Справка «Новой»

Семь лет назад в Нижегородское общество прав человека (НОПЧ) обратилась гражданка Михеева Л.Н. с жалобой на причинение пыток ее сыну Михееву А.Е. сотрудниками милиции. В жалобе сообщалось о том, что Алексей Михеев, 1976 г.р., был заподозрен в изнасиловании и убийстве девушки. В ходе допросов к Михееву были применены пытки, в результате чего он был вынужден написать «явку с повинной», а затем выбросился из окна, получив при падении ряд тяжелых травм. На следующий день после этого девушка, в убийстве и изнасиловании которой сознался Михеев, вернулась домой. Сотрудниками Информационного центра НОПЧ, впоследствии преобразованного в Комитет против пыток, было проведено расследование, в результате которого появилось первое дело Комитета против пыток. Именно в ходе дела Михеева было принято решение о создании комитета. За это время проведены проверки и расследования по сотням жалоб на пытки. Многие дела удалось довести до суда, по многим делам продолжается упорная юридическая работа.

Первый отзыв на обозначенную европейcким правосудием сумму до Михеевых дошел от соседей: «Да вы теперь миллионеры!»… «Ну вот что скажешь?! Глупые люди!.. Это ж грех на такое завидовать», — говорит мама Алексея. «Такое» — это перелом позвоночника у сына после того прыжка. Людмила Николаевна Михеева, мама и единственный родной человек Алексея, за семь лет только раз оставляла его — ездила в Москву на день за визой в Нидерланды. Все остальные дни (в количестве 2374) — она у его постели беспросветно. Три года из семи вместе с ним провела в больницах.

В первые дни после известия об этих деньгах корреспонденты ездили один за одним, с телекамерами и без, и она, честно сказать, устала от них. Вот еще и я на ее голову, а Алеше и поесть сегодня было некогда… Все эти разговоры.

Она спрашивает: чай, кофе? Размешивает в чашке ложку растворимого для меня и ставит рядом на столе на блюдце нарезанный белый хлеб. Еще сахар. «Вы угощайтесь»… Сама машинально берет кусок хлеба и ест, забыв про свой чай.

Корреспонденты Людмилу Николаевну все больше спрашивали про ту давнюю историю, которая теперь для нее уже «дело прошлое», а про их настоящее интересовались мало. А ей-то прошлое лучше бы не ворошить. Я вот тоже задаю вопрос, которого не избежать: «А вы удовлетворены, что виновных осудили?». (Признанные виновными по делу Михеева сотрудники Ленинского РУВД Сомов и Костерин осуждены на 4 года лишения свободы и с 27 января отбывают наказание. — Н.Ч.)

Она вздыхает: «Ну чего хорошего. Только семьи пострадали их. А смысл в приговоре только один — государство свою вину признало. И, конечно, наше дело — для всей России неожиданность».

Чего стоило признание этой вины, мне позже расскажет Игорь Каляпин, председатель Нижегородского общества против пыток, который семь лет бился с этим делом и довел его до Страсбурга. Дело в России закрывали 26 (!) раз.

И 26 раз он приходил к Михеевым с этим известием. После этого вопрос о том, оставалась ли у них надежда на справедливость, задавать не имеет смысла.

У нее в эти годы была поглавнее надежда — и таяла она за эти годы десятки раз. Доживет ли сын до следующего понедельника? Она в разговоре несколько раз повторила: «Если бы не люди, мы бы, наверное, и не жили сейчас».

Люди

«Помощь? — она задумывается и вдруг, наклонившись, тянет из-под стола, за которым сидим, огромную челночную сумку. — Это Ганс присылает». Она достает из сумки одноразовые катетеры, салфетки, специальные противопролежневые растворы. И еще что-то там медицинское с неистребимым запахом больницы.

В сумке — их спасение. Их ежедневный прожиточный минимум по уходу за лежачим больным.

Ганс Штенфильд, телевизионный журналист из Норвегии, об Алексее Михееве узнал из передачи «Независимое расследование». Состояние у Алексея было тогда критическим — тяжелейший остеомиелит бедренной кости, бесконечные нагноения и комментарий местных врачей, что они все возможные ресурсы в работе с этим больным уже выработали. Обычная формулировка, когда перспектив выздоровления нет.

Людмила Николаевна привезла тогда Алешу домой, и жизнь перешла в пунктирный двухчасовой режим. Каждый час перевернуть. Чтобы не было пролежней, каждые два обработать рану на бедре. Один знакомый врач, служивший в Афганистане, порекомендовал засыпать рану сахарной пудрой. Она сыпала и сыпала каждый час. И когда Штенфильд первый раз отвез их в госпиталь «Улевал» в Осло, она этой банкой с сахарной пудрой всех поразила. Там и бинтов-то с 37-го года не видели, не то что этих народных средств.

Штенфильд за эти годы трижды организовывал им поездки в Норвегию на лечение, средства на которое Алексею собирали норвежские полицейские.

А первая инвалидная коляска появилась в прошлом году. Прислал Владимир Габышев, продюсер, руководитель детских хоров. Он тоже в их судьбе случайный человек. Прочитал в газете, позвонил и спросил: «Чем помочь?».

Игорь Каляпин с товарищами, которые вели независимое расследование дела, несколько раз перечисляли средства из Фонда помощи жертвам пыток на курсы реабилитации в больнице. На помощи этих людей они и продержались.

И еще однажды позвонили незнакомые люди из Израиля. Спросили, есть ли родственники, ну хоть в седьмом колене, по еврейской линии. Если найдут, то можно будет оформить визу и лечение в одной из лучших клиник. Не нашлось тогда подходящих родственников.

Вообще-то у инвалида первой группы Алексея Михеева есть медицинский полис. Но к его истории он отношения не имеет.

Остальные

Никто за 7 лет с извинениями или материальной помощью из милиции к Михеевым не пришел. Приходили с деловыми предложениями. Летом, в один из редких вечеров, когда друзья вынесли Алексея на улицу, к нему подошел мужчина и сказал: «Ну вот чего ты хочешь добиться? Все равно ничего не докажешь, а если заберешь заявление, мы тебе с квартирой поможем». Заявление Михеевы не забрали.

Руководство ГИБДД, где служил Алексей и откуда в тот проклятый день по приказу командира поехал в милицию давать показания по делу об убийстве девушки, которого не совершал, оформило задним числом его заявление об увольнении. Чтобы не порочил ряды. Именно поэтому еще в течение года после трагедии Алексею не удавалось оформить пенсию.

Дважды Алексей обращался в приемную мэра с просьбой оказать материальную помощь. Не поступило помощи.

Несколько раз ходила Людмила Николаевна в собес с вопросом, на что жить. Ей раздраженно отвечали: «Да что вы хотите, женщина? Вот в законе написано, что вам полагается пособие по уходу — 107 рублей в месяц. Напишут 50 тысяч, мы выплатим 50…».

Перспективы

Какие перспективы могут быть у 29-летнего парня, прикованного к постели?!

Алексей с мамой очень хотел их расширить и, лежа в больницах, заочно окончил юридический институт. Диплом у него есть, работы, естественно, нет. И на вопрос: «А что бы вам еще хотелось сделать в жизни?» он очень спокойно ответил: «Я бы что угодно делал. Только что? Я бы мог давать юридические консультации или быть нотариусом, но в моем положении и это нереально».

Найти хоть какую-то работу они пытались. Вот можно было бы выращивать в специальных контейнерах грибы или делать пуговицы, но грибная влажность в доме или эпоксидная смола для пуговиц подорвут последние силы.

А сил у него все меньше. Еще несколько лет назад он мог сидеть в постели, теперь может только лежать. И не дай бог Людмиле Николаевне забыть про время, даже на полчаса, — тут же пролежни.

Какие перспективы у Людмилы Михеевой? «Вот представляете, если задуматься, в нашей семье Алеша — кормилец. На его пенсию живем. Сколько это? Две тысячи в месяц. Самая маленькая пенсия, потому что нам ее оформили как бытовую травму. Он от пыток спасался, из окна вылетел, а травма бытовая. Такое возможно?»…

Теперь ближайшая перспектива Людмилы Михеевой — очередная серия судебных тяжб, чтобы доказать, что травма у сына не «бытовая», а «при исполнении служебных обязанностей». «Он же под пытки со службы по приказу командира ушел». Факт пыток подтвержден Страсбургом. Это единственный в их деле ресурс, на который можно рассчитывать.

…На днях в почтовом ящике Людмила Николаевна обнаружила очередную квитанцию на квартплату. Уже без льгот, по реформе ЖКХ. Сумма — 1500 рублей.