Не захотел больше жить в мучительных обстоятельствах неизлечимой болезни.

Боролся, пока хватало сил, а потом взял и ушел, как уходил из журналистики, из социологии, из программирования телевизионных каналов, уходил, не готовя себе запасных, страховочных площадок, иногда в другую компанию, иногда в другую профессию. А теперь — в никуда.

Сева был истинным шестидесятником, упорным в заблуждениях, верным в пристрастиях, нахальным или, скажем, напористым во всем, что шло от его незаурядного ума, и застенчивым в том, что шло от щедрого сердца.

В молодости в Ташкентском университете Сева был неплохим боксером — в весе не то пера, не то мухи, отсюда хорошая реакция, чувство дистанции, умение держать удар. И тогда же начал писать стихи — ироничные, философские, короткие, похожие чем-то на «гарики» своего приятеля Губермана, может, потому он их и не печатал, а читал друзьям. Это было очень по-вильчековски: стихи и бокс.

Главной работой своей жизни Сева считал не телевидение, а свою философскую книгу «Алгоритмы истории». Ее второе издание вышло под названием «Прощание с Марксом», в третьем он вернулся к первоначальному названию, посчитав, что спор с Марксом перестал быть актуальным. Эта книга рекомендована для чтения в десятках гуманитарных университетов, и все равно, по Севиному сетованию, прошла незамеченной. Эту книгу нам еще предстоит прочесть.

Он был строителем телевидения, а не только его присяжным социологом. Новое постсоветское телевидение обязано ему многим, и не его вина, что вернулось оно в старое советское стойло. Севино телевидение должно было быть умелым, дерзким, и неслучайно Всеволод Михайлович последовательно ушел с ОРТ, НТВ, ТВ-6. Последним Севиным детищем был грузинский канал «Имеди», который он начинал с нуля. Он подолгу жил в Тбилиси, но, когда ему показалось, что канал обретает стабильность вместо дерзости, Вильчек вернулся в Москву. И умер.

Прощай, Сева, прощайте Всеволод Михайлович, дорогой друг. Не знаю, как тебе там, а нам здесь будет без тебя очень скучно.