Журфак МГУ набрал студентов через эфир «Радио Россия»
З
авершилась длившаяся месяц необычная акция «Радио России» и факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова: приемные экзамены на расстоянии. 20 абитуриентов из 400 успешно прошли два первых этапа — творческий конкурс и устный экзамен. Теперь, чтобы поступить в Московский университет, им остается сдать два, уже очных, письменных экзамена — по русскому и иностранному языкам. Моя собеседница — ведущая этой программы на «Радио России» Маргарита ЛЯНГЕ.
— Маргарита Арвидовна! Известно множество вариаций школ молодых журналистов. Есть такая в «Известиях». Наша «Новая газета» тоже является неназванной школой, где много «возятся» с молодыми, — традиция старой «Комсомолки», из «шинели» которой вышла чуть ли не вся нынешняя газетная братия. Как родилась ваша идея, достойная, по-моему, обнародования под девизом «Эврика!», — провести вступительные экзамены «на слуху» у всей страны?
— Прибавьте к этому школу юного журналиста на журфаке МГУ, в которой я сама училась, будучи старшеклассницей, а потом, став студенткой, и преподавала.
Идея родилась в прошлом году, когда я пригласила в свою авторскую программу «Пресс-клуб» декана факультета журналистики Ясена Николаевича Засурского. Обсуждался вопрос: по каким мотивам люди идут сегодня в эту профессию?
Выяснилось несколько тенденций. За длинным рублем. За славой. И, наконец, спасать мир, служить людям. Но что интересно, третий мотив поляризуется в основном в провинции, а первые два — в центре, в столицах и их окрестностях. Столичная публика, кстати, в основном и поступает на факультет. Долететь до Москвы из Анадыря, как это было раньше, теперь совершенно невозможно. К тому же имущественный водораздел у очень многих способных, но небогатых людей из провинции вообще отсекает возможность приехать в столицу на вступительные экзамены. А ведь по окраинам талантливых ребят нисколько не меньше, чем в Москве и Петербурге.
И вот мы придумали: почему бы не объединить усилия с факультетом, чтобы хоть как-то противостоять этой несправедливости? Ведь радио проникает даже в самые медвежьи углы.
Сначала вообще мечтали все экзамены провести в прямом эфире и победителей сразу принять в МГУ. Было письмо в поддержку нашей идеи, подписанное ректором МГУ академиком В.А. Садовничим, который хорошо понимает, что сужение выбора до столицы и ее окоема может превратить даже МГУ в областной или городской вуз. Да и в самом Министерстве образования идея понравилась. Но оказалось, что российские законы запрещают «дистанционные» вступительные испытания. Контрдоводы довольно серьезные. Например: рядом с абитуриентом на другом конце телефонного провода может находиться целый батальон суфлеров.
— А не допускаете вы, что человек сдал ваши экзамены, но у него все равно нет денег ни на то, чтобы жить в Москве, ни на то даже, чтобы до нее доехать? Пытались вы помочь таким ребятам? Ну хотя бы дорогу оплатить?
— Пытались. Пока не получилось. Ведь эксперимент еще не завершен. Многое зависит от того, как 20 победителей сдадут письменные экзамены. Если удачно, мы дальше будем связываться с МПС и Аэрофлотом и попросим…
— Льготные билеты?
— Не льготные, а чтобы они просто их привезли. И мы найдем способ, как транспортников поблагодарить за это.
— 14 минут на опрос сразу нескольких человек — не мало ли? Это что — из-за дороговизны каждой эфирной секунды?
— Эфир действительно вещь дорогая. Но не из-за этого время передачи ограничено. Ведь если посмотреть, сколько минут и даже часов потрачено на анонсирование наших экзаменов, вместо того чтобы давать рекламу, цифра, которую могла бы эта реклама нам дать, зашкалит за десятки тысяч долларов. Однако мы отказались от рекламы в пользу социального проекта. И считаем, что правы. Нет, время выбрано оптимальное с точки зрения восприятия передачи всей многомиллионной аудиторией наших слушателей. Ведь не из одних же абитуриентов она состоит. И важно, чтобы любому человеку наш ежедневный экзамен «не надоел».
— Кроме всего прочего, у вас получился даже не день, но месяц открытых дверей!
— Безусловно. Подробный рассказ о факультете, об МГУ тоже очень важен. Ведь в прошлом году конкурс на журфак опустился до 3—4 человек на место. А еще не так давно было 13—14.
— В 1952 году — 25, в 1953-м — 37 человек на место. Но это уже, конечно, глубокая история. Кстати, почему вы предлагаете абитуриенту выбрать один из трех вариантов ответа? Ведь он, даже не зная, может случайно наткнуться на правильный ответ. Многие педагоги считают подобную тестовую форму оценки знаний крайне необъективной.
— Ну да, мы хотели все же чуть-чуть этим ребятам помочь. Хотя в целом тестовые вопросы — лишь один из элементов экзамена, в который входили и проверка преподавателями опубликованных работ, и беседы с абитуриентами.
— И все же в ваших очень конкретных вопросах мне не хватало «отдушины», в которой человек мог бы раскрыться личностно, полнее раскрыть свои взгляды.
— Я поэтому и ввела — это была моя идея — общий вопрос, связанный с публикациями человека. Изначально факультет предложил жесткий вопросник с тремя вариантами ответов. Я сказала: «Тогда получится просто механическое пианино». И мы остановились на этом варианте, позволяющем хотя бы пунктиром обозначить, что это за люди. Только по однозначным ответам этого не определишь. Ну кто-то больше книжек прочел, кто-то меньше...
— Как все-таки по итогам вашего экзамена не потерять по чисто формальным причинам явно талантливого человека? Мне рассказывали, в свое время отцы-основатели Московского физтеха, участвуя в приемных экзаменах, безошибочно определяли свою смену в науке. И если даже такие абитуриенты не проходили по конкурсу, Капица, Ландау, Кикоин могли сказать: «Этого молодого человека я беру». И молодого человека принимали в МФТИ. Не знаю, насколько достоверно это предание. Но антиформальный подтекст тут очевиден.
— Видите ли, физтеховский принцип, о котором вы говорите, есть и у нас. Мы после каждого эфирного экзамена заполняли протокол, где три подписи: преподавателя, моя и Петра Егоршева, редактора, который работал с абитуриентами. Мы втроем подписывались в том, что все было честно. Но есть еще и четвертая графа, которую мы не заполняли. Некоторые преподаватели требовали в виде исключения считать сдавшими экзамен ребят, которые им очень нравились и по работам, и по беседам с ними, но не ответили на один вопрос. Мы формально не могли включить их в число победителей. Было, по крайней мере, три таких случая. И вот четвертая графа дает декану право разрешать подобные ситуации неформально, вынести окончательный вердикт.
— Через вашу передачу прошли за месяц 46 абитуриентов. Вы знакомились с ними и по работам, и в эфире. Каково общее впечатление по сравнению с вашими студенческими временами от сегодняшних абитуриентов журфака?
— Они более раскованны и уверены в себе. Знают, чего хотят от жизни. Меня поразило: они не боятся эфира, не боятся публичности. Я в достаточно серьезном возрасте впервые села к микрофону — это просто шок был. А здесь никто из ребят не терялся — ни из столиц, ни из деревень.
— Даже, может, абитуриенты оказались раскованнее преподавателей?
— Мне кажется, что да. Преподаватели, хотя общение с аудиторией — их профессия, переживали страшно. И чашками чай пили, и волновались, что голос не тот и тембр не тот.
— Какие самые опасные подводные камни ожидают ваших победителей уже на очном, письменном экзамене?
— Честно говоря, я тут больше всего волнуюсь за их грамотность. Каждый божий рабочий день, когда мы были в эфире, твердила: обязательно учите грамматику! Нет проблем с их образом мыслей, с содержанием сочинений. Но — они сажают по 20 ошибок в сочинении. Пока мы на это не обращали внимания. Но если такое случится на письменном экзамене, тут уж, при всех наших симпатиях к ребятам, мы будем бессильны. Грамотность — входной билет в профессию журналиста. Он просто не сможет работать, не зная русского языка. Правда, наши победители получили огромную фору: как минимум два месяца усиленной подготовки только к письменным экзаменам.
Кстати говоря, я обратила внимание, что более эрудированные и грамотные, менее испорченные модным газетным стебом ребята были как раз из отдаленных районов. Московские и питерские школьники, примагниченные к интернету, часто испытывают на себе все «прелести» этой палки о двух концах. В старых энциклопедиях и справочниках была стопроцентно выверенная информация. Интернет же пока изобилует ошибками. Достоверность, чистота интернета — это одна из острейших проблем, которую людям пока еще только предстоит решать. Быстрое средство общения? Да. Быстрый сбор информации? Да. Но какой информации? Которая еще требует проверки, мне кажется, даже обычными способами. Или тройной перепроверки через тот же интернет.
И все-таки счастье наше и наша беда, конечно, не в интернете, а в неких нормах достоверности, которые у каждого из нас внутри. Или они есть. Или их нет. Вот в чем вопрос. Во всяком случае, судя по разговорам с Ясеном Николаевичем, он очень надеется, что конкурсы, подобные нашему, привлекут на факультет новых людей с таким «нравственным законом внутри». Это главная цель. Будет это — тогда и язык будет не стебовым, не сленговым, а нормальным.
— Ну и как, по итогам экзамена какие из названных мотивов (деньги, успех, общественная польза) преобладают у отобранных вами победителей?
— Мне показалось (и меня это обрадовало), что у абсолютного большинства преобладали мотивы «третьей категории». Мы таких ребят и искали. Мы для них это все затеяли. Потому что первые две категории пробьются без нас.
Если даже из двадцати прошедших конкурс ребят через десять лет только двое-трое станут сильными журналистами, которые будут отстаивать высокие духовные интересы и будут делать это профессионально, красиво, талантливо, — лучшего гонорара за нашу сегодняшнюю работу и не надо.
— Идею вы осуществили прекрасную. Но почему с таким трудом?
— А потому, что на каждом шагу натыкаешься на запреты. Ведь фактически что мы устроили? Нарушение российских законов в прямом эфире. У нас просто не было другого выхода. Потому что все, что сейчас происходит вокруг высшего образования, вокруг неравенства реальных возможностей получить его для богатого меньшинства и бедного большинства, — это ведь тоже нарушение основополагающих российских законов. Мы как бы на нарушение ответили нарушением.
Более того, мы сознательно провоцируем цепную реакцию таких нарушений на местах. Одни мы против тихой сапой утверждаемого социального неравенства ничего не сделаем. Ну поможем десятку-другому талантливых ребят из глубинки поступить в МГУ. А таких ребят — тысячи, десятки тысяч по стране! И такие же проблемы — в каждом регионе. Возьмите Красноярский край — гигантские пространства от Ледовитого океана до Центральной Азии. Почему бы красноярским коллегам не приспособить наш опыт для своих вузов, для решения их кадровых проблем? Там так же трудно добираться до окраин.
У нас ведь была ситуация, когда невозможно было дозвониться до деревни, где живет один из наших абитуриентов, — просто нет кода туда. Есть только заказы, да и то не каждый день. Случись что, оттуда даже позвонить нельзя! Тем более оттуда физически трудно добраться до Москвы. До Красноярска (или Томска, или Магадана) все-таки ближе.
«Радио России», конечно, самая мощная, самая крупная, самая разветвленная сеть в стране. Но ведь в регионах есть и местные телерадиокомпании — частные, государственные, какие угодно! И я будут, счастлива, если они нашу идею украдут. И будут делать то же самое, но с большим приближением к местным условиям. У нас ведь только в европейской части области расположены «мелкой нарезкой». А все, что за Уралом, что ни край, что ни область — целое государство в несколько Франций или там Германий, а уж сколько Швейцарий — и не сосчитать! И в каждом — мощнейший учебно-научный потенциал.
Когда все начиналось, мы очень надеялись запустить цепную реакцию: чтобы, используя эфирный ресурс и возможность дистанционно дотянуться до того, до кого физически дотянуться невозможно, журналисты вместе с вузами стали ломать то безобразие, которое у нас в последнее время установилось. Если они объединятся на таких вот социальных проектах, может, и вправду у нас что-нибудь изменится?
— У вас так хорошо все получилось с журфаком МГУ. Не стоит ли распространить опыт и на другие специальности?
— А на какие, например?
— Пожалуйста: педагог! На учителе в финале все в стране сходится.
— Тут важно и встречное движение. Со стороны самих педвузов. Все дело еще и в партнере, который был бы готов не только к хвалебным гимнам своей профессии, но и к самоотверженному протараниванию каменных чиновничьих стен. Ведь с Ясеном Николаевичем Засурским, деканом журфака, мы несколько месяцев ходили по всяким бюрократическим инстанциям, пробивая эту идею!
Мы готовы к сотрудничеству и с педагогами, и с медиками, и с инженерами. Но насильно мил не будешь. Надо, чтобы и в самих этих вузах были свои Ясены Николаевичи.
