальше они сами обустроились и нормально живут. Каждый год шлют в МЧС поздравления, одна бабушка вот недавно прислала связанную безрукавку… Люди оказались спокойными, трудолюбивыми, очень добрыми и благодарными.
А когда на горе спекулируют, делают из государства «станцию машинного доения» — это меня раздражает. На юге после наводнения был случай. Подходит ко мне парень, говорит: вообще-то я беженец из Карабаха, живу здесь давно. Но вот — затопило. Что мне положено?
Я спрашиваю:
— Дом снесло?
— Нет.
— Ну тогда извини, 20 000 рублей получишь, компенсацию за потерянное имущество.
Приводит к дому – трех-этажному, кирпичному, и затоплен он только по цоколь. Заходим внутрь, показывает: «У меня одной мебели на 70 000 долларов. Так что забери ты свои 20 тысяч…»
— Много говорили о поисковой операции в Кармадонском ущелье. В последнее время, однако, появилась неутешительная информация о том, какие деньги делаются на этой трагедии…
— Я могу понять людей, чьи близкие погибли в Кармадоне. Я не могу понять тех, кто на таком горе зарабатывает. Меня это оскорбляет! Когда говорят: мы все равно докопаемся до тоннеля и если узнаем, что люди были живы и их не спасли, то мы этих спасателей закопаем в тоннель… А копают-то не они, а шахтеры и спасатели! Или когда укоризненно заявляют: мол, мы взрывчатку покупаем на свои деньги… Ну тогда скажите, где вы покупаете!
То есть, с одной стороны, вроде призывы о помощи, а с другой – бесцеремонное поведение. И я, конечно, уверен, что те средства, что мы тратим в Кармадоне, – большие средства – могли бы пойти на дополнительное обеспечение безопасности людей, которые продолжают жить в ущелье. Но я сейчас отправил туда команду специалистов, и они дойдут все-таки до этого тоннеля. Тогда я очень хотел бы собрать всех, кто нас обвинял. Хватит ли у них смелости извиниться?
— Сергей Кужугетович! Наводнения на юге России были ужасные. Но это все-таки не Ленск, не далекая Якутия, где нет никакой инфраструктуры, да и время так не поджимало. Восстановительные работы шли, в принципе, нормально. Государство даже предоставило людям выбор: хочешь – сам стройся. Или получай вторичное жилье. Или получи новое. Но недовольных оказалось еще больше. Почему?
— На сегодняшний день мы имеем около 300 исков от населения. Суть, к примеру, такая: люди получили нормальное жилье, но за время строительства у них родился ребенок, и они идут требовать лишние 18 метров. Говорят, по закону государство обязано им дать. А ведь не обязано: жилье не застраховано, построено в запретной зоне и без разрешения. В Германии после страшных наводнений компенсировали около 30% от стоимости потерянного имущества. А мы в России – и за имущество, и единоразовую помощь, и жилье даем… Платим-то и я, и вы — налогоплательщики. Это с нас требуют!.. Были вообще потрясающие случаи. Одна старушка жила в хибарке 10 кв. метров. На этих метрах было прописано около 20 человек — не родственники. В результате наводнение хибару размыло одну, а мы должны строить целых пять домов. И люди смотрят в глаза и говорят: ОБЯЗАНЫ.
— А с МЧС кто-нибудь судился?
— А как же! Один губернатор подал в суд. Мы ему сказали, что местный бюджет должен содержать хотя бы часть пожарных. Не всю пожарную службу области, а небольшую часть. На что губернатор сказал: мне нужны деньги на выборы… Ну я ему ответил – так, что он подал в суд. Еще один глава администрации на Дальнем Востоке грозился судиться. Маленький такой район, два градообразующих предприятия: в одном поселке – школа, в другом – больница. Тепла нет, но в тридцати километрах от котельной лежит заготовленный мазут. Глава его отказывается везти: есть, мол, ЖКХ, пускай они и возят. Четыре месяца врачи и учителя у этого главы зарплату не получали. Я стал разбираться, где деньги. Оказалось, лежат у брата его в банке. Ну я завел его за котельную, объяснил… Ну а как с такими людьми можно вежливо разговаривать?
— Сергей Кужугетович! После освобождения заложников «Норд-Оста» вы публично практически не выступали… Почему?
— У нас же есть политическая тусовка. Как что случится, этот «бомонд» бежит прямо на телевидение. Я с закрытыми глазами могу сказать, кто и что будет говорить. Но меня потрясло, что у этих людей хватило наглости вызвать моего Андрея Легошина (руководитель Центроспаса. – Е.М.) и устроить ему в Думе допрос! Воспользовались тем, что я был в командировке. Я потом в Думу пришел, спросил: что же вы мужиков-то дергаете? Позовите меня и допрашивайте под диктофон…
— Мы все, в общем, видели, кто и как себя пиарил. Но серьезного разговора так и не получилось. На чем бы вы сделали акцент?
— Я сказал и могу еще раз повторить. В данном случае, мы, по крайней мере, обратили внимание на неготовность страны в случае применения химического оружия.
— Скажите, а сейчас угроза химической атаки для нас — это серьезно? По вашему мнению, нам нужно взять пример с американцев и ходить везде с противогазами?
— А ситуация сейчас действительно такова, что о собственной безопасности нужно думать. Как бы это ни звучало, но мы должны знать о разных методах защиты и в том числе учиться пользоваться противогазами. Мы пытались убедить людей разными путями, даже напугать пытались. Безрезультатно…
— Противогазы и бронированные кабинки на случай газовой или химической атаки стали самым рекламируемым и ходовым товаром в Штатах. А у вас есть противогаз?
— Есть, на службе.
— А дома?
— Дома-то он мне зачем?.. (Смеется.) Это я тоже о себе не думаю. Но чтобы убедить людей, пожалуйста, готов ходить везде с противогазом.
— Вы часто критикуете и своих коллег по министерским креслам. В Ленске – руководителей Госстроя, во время наводнения на Кавказе — Минприроды и Росгидрометцентр. Недавно в Минприроды распространили служебную телеграмму. Хотят засекретить все данные о природных и экологических катастрофах не только от населения, но и от других ведомств…
— Если есть такая телеграмма, то это глупость и прямое нарушение закона. Мы обязаны информировать население и будем это делать. Что касается сотрудничества… Я не люблю обсуждать других, но еще раз повторю: по крайней мере в отношении водного хозяйства у меня к Минприроды очень большие претензии. Плохо они этим занимаются.
— Вы считаете, что сотрудники Минприроды некомпетентны?
— Тут и некомпетентность, и равнодушие, и психология: еще один день прошел — и бог с ним. И многое другое. Человек не чувствует груза ответственности за то, за что он взялся. Лечится это только привлечением к ответственности по закону. Мы давно об этом говорим, и прокуратура уже принимает конкретные шаги. Что радует.
— В прошлом году погиб ваш друг Александр Лебедь. Вы руководили правительственной комиссией по расследованию обстоятельств трагедии. Вы согласны с выводами расследования и судебным процессом против пилотов?
— Абсолютно согласен. Более того, я бы такие вещи сделал показательными. Не порку публичную, нет. Просто урок на будущее, чтобы другие думали. Я знаю все нарушения, которые привели к аварии. Старая карта, на которой не указана эта ЛЭП, самописец с другого вертолета, второй пилот, который несколько лет не летал и после перерыва у него был налет 3—4 часа, посторонний человек на месте бортмеханика. Второй вертолет вообще не взлетел, потому что горы были закрыты. Но тогда вообще никто не должен был лететь! У меня есть полная запись и расшифровка всех переговоров… Но когда пилоты лежали в больнице, они давали интервью: мол, рискуя жизнью, взяли ручку на себя и именно поэтому не попали под трос с напряжением – сгорели бы. Хороший подвиг – столько людей погибло…
— Девять дней в мире идет война. МЧС проводит гуманитарную миссию в Ираке, подталкивает к этому другие страны. Но об этом как-то вскользь говорят, ведь сейчас рационально делить непобежденный Ирак, подсчитывать экономические выгоды и потери, разбирать подряды. Многие считают, что России нужно срочно влезать в эту дележку…
— Экономические прибыли от войны – откровенный цинизм. Постепенно, к сожалению, в этот процесс втягивают и гуманитарную составляющую. Раненым и покалеченным детям мир, конечно же, окажет помощь, но только после того, как повоюет.
— Вы в последнее время все больше молчите в камеру…
— А я дал себе обещание на время предвыборной кампании: нигде, никому, никогда не скажу плохого слова. Может быть, подумаю, но сказать – не скажу. Я эту задачу выполняю и очень собой доволен.
