В Нижнем Новгороде жители нескольких разрозненных районов уже больше пяти лет «сидят на химии». Все эти годы они добиваются закрытия кустарных лабораторий по производству наркотиков, которые расположились в обычных городских домах. Жертвы химических атак не пишут анонимок, они требуют всего лишь обеспечить нормальные условия жизни. Заявителей в лучшем случае игнорируют, их третируют судами за клевету и отсылают в психушку.
У нашего корреспондента сложилось устойчивое впечатление, что участковые милиционеры, чиновники администрации, санитарные врачи в сговоре с наркоторговцами. Все знают, что по ночам в Нижнем варят не самогон, а наркотик первитин, или в просторечии — «винт».
— И та-акой тяжкий, я бы сказала, трупный запах, — опираясь на коричневую палку, говорит хозяйка квартиры. — Мы сначала решили, что кто-то гниет у нас. Может, бабушка снизу… Давно никто не видел ее на лестнице. Но запах… запах (!), вы знаете, где-то в носоглотке, и руки чешутся…
Учительница на пенсии Римма Львовна с улицы Культуры (это старый центр города) уверяет, что впервые почувствовала запахи, когда под ней, на пятом этаже появились новоселы. Как-то утром проснулась, лицо все затекло, нос заложен. Пришла подружка: «Ой, Римма, как ты плохо выглядишь». Приняла кордафен, чуть полегчало. Запахи поначалу не вызывали тревоги.
Здесь друг о дружке знают все, как в слободке. И что хозяйка квартиры, из которой распространяется запах, проживает в другом месте. Но в этой частенько бывает ее гражданский муж — тогда горит тусклый свет. Потом он выходит, садится в машину — и в подъезде повисает жуткий запах.
— Ирочка, чем это пахнет у вас? — подкараулив на лестнице хозяйку «нехорошего» места, прямо спросила Римма Львовна.
— Да ремонт делаем, — отговорилась соседка.
С той встречи прошло три года. Запах не только не исчез. Он устоялся. Распространяется только по стояку. «На девятом этаже тоже пахнет, — разъясняет Римма Львовна, — но там мужчины живут, частенько поддают, так не чувствуют… А я же инвалид, не вылезаю из квартиры».
— Сколько ж можно ремонт делать? И что это за краска такая, понюхайте, формалином пахнет и уксусом…
Вызвала участкового Рушадзе. Через месяц пришел, нос сморщил. «Да, — сказал, — будем смотреть». Я говорю: «Может, заявление написать?». «Не надо, и так все ясно». И пропал. Нашла телефон давнего приятеля, бывшего начальника в милиции: «Юлий Осипович, приезжайте ко мне, ради бога, заночуйте, сами все поймете». Так его супруга тут же вмешалась, как же, сейчас он поедет к тебе на ночь.
Врачи приехали и поставили диагноз — «токсический гепатит». Теперь как будто кол в печенках.
— Мне витамины нужны, а я… Из-за этих сук, — Римма Львовна что есть сил стучит клюкой по полу, — на ам-фи-та-минах сижу. На их гребаной «химии». Почему я должна нюхать эту заразу!
…На Щербинке-1 собрался весь костяк бригады «химиков», так они себя называют сами. Хозяйка, как обычно, к встрече испекла фирменные пирожки, в этот раз немного подгоревшие.
Все члены бригады проживают в разных районах города. Все, почувствовав запах, прошли проторенную дорожку к милицейскому участку. Так водится: охваченные общим недугом люди нередко объединяются, чтобы выстоять. В этой «бригаде» лидеры — Татьяна Антонова (у нее от «кислотной» жизни теряет зрение отец) и Людмила Зеленцова (у нее стал инвалидом муж). Обе уже практически стали профессиональными экологами.
Женщины угощаются пирогами хозяйки. «А что Петров?» — «Как и Соколов». На встрече обсуждаются последние новости с фронта борьбы. Они знают в лицо почти все городское начальство. Петровы, Соколовы — все эти руководители облздрава, санэпидемстанции хорошо известны женщинам. Пороги их кабинетов они обивают давно. Добиваются окончательной, авторитетной, официальной экспертизы.
Невидимым остается пока только губернатор. К нему они не могут попасть уже год. Правда, за это время уже привлекали лаборантов со стороны, и те выдали результат: концентрация фенола, формальдегида, уксусной и муравьиной кислот, сивушных масел превышает ПДК (предельно допустимую концентрацию) в семь раз! На руках документы Института гигиены и профпатологии, областного диагностического центра, подтверждающие ухудшение состояния здоровья жильцов из-за химических веществ, обнаруженных в воздухе квартир.
И что? На приеме у мэра, после того, как экологи своего жилья заявили, что в домах зафиксировано превышение нормы формальдегида, один из чиновников сказал: «А вы знаете, что формальдегид содержится в моче?»
На приеме у замначальника ГУВД заявители узнали, что в моче человека также содержатся и соляная, и уксусная кислоты. В Минздраве вообще сказали, что 3 ПДК соляной кислоты не влияют на здоровье, а соляная кислота содержится в желудочном соке. А санитарные врачи сообщили, что эти химические вещества могут появляться «в процессе жизнедеятельности человека».
Все-таки они добрались до главного милиционера Нижнего Новгорода. Тот выслушал, записал на карточке, дважды повторив, что «берет под личный контроль». Жильцы просили не подключать участковых. Потом пришел ответ: ГУВД даст заключение по результатам работы межведомственной комиссии. А она все выводы построила на показаниях участковых.
В дверь позвонили. Серебренникова показала рукой, чтоб мы замолчали. На цыпочках подошла к дверному глазку. «Свои». Вошла соседка. Отдышавшись, закусив, рассказала о том, что встретила знакомую из второго подъезда. «Видела внучку твоей, — показывает на потолок, — травительницы: стоит ребенок, десять лет, плачет — бабушка избила, не за ту цену продала дозу».
— А кого вы боитесь? — спрашиваю Серебренникову.
— Участкового, — отвечает она.
Неприятель тоже наносит ответные удары. Как-то вот также позвонили в дверь. Увидела милиционеров, обрадовалась: «Ну наконец-то пришли». Ее увезли в отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. По заявлению жильцов. Будто бы на нее жалуются соседи, что она варит наркотик. «Они что, меня за дуру принимают? Меня, человека с двумя высшими образованиями, дочь профессора».
То, что в Нижнем варят наркотики, ни для кого не секрет. Здесь так же, как и по всей России, молодняк перешел на (вредный) «винт». (Правда, у женщин сначала были предположения: может, их соседи скорняки, выделывают шкурки; может, просто на дому обрабатывают медь.)
К наиболее беззащитным применили старые репрессивные меры. Самого пожилого члена группы, ставившую подпись под всеми прошениями, бабу Маню отвезли в психушку. «По заявлению соседей» надели балахон и отправили в больницу. Двадцать дней ничего не делали, а напоследок вкололи что-то. Пришили диагноз, с которым теперь от нее никакое заявление уже не примут.
Бригада ушла в подполье. Перед этим она получила еще один удар, на этот раз от судей. Районный суд отклонил жалобу Людмилы Зеленцовой с обвинениями чиновников в нарушении ее конституционных прав.
— Если бы ты сказала, что соседи попирают твою любовь к президенту, всенародно избранному… — говорит Серебренникова. — Да, мы вступили в неравный бой. Даже судьи на их стороне.
…На ночь женщины, которые пытаются в меру возможностей относиться к ситуации с юмором, определяют меня к «спецагенту Тамаре».
…Стрелка часов приближается к полуночи. Тамара Степановна в дырявом зипуне, в такой же старенькой косынке приглашает к столу. От дымящего чайника пахнет летом. «Вот, травкой спасаюсь», — говорит она, наливая отвар. «Зверобой, незабудка, бессмертник…» — перечисляет девятнадцать трав, сама собрала летом в родной деревне. Во рту запершило. «Полынь — как жизнь, медом не покажется», — довольная, обнажает она два зуба.
Бьет двенадцать. «Ну, пошли», — прикладывая палец к губам, спецагент ведет меня в маленькую ванную комнатку с белым, изрядно обшарпанным потолком. «Сейчас пойдет», — шепчет старушка, указывая на вентиляционную решетку.
Наверху кто-то гремит тазами. Потом начинает тарахтеть стиральная машина. Наше помещение заполняется едким запахом, кажется, уксуса вперемежку с нашатырным спиртом и стиральным порошком.
В этом доме «спецагент Тамара» с самой его постройки. После войны малолеткой пошла на химзавод, выпускавший яд. Вспоминает, как однажды после праздника зав-складом забыл выключить линию подачи технического спирта. Гремучая жидкость полилась на крышу, покрытую гудроном. «Народ бросил работу, все как один встали под козырек… с банками, ведрами, противогазами, — говорит она, — но никто не отравился, мы ж на нем выросли. Теперь вот на старости опять нюхаю знакомые запахи… Этил… Наш заводской. Его в рецептуре для «винта» тоже используют».
Во дворе сигналит машина. Слышно, как наверху гремят тазы, хлопает дверь, кто-то спускается по лестнице. Мы выходим на балкон. Смотрим, как у машины появляется сосед с авоськой. «Винт» выносит, гад, как обычную самогонку. Его только разливают в пузырьки. Это уже готовое для шприца ширево.
Тамара Степановна вдыхает, зажмурив глаза. В такие ночи с запашком она обычно, тепло одевшись, сидит на стульчике.
P.S. Всю зиму Тамара Степановна слышала, как соседка наверху рубит лед. К Новому году за окном кухни выросла огромная коричневая сосулька. С оттепелью вода через щели в доме полилась на подоконник, аккурат на цветочные горшки. Превратив герань в солому.
