В пострадавших районах катастрофой начинают торговать. «Hello! Tsunami, yes!» — кричат торговцы, рикши, таксисты на улицах. Пытаются заинтересовать клиента. «Есть экскурсия в национальный парк «Ялла» — там унесло в море около 200 японских туристов. 20 евро — туда и обратно», — предлагают в уцелевших отелях. Моторизированный рикша Джаянтха обещал меня свозить на своем тук-туке в «Ялла» за «сколько дадите». Мы едем с ним на этом крытом трехколесном мотороллере в город. Нас трясет на каждой кочке, то есть постоянно.
Я бью по плечу Джаянтху и кричу:
— Почему ты стал водителем тук-тука? Это выгодная работа?
— У меня было пять бунгало. Мы давали в аренду гостям машины, велосипеды и тук-туки. Этот тук-тук — все, что осталось от моего бизнеса. Велосипедами и всем остальным, наверное, подавились акулы, — смеется. — Теперь я зарабатываю на жизнь водителем. В день примерно 1000 рупи выходит (почти 10 долларов. —А.Ш.).
— А много отелей сохранилось в Тангалла?
— Около половины — самые дорогие, которые принадлежат европейцам. Они начиная с 1995 года скупали здесь лучшие земли, на возвышенностях у моря. Поэтому и целы остались — волна нанесла им незначительный ущерб.
Теперь волна принесет им деньги.
Многие обеднели в Тангалла — потеряли бизнес. А бизнес здесь семейный. Поэтому люди потеряли все. Мы ходим по городу и ищем интернет. Проходя по мосту через когда-то пресноводную, а теперь соленую реку, видим табличку на стене дома: «E-mail». Поворачиваем за угол дома — дома нет. Только боковая стена и груды компьютерных останков внутри бывшего здания. Среди мусора ходит мужчина, что-то ищет. Видит нас, идет навстречу с улыбкой.
— Наверное, увидели табличку? Многие по ошибке заходят, но теперь только табличка. Вот хожу, ищу фотографии жены, но те, которые есть, размыло водой. Мою жену забрало с собой море.
Аргирохитха в 1990 году купил первый компьютер. В декабре 2004-го в его интернет-кафе уже были 40 компьютеров, ксерокс, магазинчик и бар.
— У меня опять один компьютер — тот, который дома. Буду начинать все сначала, как пятнадцать лет назад. Мой магазин стоил два миллиона рупи. Правительство не вернет мне эти деньги — оно не любит, когда у кого-то есть бизнес… Глупый я — не застраховался. Я беспокоюсь за своих клиентов — они у меня постоянные. Всем, кто был здесь тогда, я отправил письма — на половину нет ответа.
— А вы были здесь 26 числа?
— Да. Я убежал от волны. Все говорят, что это было чудо. Но меня спас мой страх. Видишь пальму?
На земле лежит вырванная с корнем пальма.
— Я прыгнул на нее со второго этажа. С нее я прыгнул на крышу вон того дома.
От того дома остались только боковые стены и крыша. Дом далеко от пальмы.
— Трудно поверить, да? Потом я прыгал с огромной скоростью с крыши на крышу — я не знаю, как мне удалось убежать от волны. Я понял, что у человека очень много возможностей. Когда я очнулся, в моих ступнях были гвозди. Я их вытащил, но раны остались и гноятся, потому что мне некогда их лечить. Может быть, пойду вечером в ваш госпиталь.
В мобильном госпитале отряда «Центроспас» российского МЧС много пациентов с ранами на ступнях. Врачи вытаскивают из ран осколки стекла, гвозди, щепки. Люди бежали от волны. Еще один частый диагноз — бронхиты. Тангальцы, прошедшие через цунами, жалуются на кашель. Доктора не ожидали, что им придется столкнуться с бронхитом. Прогнозировали что угодно — холеру, малярию, инфекции. Боялись эпидемии.
Ланкийцы тоже ее боялись. Поэтому очень быстро сожгли трупы после катастрофы. К тому же они чистоплотные. Когда заходишь в бедняцкие хижины, где вместо пола — земля, хочется, как при входе в храм, снять обувь на пороге, чтобы не запачкать. Их религия требует хранить тело и дом в чистоте.
Многие ланкийцы приходят в госпиталь и честно признаются, что их болезнь не связана с цунами. Поэтому у врачей — около 200 человек в день. На улице — 35 градусов. В палатах — на 10 больше. Доктора не выходят из госпиталя весь день. Просят сходить в город купить сим-карту, узнать, где продают сари. Когда они заканчивают работать, все магазины уже закрыты.
— Купите мне вот такой мячик. — Доктор, профессор Вадим Дубнов, разводит руками и показывает среднего размера мяч, привык здесь общаться жестами. Главная проблема — запущенных много.
— Пришел сегодня один — у него яичко вот такое. — Врач изображает тот же жест, что и в разговоре про мячик. — Онкология, скорее всего. Направили на обследование. Много, очень много запущенных болезней… В основном астма у детей, у взрослых.
Пока признаков эпидемии в Шри-Ланке нет. Это очень хорошо.
Если честно, то я с опасением ходила по улицам: дверь в магазины открываешь, как в КВД. Везде мерещились прокаженные. Но за неделю попались только двое с провалившимися носами — среди тамильских попрошаек. Тамилы — это немногочисленная нация на острове. Сепаратисты более 20 лет ведут борьбу за освобождение, террористическую группировку спонсирует Индия. Тамилы — индуисты по религии, индусы по происхождению. Постоянно что-то жуют и просят денег.
Цвет траура у буддистов — белый. По дороге на юго-восток страны в город Хамбантото на многих домах висят белые флаги. В доме кто-то умер. Мы въезжаем в Хамбантото. В местном полицейском управлении дали такие данные: население города до цунами — 9676 человек. Погибли 2538 человек. Пропали без вести около 2000 человек. Половины города нет. В полиции висят фотографии найденных тел. Все тела выглядят, как после краш-синдрома — синдрома воздействия взрывной волны. Мягкая глыба воды взорвала людей изнутри. Сохранилась только оболочка…
Мы едем к побережью. Вдоль побережья на шесть километров тянулось мусульманское поселение. Только в Хамбантото я начинаю осознавать, что это была за катастрофа. Стал пугать шум волн.
Частично сохранилась только мечеть. Мужчины совершают намаз — кланяются на восток, повернувшись спинами к океану. Берег усыпан обломками кирпичей, из-под которых выглядывают кусочки яркой расшитой материи — остатки женских покрывал. Валяется кукла со смятым лицом. Лежат огромные поломанные пальмы, вырванные из земли. На самом берегу сплюснутые со всех сторон лодки — без мачт, без хозяев. От домов остались только фундаменты, да кое-где торчат одинокие стены. На фундаментах домов стоят восемь палаток — теперь там живут люди со всего побережья. Полностью уцелели только две семьи.
Алькамия растерянно бродит по развалинам своего дома. Вдруг наклоняется, поднимает что-то ярко-зеленое с пола и застывает. Когда я подхожу к ней, то вижу, что она держит в руке тапочек маленького размера. Она разговаривает с ним, гладит его, что-то говорит на сингальском. По ее лицу беспрерывно текут слезы. Она потеряла всю семью — мужа, двоих детей, сестру.
— Я уехала в центр страны 24 числа. Вернулась 29-го… Вот что осталось от моего ребенка. Аллах покарал меня — оставил в живых.
Решаль тоже говорит об Аллахе. У него погибли дети и жена. Ему 25 лет.
— У меня есть свои мысли на этот счет. Бог забрал хороших людей, а оставил плохих, которые ему не нужны.
Здесь многие рассуждают о Боге. Уцелевшие статуи Будды, оставшиеся мечети и костелы заставляют людей задуматься. Мнения разнятся.
Стихия предупреждала людей. Сначала к берегу принесло рыбу — дети и другие неопытные люди кинулись ее собирать. Те, кто понял символ, спаслись — уехали и ушли в город, дальше от берега. Поэтому говорят, что виновата человеческая глупость.
Перед самим цунами море втянулось, оголив на несколько сот метров берег. Люди кинулись огораживать себе землю — под застройку, думая, что море ушло навсегда и подарило им несколько акров дорогой земли. Поэтому говорят, что людей погубила жадность. Я думаю, что смерть тысячам людей принес случай. Кто-то из нас ошибается.
P.S. В субботу утром в пустующее бунгало по соседству въехали шесть американцев. Они приехали присмотреть уцелевший отель и купить его.
