Когда мы находим доказательства того, что сотрудники спецслужб нарушают закон, мы ожидаем какой угодно реакции от них и их семей, но только не просьбы о помощи. Впервые нам написала мать, разыскивающая сына, сотрудника ФСБ. Его фотографию она увидела в «Новой газете».
Письмо от Надежды Павловны Лагошной, написанное каллиграфическим почерком, пришло из города Лисичанска Луганской области Украины. Все хорошо было у Надежды Павловны. Сын вышел в люди, стал экспертом-взрывотехником в астраханской ФСБ. Двух внучат родил. Вот только как из родительского дома уехал, совсем перестал писать матери. «Моему сыночку Андрюше писанины и на работе вдоволь хватает, да и в детско-юношеские годы он не дружил с письмами… Поэтому его в этом можно понять, — пишет Надежда Павловна. — По моим материнским понятиям живут мои дети хорошо и мое материнское сердце радуют. Вот и не пишут. Да хранит их Бог».
А второго ноября прошлого года случилось у Надежды Павловны горе: скончался муж. Понадобилось сообщить грустную новость сыну. Вот только на письма материнские он доселе не отвечал, поэтому решила мать написать ему на работу. То есть в ФСБ.
Послала телеграмму. Но через день та вернулась, сообщая Надежде Павловне, что «адресат выбыл неизвестно куда» и на прежнем месте больше не работает. Куда может деться сотрудник ФСБ, мать предположила сразу: «Этим самым я сильно была огорчена и полностью убита горем. Ведь работа на службе ФСБ — не из легких. Разгул чеченских банд… эти ужасные теракты… Поэтому мысль сама за себя говорила».
А тут как раз знакомые Надежды Павловны были проездом в Москве. «Новую газету» № 29 случайно купили и привезли матери.
На первой полосе газеты была статья Вячеслава Измайлова «Бомже-метатели» о том, как после теракта на астраханском Кировском рынке в 2001 году местная ФСБ повесила его подготовку на владельца разрушенного в теракте торгового павильона, двух бомжей и 40-летнего Александра Штурбу, обладателя диагноза «олигофрения в средней степени дебильности».
Вместе со статьей были напечатаны кадры из представленной на суде видеозаписи следственного эксперимента, а точнее, того, как Штурба, окончивший шесть классов школы для умственно отсталых, под руководством двух фээсбэшников собирает взрывное устройство. Как потом рассказывал сам Штурба (судом оправданный), в камере он провел девять месяцев. Все это время специалисты ФСБ обучали его собирать бомбы, избивая, если он делал ошибки.
В эксперте-взрывотехнике ФСБ, помогающем Штурбе в кадрах из видеозаписи, Надежда Павловна узнала «своего родного сыночка. Радости моей материнской не отбавить».
Вот только противоречие, пишет мать: «В телеграмме указано одно, а в достоверных фактах «Новой газеты» — другое». То есть телеграмма из астраханской ФСБ вернулась в ноябре прошлого года. А статья Вячеслава Измайлова вышла в апреле 2005-го. И решила Надежда Павловна: в газете лучше знают, где работает ее сын. Поэтому смогут «передать мое материнское письмо моему родному сыночку Андрюше».
Уважаемая Надежда Павловна!
Видеозапись, кадры из которой приведены в статье, была сделана в мае 2002 года. Как нам удалось выяснить в астраханском отделении ФСБ, эксперт-взрывотехник Хаустов действительно был уволен чуть больше года назад. Может, из-за истории с террористом-олигофреном, может, почему-то еще. Скорее всего, семья Хаустовых из Астрахани уже уехала. Найти их новый адрес нам не удалось. Ваше письмо ждет Хаустова Андрея Викторовича в редакции. Очень надеемся, что у него все в порядке и он наконец вспомнит о матери.
От редакции:
Андрей Викторович, позвоните наконец маме!
