Карл Черни «Этюды». Хореография Харальда Ландера. Мариинский театр

Ч

ерез десять дней в Мариинском театре начнется беспрецедентный по своим масштабам фестиваль «Звезды белых ночей», который в честь всяческих юбилеев (в том числе и 50-летия Валерия Гергиева) продлится аж до начала августа. Последней предфестивальной премьерой стал балет Харальда Ландера «Этюды», давно уже ставший шлягером на Западе.

В России «Этюды» увидели еще в 1958 году — во время самых первых, оттепельных гастролей «Гранд-опера» в Москве. В ту пору на советской сцене царил «драмбалет», а бессюжетный «белый» балет (именно к этому жанру принадлежат «Этюды») был объявлен безнадежно формалистичным и исключен из репертуара. «Этюды» произвели эффект разорвавшейся бомбы: даже непрофессионалу стало ясно, что в области балета мы далеко не впереди планеты всей. И это было крушение самой большой иллюзии.

Н

о пришли иные времена — и советские, а потом и российские танцовщики бросились осваивать то, что в Европе уже давно стало классикой: постановки Баланчина, Пети, Макмиллана, Лакотта. Настал час и для Ландера: через 55 лет после его создания (1948) балет «Этюды» был перенесен на мариинскую сцену француженкой Жозетт Амьель, участницей тех самых легендарных гастролей 1958 года.

«Этюды» — балет уникальный. Его музыкальная основа — сугубо инструктивные фортепианные этюды Карла Черни, которые играются всеми без исключения начинающими музыкантами в средних и старших классах музыкальной школы.

Впрочем, искусно оркестрованные Кнудаге Риисагером, они превратились в очаровательные романтические миниатюры, не уступающие в художественных достоинствах обычной дансантной музыке XIX века — всем этим Аданам, Пуни, Делибам (о танцевальности этюдов неплохо бы помнить пианистам, набрасывающимся на Черни с чисто спортивными устремлениями: быстрее, громче, сильнее).

«Ожившая» иллюстрация из учебника по классическому танцу (всех этих tendus, grand battements, ronds de jambes, port de bras), организованная «от простого к сложному» (экзерсис у станка, пируэты и фуэте, прыжки), оказывается увлекательнейшим, на редкость динамичным зрелищем и, несмотря на свою кажущуюся академичность, совсем не скучным.

Особую прелесть спектаклю придают ироничные акценты, без которых он превратился бы в простой набор элементов ежедневного урока в балетном классе: танцовщицы у станка работают ногами, как в канкане (свет на сцене поставлен так, что сами танцовщицы в черных пачках практически не видны — в лучах софитов оказываются только ноги), а в прыжковом экзерсисе танцовщики буквально отталкивают друг друга, стремясь продемонстрировать свою виртуозность. О том, что на дворе уже далеко не XIX век, напоминает и оркестровка, в которой романтическую идиллию время от времени нарушают «фальшивые» удвоения у высоких духовых (совсем, как в «Болеро» Равеля) или «неповоротливые» пассажи у низких струнных.

Н

есмотря на свою кажущуюся простоту — все элементы их хореографии знакомы танцовщикам со школьной скамьи, — «Этюды» предъявляют к исполнителям очень высокие требования. Особенно к кордебалету: ведь от танцовщиков здесь требуются эталонная чистота и синхронность движений.

По мнению Жозетт Амьель, труппа Мариинского театра идеальна для этого балета.

— «Этюды» — это прежде всего демонстрация школы, и они удаются там, где труппа опирается на фундамент школы. А в Мариинском театре, кроме своих, почти никого нет — это одна школа. Как и в Парижской опере. Сегодня Парижская опера и Мариинский балет чуть ли не единственные труппы в мире, которые стараются держать только своих, — говорит она.

И поэтому, даже несмотря на то что «Этюды» — далеко не новый балет, их появление в репертуаре Мариинского театра выглядит очень удачным приобретением. «Этюды» понравятся даже тем, кто терпеть не может классическую хореографию.