Поэзия Серебряного века и поэзия фронтового поколения вроде бы две вещи несовместные. Во всяком случае, далекие друг от друга. Но накануне 60-летия Победы литературовед Дмитрий Бак систематизировал найденные во фронтовых газетах неизвестные, никогда позже не переиздававшиеся стихи Арсения Тарковского.

И оказалось, что фамилии Твардовский и Тарковский не напрасно столь созвучны.

Арсений Александрович Тарковский, чьи стихи узнали даже далекие от поэзии люди благодаря фильмам его сына Андрея Тарковского, в сущности, последний поэт Серебряного века. Седина его отливала именно этим цветом, а когда он был еще молод, Мандельштам говорил, что вдвоем им будет тесно… Так вот, во время войны Арсений Тарковский конкурировал вовсе не с Мандельштамом, а — с Твардовским! Писал нечто вроде «Теркина».

Назвал он своего героя Хватовым. И Василию этот ухватистый и сноровистый русский солдат, несомненно, родственник.

Но все-таки произведения, сравнимого с «Повестью про бойца», не получилось. Получился, говоря современным языком, сериал. Он печатался в ежедневной газете Шестнадцатой армии «Боевая тревога», где Тарковский служил военным корреспондентом с января 1942-го по декабрь 1943 года. Кто знает, если бы не тяжелое ранение Тарковского, после которого — госпиталь, гангрена, ампутация ноги, может быть, из этих газетных стихов и сложилась бы поэма-лубок.

И вот что интересно. До войны Тарковского, младшего поэта Серебряного века, никто не мог заподозрить в грубоватых манерах в обращении с Музой. И вдруг, требовательный не только к каждому слову, но и к каждому звуку в строчке, Тарковский позволил себе почти агитку… Но в этом-то и был его личный подвиг. Он, как нелюбимый им Маяковский, «наступил на горло собственной песне» и стал писать то, что, видимо, было необходимо тогда воевавшему народу — образ простого и фартового русского солдата.

Потребность в таком герое подтвердил Твардовский.

Ни до, ни после войны Арсений Александрович не писал ничего похожего на эти свои фронтовые стихи. Неслучайно они остались неизвестными. Он их никогда и нигде больше не публиковал. Задумайтесь, написать за такой короткий срок как минимум 76 (по утверждению Дмитрия Бака) «не своих» стихотворений — разве это не подвиг для поэта, который «многописанием» никогда не отличался? Да еще того самого, которому принадлежат строчки: «Для чего я лучшие годы/ Продал за чужие слова?/ Ах, восточные переводы, / Как болит от вас голова».

Этот незаметный подвиг Тарковского впоследствии был отмечен (или награжден?) замечательными послевоенными стихотворениями.

Сегодня мы публикуем неизвестные стихи Арсения Тарковского 1942—1943 гг. из фронтовой газеты «Боевая тревога».

Олег ХЛЕБНИКОВ

ХВАТОВ ИЗ СЕЛА СОЛДАТОВА

Стихотворения Арсения Тарковского из фронтовой газеты «Боевая тревога»

III

РОДОСЛОВНАЯ ИВАНА ХВАТОВА

Раз бойцы спросили Хватова:

— Ты откуда, друг Иван?

Из Казани, из Рязани,

Если ты из горожан?

Или ты из сельской местности?

Ты куда, брат, письма шлешь?

Ситным хлебом, синим небом,

Чем, скажи, твой край хорош?

Очень мы интересуемся,

Раз уж с нами немца бьешь,

Коль в пехоте, в нашей роте, —

От кого ты род ведешь?

Так друзья спросили Хватова.

— Раз уж речь о том зашла,

Я, — сказал он, — из Солдатова,

Из колхозного села.

Тем хорош мой край родительский,

Что, куда ни повернешь,

Все места тебе родные.

Луговые, заливные,

Полевые да лесные –

Лучше края не найдешь.

Тем, что все это — Россия,

Вот чем этот край хорош.

А из рода я солдатского,

И в семействе говорят:

По наследству с малолетства

Что ни Хватов, то солдат.

Мол, какой-то из Солдатова

Хват на озере Чудском

К немцам пришлым вышел с дышлом,

С топором или копьем.

Мол, среди солдат Суворова

Тоже Хватов был один,

И лупил он немцев здорово,

А потом вошел в Берлин.

Был солдат в полках Кутузова,

То ли правда, то ли нет,

Хватов Павел, строгих правил,

Деда прадед или дед.

Из папашиной солдатчины

Я пример вам приведу:

Немцу мало ли попало

В том шестнадцатом году?

Гнал папаша в восемнадцатом

Немцев так же — в три шея.

Ну а я-то, сын солдата,

Что могу, к примеру, я?

Только сердцем помнить Родину

И в затишье, и в бою.

Запримечу — и навстречу,

Встречу немца — и убью!

IV

О ХИТРОСТИ ВРАГА ПРОКЛЯТОГО,

О ЗОРКОЙ БДИТЕЛЬНОСТИ ХВАТОВА,

О ТОМ, КАК ВРАЖЕСКИЙ ШПИОН

ИВАНОМ БЫЛ РАЗОБЛАЧЕН

Мы видим здесь Ивана Хватова.

Он деда повстречал усатого.

Дед с чемоданом и клюкой,

Щека у старого подвязана,

Обыкновенный дед — такой,

Как тут художником показано.

Ивана спрашивает дед:

— Дашь закурить, боец, аль нет?

Не отказал Иван в махорочке.

Они уселись на пригорочке,

И козью ножку наш боец

Свернул в момент, как полагается.

Дед с виду опытный курец,

А с куревом не управляется:

Как он ни бьется — толку нет.

Иван подумал: «Вот так дед!».

— Показывать довольно фокусы!

А ну, давай мне, старичок, усы!

Ты, фриц, хитер, а мы хитрей.

Хоть ты и скрыл свое обличие,

Неведомы тебе, злодей,

Все наши русские обычаи!

Такую самокрутку вмиг

Свернул бы русский наш старик!

России, по дорогам рыская,

Вредила гадина фашистская;

Но гадине пришел конец —

Благодаря догадке Хватова

Шпиона в штаб ведет боец.

Товарищ! Взором все охватывай!

Будь бдителен — и хитрый враг

Бесспорно попадет впросак!

VI

ИВАН ХВАТОВ В ГОСТЯХ…

Иван пробирается в гости к врагу.

Он смотрит на чьи-то следы на снегу –

Идут они к старому дереву прямо,

Под деревом старым — какая-то яма.

Отважный боец по-пластунски ползет,

Замрет на минуту и снова вперед.

Здесь Хватов Иван нарисован с гранатой.

Кричит он: «Примите подарок богатый!

Старинный обычай препятствует нам

С пустыми руками ходить по гостям!».

И гостю так рады хозяева-фрицы,

Что в воздух от счастья взлетают, как птицы!