Анкета
Любимая песня: «Охота на волков».
Любимый фильм: «Белое солнце пустыни».
Последняя, с удовольствием прочитанная книга: Постоянно читаю «Золотого теленка». Не надоедает.
Самый сильный страх: Боюсь закрытого пространства. Чувствую себя жутко. Шторки в машине никогда до конца не задергиваю. На подводной лодке точно бы не смог.
Любимое изречение: Быть добру…
Как представляете идеальную старость: Чтобы жил в деревне и ко мне туда приезжали внуки, дочери, а я бы занимался садом, пилил, строгал.
Последняя крупная покупка: Купил в Германии топорик плотницкий и молоток с резиновой ручкой. Жене не говорю, сколько стоит, она не поймет.
Неисполненная мечта: Хотел поработать на скандинавской машине. Это очень трудная машина, берет до 60 тонн. Интересно!.. Я садился, пытался загонять, получается.
Идеал женщины: Жена. Столько терпеть мою работу! Вырастила без меня детей…
Последнее, над чем хохотал: Вез из Астрахани воблу в Германию. Там есть специальные магазины для эмигрантов с ностальгическим ассортиментом — серые семечки, перловка. И никак не мог объяснить немецкому таможеннику, что у меня за груз. Говорю: «Сухая рыба». Не понимает! Плюнул, снял пломбу, вынул, открыл коробку. Он, бедняга, нос заткнул: мумия, мумия! И рукой замахал: мол, шнеллер, шнеллер, ломись отсюда со своей воблой… А пиво вроде пьют.
5.20. Едва пересек границу — вот они, родненькие, тут как тут. Стоят, салютуют. Две хрустящие палочки — гаишник и таможенник. Они теперь трудятся в паре. В целях борьбы с контрабандой.
На самом деле это хороший насос: таможенник не имеет права останавливать, гаишник — проверять груз на соответствие. А вместе они — сила. Ну тормознет гаишник: путевой лист, права, техсостояние в порядке, стольник в зубы — и до свидания. Таможенник может придраться к любой закорючке и арестовать груз. Или потребовать вскрыть пломбы, предъявить товар, что тоже совершенно ни к чему: я везу из Франции одежду для элитных бутиков. Все тщательно запаковано, вещи очень дорогие. И здесь уже стольником не отделаешься… Положил в документы 20 долларов, протянул из окошка. Открыли, глянули, ткнули пальцем в купюру:
— Эту бумажку надо отксерокопировать.
Понял, добавил еще столько же — и таможня дала «добро».
6.10. Все 1138 километров трассы Брест — Москва знаю в лицо, каждый столб, каждую выбоину. И эту развалившуюся хибару, и этот сгоревший дом, и эту деревушку, где восемь лет назад водителя расстреляли прямо через лобовое стекло (думали — везет аппаратуру, а он вез подсолнечное масло), и это кафе. Раньше здесь кормили исключительно, и оно пользовалось у дальнобойщиков популярностью. В любое время суток невозможно было втиснуться, хотя стоянка на 150 машин.
Потом поменялся хозяин, стали готовить какую-то бурду. И кафе тут же опустело. На трассе с этим строго. Кто-то один отравился — заведение, считай, обанкротилось. Первого же встречного по рации предупредишь: ты, браток, туда не заезжай. И все. Информация распространится моментально.
Желудок крутит, но проскакиваю мимо.
…Одним ухом слушаю мотор, другим — рацию. Слушаю и уматываюсь: белорус впереди забылся и жалуется товарищу по рабочему каналу: «В Москве на терминале как присел, как присел! На две недели. Харч кончился, бабу хочу, взять негде: Москва — город дорогой». С девочками в Белоруссии действительно проще. Чем страна беднее, тем больше на трассе проституток. Здесь они стоят повсюду. Совсем школьницы и в основном одноразовые.
Плечевые — те, которые катались с водителем весь рейс, сейчас исчезли. Это было чисто советское явление. Раньше они по всему Союзу могли мотаться — и страну посмотрит, и денег заработает. Теперь очень много границ, далеко не уедешь. И водителю лишние приключения ни к чему. Гаишники тормознут, а у нее, как правило, нет документов. Или кинет что-нибудь в чай, проснешься без вещей и без денег. С нынешними малолетками тоже никто не связывается, кроме безбашенной молодежи. Сколько попадало ребят! Только начинают возиться — подъезжает милиция, девчонка в крик — насилуют! Обчищали до нитки. Отдавали все, лишь бы под суд не идти. Тем более в чужом государстве.
15.10. По рации предупредили: впереди затор — скандинавская машина (они — 24 метра, в Европу их даже не пускают) не может забраться на горочку. Это часа на три. Чтобы не терять время, зарулил на первую же стоянку…
16.00. Чем заняться? Все газеты, даже двухнедельной давности, выклянчили в Германии эмигранты — они специально караулят наших дальнобойщиков перед большими терминалами. Телевизора я лишился на украинской проселочной дороге: ехал ночью, обгоняет «Волга», моргает, и ребятки из салона показывают — колесо спустило. Я, естественно, не остановился. Но свербит: колеса у нас дорогие. По зеркалам проверил — сзади темно. Решил, что по-быстрому выскочу. Только спрыгнул на землю — опа! — трое стоят. Колесико, командир, хочешь посмотреть? Все выгребли, забрали даже консервы и мелочь из карманов…
Ну чем заняться? Прошелся по кабинам — у кого есть книги на обмен. Обменял двух Донцовых в мягкой обложке на одного Корецкого в жесткой. На десятой странице понял, что уже читал… От нечего делать поспорил с прибалтами. К заднему колесу моей машины поставили на попа по спичечному коробку. С одной стороны коробок и с другой стороны коробок. Я уехал змейкой, чтобы не загонять по прямой, что не фокус. Коробки остались на месте. И потом щеткой поставил свою фуру ровнехонько между ними.
19.00. Впереди — стационарный пост транспортной инспекции. Больше тридцати восьми тонн везти не положено, а клиенты грузят по полной программе. Когда в две машины, встаем друг за другом впритык и пошли гуськом на весы — мои пять осей и тут же пять осей напарника. Компьютер не успевает фиксировать, на мониторе получается чехарда. Пока инспектор сообразит, что к чему, пока выскочит из будки — нас уже и след простыл. Когда один, приходится делать крюк: попадешь на весы — попадешь на деньги. Свернул на боковую дорогу.
Можно бросить руль — и никуда не денешься. По колее, как на трамвае.
19.40. Во Франции вдоль автобанов понаставили разноцветных картин, чтобы не уставали глаза: какие-то оранжевые кубы, зеленые ромбики. А у нас и без них не соскучишься. То менты, то бандиты. Как же они все достали! А куда деваться? Мне предлагали работу за границей. Условия прекрасные, машина та же, зарплата европейская.
Но это не моя жизнь. Я однажды завис на месяц в городке под Лионом. Приехал на мебельную фабрику, а заказ не готов. Во Франции весной вообще не работают. У них сплошные праздники. Клиент оплатил простой, пятьдесят долларов в сутки. Я обрадовался — вот красота! Через две недели обошел пешком весь город, нагулялся по замку и взвыл. Как-то спустился в один винный подвальчик. Сидит мужик, крупный, нос красный, натуральный русский алкаш, потихоньку потягивает винцо и тоже помирает от скуки. Оказался хозяином. Мы подружились. Коротал вечера у него: телевизор, разговоры. Он мне — про свою жизнь, я ему — про свою.
Как общались — сам не пойму. Луи по-русски ни слова, я — по-французски (международный язык дальнобойщиков — немецкий).
21.30. Видимо, от резкой смены климата (в Европе уже вовсю весна) заломило сломанный локоть — память о красивом городе Петербурге. Два года назад на Северном проспекте в семь часов вечера меня остановили гаишники. Когда по их требованию вышел из машины, получил удар по голове. Очнулся в подвале. Руки закованы в наручники за спиной, голова замотана скотчем, ноги — проволокой. Первая мысль: раз завязали глаза — значит, не убьют…
Долго били, выясняя, есть ли в машине навигатор. Били профессионально, под сердце сапогами. Сначала молотил дурака: мало ли, машина стоит на перекрестке, моргает, кому-то, может, помешает. Никому не помешала… Рассказал все, что требовали, и еще двое суток, связанный, с кляпом во рту, скотчем на глазах, валялся там без еды, без воды, а главное, без туалета — расстегнуть ширинку не мог, и это было самым сильным унижением в моей жизни. Зато курить не хотелось абсолютно, хотя обычно высмаливаю по две пачки в день.
Через двое суток выкинули из багажника избитого, окровавленного на станции Ручьи. Шел к брату через весь Питер — и никто ничего… Жена думала, что я брошу работу. Но я выправил все документы, потихонечку от жены сделал визу и поехал в рейс. Ни машины, ни груза до сих пор не найдено…
22.40. Позвонила внучка: «Дедушка, ты где?». — «Ребенок, я в Белоруссии». — «А это страна или город?». Отвечаю, а у самого навернулись слезы. Нервы, что ли?..
23.50. Навстречу слепят фары. В глаза словно насыпали битого стекла. Намочил полотенце, обтер лицо, открыл окна на всю, чтобы обдувало. В чистом поле не встанешь. Надо дотянуть до стоянки.
24.30. Дотянул…
