Это текст Анны Политковской, вышедший в мае 2006 года, рассказывает о ходе расследования теракта в Театральном центре на Дубровке. Многие факты расследования были сокрыты, а действия спецслужб так и не получили адекватной правовой оценки.
То, что вы прочтете дальше, — настоящий подвиг родителей, потерявших своих детей в «Норд-Осте», родных и близких жертв. Как известно, расследование этого теракта, совершенного в октябре 2002 года в Москве и закончившегося применением смертоносного газа против и террористов, и заложников, так и не пришло ни к чему. Не было у «Норд-Оста» и суда, подобного кулаевскому по Беслану.
Не было оставлено в живых ни одного террориста — и, значит, была перечеркнута возможность получения важнейшей информации.
Не была создана и парламентская комиссия, подобная бесланской, которой бы президент давал наказы. Зато полную волю над правдой о «Норд-Осте» получила следственная группа Мосгорпрокуратуры и сделала все, что хотела, с этой правдой — размыла ее и развеяла, доведя до абсурда.
Именно поэтому родители детей, погибших в «Норд-Осте», решили: мы сами проведем расследование. Много месяцев заняла их героическая работа (а это героизм — изучать обстоятельства гибели своих детей, вникая в те детали, которые родителям лучше не знать). В результате появился доклад, который в сокращенном виде мы начинаем сегодня публиковать.
Авторы доклада — члены общественной организации содействия защите пострадавших от терактов «Норд-Ост»: Л. Бурбан (потеряла сына Григория), С. Губарева (потеряла дочь Александру и мужа Сэнди Алана Букер), Т. Карпова и Н. Карпов (потеряли сына и брата Александра Карпова),
В. Курбатов (потерял дочь Кристину), Д. Миловидов (потерял дочь Нину),
П. Финогенов (потерял брата Игоря).
Настоящий доклад связан с одним из самых трагических случаев в истории современной России — захватом заложников в Театральном центре на Дубровке в г. Москве.
Авторы не ставят целью оправдать террористов — их вина очевидна и не подлежит сомнению. Однако эта трагедия еще раз продемонстрировала отношение российской власти к соблюдению прав человека как в период проведения спецоперации, так и в ходе расследования террористического акта и судебных разбирательств по искам пострадавших и потерпевших в защиту своих прав и интересов. Авторы постарались отразить в нем результаты обобщения фактического материала, проанализировать версии обоснованности проведения спецоперации, дать правовую оценку действиям властей в ходе ее проведения.
Описание событий теракта и спецоперации
Хронология теракта. 23—26 октября 2002 года. Москва (по «Российской газете» от 28.10.2002)
23 октября
21:15. В здание Театрального центра на Дубровке на улице Мельникова (бывший Дворец культуры Государственного подшипникового завода) врываются вооруженные люди в камуфляже. В это время в ДК идет мюзикл «Норд-Ост», в зале находятся более 800 человек.
Террористы объявляют всех заложниками и начинают минировать здание. В первые минуты части актеров и служащим Театрального центра удалось бежать из здания через окна и запасные выходы.
22:00. Становится известно, что здание театра захватил отряд чеченских боевиков во главе с Мовсаром Бараевым. …Они требуют прекращения войны в Чечне.
24 октября
00:15. Первая попытка установить контакт с террористами. В здание центра проходит депутат ГД от Чечни Асламбек Аслаханов.
02:20. Террористы без каких-либо условий отпускают 17 человек.
03:00—9:00. Спецслужбы безуспешно пытаются установить связь с боевиками.
9:30. К зданию ДК приезжают иностранные дипломаты. …Среди заложников граждане зарубежных государств.
11:30—12:20. Боевики требуют для переговоров Бориса Немцова, Ирину Хакамаду и Григория Явлинского, а также журналистку Анну Политковскую.
13:00. В центр проходят депутат Госдумы Иосиф Кобзон и врачи Красного Креста. Спустя полчаса они выводят из здания женщину и троих детей.
15:00. Иосиф Кобзон и Ирина Хакамада вновь идут на переговоры.
17:00. Террористы убивают женщину, которая пыталась пройти внутрь здания.
18:30.Террористы стреляют из гранатомета по двум женщинам, сбежавшим из ДК. Ранен один спецназовец. Заложницы не пострадали.
19:00.Катарский телеканал «Аль-Джазира» показывает обращение боевиков Мовсара Бараева, записанное за несколько дней до захвата ДК. Террористы объявляют себя смертниками и требуют вывода российских войск из Чечни.
25 октября
01:00.Террористы пропускают в здание руководителя отделения неотложной хирургии и травмы Центра медицины катастроф Леонида Рошаля. Он приносит заложникам медикаменты и оказывает им первую медицинскую помощь.
5:30—6:30. Боевики освобождают семь человек.
11:30—12:30. Боевики отпускают восемь детей.
15:00.В Кремле президент РФ Путин проводит совещание с главами МВД и ФСБ. Директор ФСБ Патрушев заявляет, что власти готовы сохранить террористам жизнь, если они освободят всех заложников.
20:00—21:00. Попытку установить контакт с боевиками предпринимают Евгений Примаков, Руслан Аушев, Алла Пугачева.
21:50.Террористы освобождают трех женщин и мужчину.
26 октября
5:30. У здания ДК раздаются три взрыва и несколько автоматных очередей. После этого стрельба прекращается. Спецназ начинает перегруппировку сил вокруг Театрального центра.
5:45. Представители штаба сообщают, что за последние два часа террористы убили двух и ранили еще двух заложников.
6:20. Раздаются еще несколько сильных взрывов, возобновляется стрельба. Из здания ДК выбегают двое заложников.
6:30. Официальный представитель ФСБ Сергей Игнатченко сообщает, что Театральный центр находится под контролем спецслужб, Мовсар Бараев и большая часть террористов уничтожены.
6:30—6:45.К зданию ДК подъезжают десятки машин МЧС и «скорой помощи», автобусы.
6:45—7:00. Спасатели и врачи начинают выводить заложников из здания, их развозят в больницы.
7:25.Помощник президента РФ Сергей Ястржембский официально заявляет, что операция по освобождению заложников завершена.
8:00.Заместитель главы МВД Владимир Васильев сообщает первые результаты операции: уничтожены 36 террористов, в том числе женщины-смертницы, освобождены более 750 заложников, погибли 67 человек.
Из иных источников — воспоминаний заложников, свидетелей событий, журналистов
23 октября 2002 г., среда
Захвачено 912 человек. Из них около ста детей школьного возраста. Президент Путин немедленно информирован о захвате. Несколько заложников из здания ДК дозвонились в милицию, СМИ. Они сообщили, что террористы минируют здание. Основное требование террористов — вывод войск из Чечни. В здание ДК беспрепятственно вошла молодая женщина (позднее выяснилось, Ольга Романова). Боевики решили, что она является агентом ФСБ, и расстреляли ее.
24 октября 2002 г., четверг
Для руководства действиями спецслужб на месте создан оперативный штаб. Для оказания помощи родственникам заложников открыт пункт психологической реабилитации. Из госпиталя ветеранов войн № 1, находящегося рядом с захваченным зданием, эвакуируется часть больных. На крышах домов вокруг занимают позицию снайперы.
Террористы обещают освободить захваченных в заложники иностранцев. Правительство России предложило террористам выехать в какую-либо третью страну. Террористы требуют приезда представителей Красного Креста и организации «Врачи без границ» для ведения переговоров. В переговорах с террористами принимают участие депутаты ГД РФ Асланбек Аслаханов, Иосиф Кобзон, Ирина Хакамада, Борис Немцов, Григорий Явлинский. О готовности выступить посредником заявил экс-президент СССР Михаил Горбачев.
Родственники заложников в Театральном центре на Дубровке, 2002 год. Фото: РИА Новости
Заложники обращаются к президенту Путину с призывом прекратить военные действия в Чечне. Они просят не штурмовать здание, поскольку в зале много взрывчатки, и террористы угрожают взорвать всех в случае начала штурма. За прошедшие сутки, по данным ФСБ, освобождены 39 заложников. Террористы заявили, что в случае приезда главы администрации Чечни Ахмата Кадырова они готовы освободить 50 заложников.
25 октября 2002 г., пятница
Журналисты НТВ записали интервью с Мовсаром Бараевым. Бараев заявил, что может выпустить к утру всех детей. Из здания сумели выбраться несколько человек, прятавшихся в подсобных помещениях.
Мовсар Бараев во время резговора с корреспондентами НТВ и директором Центра медицинских катастроф Леонидом Рошалем. Фото: ИТАР-ТАСС (Снимок сделан с экрана телевизора, НТВ)
Достигнута договоренность об освобождении 75 иностранных граждан в присутствии дипломатических представителей государств. Однако российские власти настаивают на том, чтобы террористы не отпускали заложников, разделяя их на иностранцев и россиян. Группа дипломатов иностранных государств находится «в режиме ожидания». Террористы отпустили без всяких условий восемь детей. Официальные власти опровергли сообщение о том, что они пытались связаться с Масхадовым.
В оперативном штабе прошло совещание, на котором было решено, что известные чеченцы должны использовать свои возможности, чтобы решить вопрос с заложниками. Заложникам начали доставлять воду и продукты.
Участники митинга на Васильевском спуске, собравшиеся в поддержку захваченных террористами заложников, приняли обращение к президенту страны: «Уважаемый президент! Мы взываем к Вашему разуму и милосердию! Мы знаем, что здание заминировано и любое использование силовых методов приведет к взрыву театра. Мы уверены, что нет таких уступок в переговорах, на которые нельзя пойти, если речь идет о жизни 700 человек! Мы просим Вас не допустить гибели людей. …Пойдите на уступки!» (Его подписали более 250 человек.)
На протяжении суток в переговорах с террористами принимали участие журналисты Анна Политковская, Сергей Говорухин и Марк Франкетти, общественные деятели Евгений Примаков (депутат ГД РФ, президент Торгово-промышленной палаты России), Руслан Аушев (председатель Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств СНГ, экс-президент Ингушетии) и Асланбек Аслаханов (депутат ГД РФ от Чеченской Республики).
Автомобили скорой помощи у здания Театрального центра, 2002 год. Фото: РИА Новости
Террористы хотят переговоров с представителем Владимира Путина. В 21.55освобождены еще четверо заложников, граждан Азербайджана. Таким образом, всего за пятницу освобождены 19 заложников. Достигнута договоренность об освобождении утром 26 октября граждан США и Казахстана.
26 октября 2002 г., суббота
В 5:00 неожиданно гаснут прожекторы, освещавшие главный вход в ДК. В 5:30 в студию радио «Эхо Москвы» позвонили заложники (Н. Скопцова и А. Андрианова) и сообщили, что в зал пущен газ и начался штурм.
Из здания Театрального центра выносят пострадавших при штурме. Фото: архив «Новой»
Из воспоминаний бывшей заложницы Губаревой С.Н.
«23 октября я, Светлана Губарева, со своей 13-летней дочерью Александрой Летяго и женихом Сэнди Аланом Букером пошли на мюзикл "Норд-Ост".
…Мы сидели в конце 17-го ряда, где-то 24-е, 25-е, 26-е места… От сцены человек в военной форме объявил, что это захват (позже я узнала, что он назвался Бараевым). Он объявил, что они хотят остановить войну в Чечне, что те, у кого есть мобильные телефоны, могут звонить родным и близким, извещать, что здесь происходит.
Реакция в зале, когда вошли чеченцы: кто-то остался спокоен, с кем-то началась истерика, у кого-то обмороки.
У женщин-чеченок была валерьянка. Они давали заложникам валерьянку. Бараев, после того как сделал объявление, прошел около нашего края (конец ряда) и сел примерно в 19-м ряду за нами, и те, кто сидел недалеко, имели возможность с ним говорить.
Естественно, первый вопрос: почему нас? Он говорил, что война в Чечне длится уже много лет, каждый день там гибнут люди, что их требования — остановить войну в Чечне. Люди стали говорить, что они сочувствуют чеченцам, что тоже против войны, на это Бараев ответил: "Но вы же не выходите на митинги с требованием остановить войну! Вы ходите в театры здесь, а нас там убивают".
Женщины стали спрашивать: "А почему нас, слабых? Почему бы вам не захватить Думу?" На это Бараев сказал, что Дума себя хорошо охраняет, но они согласны поменять на каждого депутата десять заложников, если кто-нибудь изъявит желание.
Через какое-то время после этого разговора женщина в партере поднялась и говорит: "Наше правительство не торопится нас спасать, мы должны делать это сами. Давайте звонить своим родственникам, знакомым. Пусть они выходят на Красную площадь на митинг с требованием остановить войну в Чечне!"
Бараев ответил на это: "Звоните, если хотите" — и велел своим подчиненным раздать мобильные телефоны. По мобильным люди звонили своим родственникам. Чеченцы не требовали от заложников ничего, кроме послушания. У чеченок были радиоприемники, они слушали новости, перескакивая с одной радиостанции на другую. Кое-что было слышно, и мне тоже.
Было много лжи об убийствах, о трупах, лежащих в проходах, о реках крови, и это злило чеченцев. Как-то Бараев не выдержал и сказал: "Слышите, как они врут? Вот так и про Чечню обманывают!" Потом Мовсар Бараев сказал, что они не воюют с иностранцами. Кто предъявит паспорта других стран — будут освобождены. Позже по радио я слышала заявление штаба о том, что штаб против того, чтобы выпускали иностранцев, что они хотят, чтобы сначала выпустили детей и женщин.
Эти слова для меня чудовищно звучали, потому что среди иностранных заложников тоже были женщины и дети!
Правительство России прятало свое бездействие за спину моего ребенка! Люди, которые были в зале (заложники), боялись штурма больше, чем чеченцев. Разговаривали шепотом за их спиной достаточно свободно. У меня было такое ощущение, что у чеченцев не было плана, что делать с нами дальше. То есть у них была задача захватить театр, они это сделали и радовались этому, а что дальше делать — не знали. Они не предполагали, что у заложников будут возникать какие-то потребности — ходить в туалет, пить, кушать, спать.
…Когда в зал привели Ольгу Романову, мы сидели еще в этом 17-м ряду. Сидели мы в одном ряду с Бараевым в тот момент, только мы в конце, а он в начале ряда. Она зашла через центральный вход, каким-то образом пройдя через кольцо оцепления. Ее притащили и посадили рядом с Бараевым. Он начал с ней разговаривать. Она вела себя очень резко, агрессивно. Бараев начал спрашивать ее о том, как прошла, зачем сюда пришла. Она отвечала очень возбужденно. Заложники в зале ей начали кричать: "Тише-тише. Нельзя так говорить!" А ее это еще больше заводит. С балкона кто-то крикнул: "Расстреляй ее!" Бараев сказал, что это провокатор, что такие были в Буденновске, поэтому ее сейчас расстреляют.
После этих слов девушку вытолкали в боковые двери и там расстреляли.
…Выстрелы были слышны. Зал притих в ужасе. Стало понятно, что и убить могут. Иностранцев пересадили в левую часть партера (если смотреть на сцену). Бараев сказал: чтобы не было никаких прецедентов, отпускать будем только с представителями посольств. И поэтому люди стали писать списки. В этом списке было 76 человек. Чеченцы старались ограничить перемещения заложников. Во всяком случае, в первые полтора дня точно. Но во второй день я довольно свободно перемещалась.
Я спрашиваю у чеченки: "Можно, я пройду туда?" Мне говорят: "Да, иди". Чеченцы разгромили буфет, все эти напитки, соки, какие-то шоколадки, конфетки, печенье — эта еда раздавалась в зале. Последней на сцену в зале принесли коробку с деньгами — как я поняла, это была выручка из буфета. Предложили в зал — кому нужны эти деньги. Люди промолчали, эту коробку бросили на пол. Позже я видела эти деньги на полу в оркестровой яме (когда ходила туда в туалет). Мужчины-чеченцы раздавали еду, потому что женщины стояли, как правило, на местах, а мужчины перемещались по залу.
Чеченцы взяли из зала нескольких мужчин, которые принесли из буфета соки, напитки и поставили их вдоль стен в нескольких местах, а часть сложили прямо на сцене. И, если мне хотелось пить, я могла подняться и взять. Я обычно брала упаковку напитков, подтаскивала к себе. Одну бутылочку напитка оставляла дочери, все остальное отдавала по рядам. Когда соки в зале закончились, чеченцы нашли ведра, стали в этих ведрах приносить водопроводную воду из туалета. А 25 октября с Анной Политковской в зал передали большое количество соков и напитков, так что от жажды мы не страдали.
…Когда в очередной раз по радио говорили о том, сколько чеченцев захватили Театральный центр, Бараев проходил мимо нас и говорил: "20, 30, 40… Они даже не могут узнать, сколько нас пришло в театр! Пятьдесят четыре человека нас здесь, пятьдесят четыре!" Я слышала и видела разговор двух чеченцев — один вытащил из карманов и показал другому деньги и сказал при этом: "Вот все, что осталось. Остальное по дороге раздал ментам — кому 50, кому 100 рублей".
…Когда в очередной раз началась стрельба где-то за пределами зала, чеченцы сказали, что опасно сидеть с краю, поэтому нас пересадили. Свободные места были только в центре зала, возле бомбы (она стояла в кресле 9-го ряда). Сесть прямо за ней у меня не хватило сил, поэтому мы сели в 11-й ряд. Мне эта бомба очень не нравилась, опасная штука. И я все на нее косилась, а чеченка, которая сидела рядом с бомбой, спросила меня: "Ты ее боишься? Не бойся.
Не думай, что тебе от нее достанется больше, чем кому-нибудь другому. Этой штуки хватит на три таких здания". …
Периодически начиналась какая-нибудь стрельба, и тогда весь зал прятался под кресла. В зале чеченцы стреляли короткими очередями (3—4 выстрела) в боковые двери и еще вверх по каркасу.
В какой-то момент в наших краях поговорить по мобильному мог практически каждый. Рядом с нами стояла чеченка лет около 45, которая, несмотря на запрет, давала всем желающим телефон. Она рассказала, что у нее убили мужа, братьев, ее 12-летнего сына увели из школы в неизвестном направлении — он пропал без вести. Женщина сказала, что она не может так больше жить, оставила свою 5-летнюю дочь сестре и пришла сюда. Были две сестры: одной—16 лет, другой — 18 лет. И их родители не знали, куда они ушли, но они тоже решились на такой шаг. По радио говорили, что в зале были вдовы убитых чеченцев — нет, там было очень много молодых девчонок 16—18 лет, которые замужем еще не были. Их смешило то, что их называли вдовами.
…Вечером 25 октября пришел с улицы мужчина. Его точно так же, как Ольгу Романову, затащили в зал. Его потащили к Бараеву, тот спросил: "Откуда ты взялся?" Мужчина ответил: "Я волнуюсь. Здесь мой сын Рома". …Поискали Рому. Поскольку никто не отозвался, мужчину утащили наверх к выходу. Полагаю, что его расстреляли, потому что сразу были слышны выстрелы.
Вечером 25 октября парень, у которого, видимо, не выдержали нервы, вскочил и начал бежать по спинкам сидений с бутылкой из-под кока-колы. На вид я бы ему дала лет 25, может быть, 29. В сером тонком свитере, в очках. …Чеченец, сидевший на стуле на сцене, вскочил и выстрелил.
…Парня за ноги стащили вниз, а очередью ранило мужчину и женщину. Женщина была с семьей, с мужем и с дочерью. Муж истошно закричал: "Убили, убили! Лиза, доченька, нашу маму убили!" А парня чеченцы уже скрутили. Бараев таким почти плачущим голосом спрашивал: "Зачем ты это сделал?" Тот сказал: "Я хотел быть героем, хотел спасти всех". Бараев: "На рассвете будем судить его по законам шариата". Парня вывели из зала, выстрелов не было. После этого Бараев стал сразу звонить в Красный Крест, в штаб. Там никто не брал трубку.
Он спросил у сидящих в зале, есть у кого-нибудь родственники рядом с театром, чтобы можно было позвонить и вызвать представителей Красного Креста. Девушка, она сидела двумя рядами ниже, сказала: "Да-да, у меня тут муж". Он говорит: "Говори номер". Она продиктовала номер. Бараев сам набрал этот номер: "Эй, мужик, сходи там в Красный Крест, скажи, что нам нужен хирург".
…Эта девушка, пока Бараев разговаривал с ее мужем, кричала Бараеву: "Скажи им, что это несчастный случай! А то начнут штурм!" Потом она отобрала у Бараева трубку и все повторяла, что это несчастный случай, пусть не предпринимают ничего такого страшного, что нужны врачи. После этого звонка еще долго дожидались врачей. …Я звонила в посольство.
Разговаривали после часу ночи. Сначала Сэнди разговаривал с представителем посольства по имени Барбара. Потом его попросили передать трубку мне. Со мной разговаривал представитель посольства по имени Андрей. Я сказала, что Бараев хочет выпускать американских заложников, хочет, чтобы подошел представитель посольства. Андрей стал задавать вопросы, но вокруг заложники стали кричать: "Хватит, долго разговариваешь". Мобильник у нас отобрали. …Публика боялась провокаций.
Бойцы спецназа и милиция у здания Театрального центра на Дубровке. Фото: РИА Новости
Я в последний раз смотрела на часы: минут 20 четвертого. Саша и Сэнди спали, обнявшись.
Заснула, а в себя пришла в реанимации в кардиологии больницы № 7. О смерти Саши я узнала по радио там же 27 октября, а об обстоятельствах смерти Сэнди, о том, что его раздавили при транспортировке в автобусе в больницу, — позже из прессы и от людей, присутствовавших при опознании. О смерти Сэнди я узнала от работников американского посольства 28 октября, а 29 октября на опознании в морге узнала, что ему вообще не оказывалась медицинская помощь…»
Из воспоминаний Жирова О. А., гражданина Нидерландов
«23 октября моя жена Жирова Наталья с нашим 14-летним сыном Жировым Дмитрием пошли на мюзикл. Я услышал, как по телевизору передавали первое сообщение о захвате "Норд-Оста". Я тут же оделся и минут через пятнадцать был на Дубровке.
Первый звонок от жены на моем мобильном раздался, когда я подходил к парковке около здания на Дубровке. Это было около 22.00. Возле ДК царила неразбериха. Я сразу же обратился к сотрудникам милиции, которые послали меня подальше и попросили им не мешать со своей информацией. После чего я обратился к С. В. Ястржембскому, который был представителем от администрации президента и был главным на Дубровке в эти часы. Тот разрешил мне остаться внутри заграждения, которое начали устанавливать сотрудники милиции и военнослужащие, и информировал меня каждые полчаса о том, чего сам не знал.
На моих глазах к нему обратился его помощник и спросил, что сказать прессе. Ястржембский ответил: "Скажи, что чеченцы требуют денег".
Через полчаса радиостанция "Эхо Москвы", НТВ и другие СМИ передали эту информацию в эфир. Так начала рождаться дезинформация.
Примерно еще через полчаса Ястржембский вышел к прессе и пообещал откровенно рассказывать о том, что происходит, назначил место встречи во дворе, за границей оцепления. В это время отключили всю мобильную связь у Дубровки! По этому поводу все тот же С.В. Ястржембский злобно шутил с журналистами, которые спрашивали его, почему отключили мобильную связь. Он, улыбаясь, отвечал: "У вас не работают мобильные телефоны? Странно… У меня работает".
…Через два-три часа связь снова появилась, и моя жена смогла дозвониться, сообщив вместе с сыном данные о количестве иностранных заложников, которые я передал иностранным представителям прессы и в голландское посольство. Все журналисты (кроме представителей телевизионного канала ОРТ, которые, наверное, были проинформированы) пришли на встречу с Ястржембским в назначенное время и место. Но обещанная встреча не состоялась. Журналистов при помощи обмана Ястржембского вывели за оцепление, и больше их обратно не пускали. Они находились вне зоны видимости здания ДК. Уже за полночь приехали генералы, которые с Ястржембским вообще не разговаривали. Ему отводилась, вероятно, роль дезинформатора.
Было понятно, что военные и спецназ с самого начала стали готовить то, о чем всем остальным не надо было знать, при этом не стремясь установить контакт с заложниками.
Среди ночи с 23 на 24 октября я понял, что Ястржембский ничего не знает и ничем, кроме дезинформации, не поможет. Я начал искать голландских журналистов и пытался установить контакт с посольством. В это же время через моего брата, который тогда работал в ФАПСИ, я установил контакт со штабом "Альфы". Они мне посоветовали позвонить Наташе с Димой и попросить их передать Бараеву имя начальника штаба планирования операций "Альфы", заверив меня при этом, что тогда Наташу и Диму не тронут. Я сразу понял, к чему это может привести. Наверное, если бы я это сделал, Наташу и Диму расстреляли бы первыми. После этого с "Альфой", Ястржембским и другими представителями власти я уже не связывался.
24 октября был ужасный день. Первые переговоры сорваны.
Ястржембский продержал иностранных дипломатов в ожидании переговоров в отведенном для этих целей помещении, не позволив им получать информацию от заложников, родственников заложников и террористов, пытавшихся освободить заложников утром 24 октября. В связи с этим террористы поставили новое условие, что если родственники заложников проведут демонстрацию на Красной площади, то они отпустят детей.
Правительство тогда все запретило. Омоновцы прикладами разгоняли бабушек и дедушек, которые держали плакаты со слезами на глазах.
…Утром 24 октября рядом со зданием Театрального центра абсолютно случайно я познакомился с Зауром Талхиговым. Между нами завязалась беседа, в ходе которой выяснилось, что Талхигов чеченец и знает Бараева. Он прибыл к зданию на Дубровке по призыву чеченской общины в Москве, не имея прописки, денег и т.д., руководствуясь одним желанием "Оказать помощь в установлении контактов с террористами для освобождения заложников".
Через некоторое время я обсуждал с Зауром возможности освобождения моей жены и сына. Я неоднократно просил его: "Заур, пожалуйста, давай что-нибудь придумаем. Я готов в обмен на жену и сына сам сдаться". Заур сказал, что поступил бы так же. В это время к нам подбежала журналистка: "Заур, тебя к телефону. Звонит дежурный ФСБ по штабу". Так его пригласили в штаб. До оцепления я проводил его лично и увидел, как кто-то вышел из штаба и провел его внутрь здания. Талхигов находился в центре внимания. Российские политики Явлинский, Немцов, Кобзон и т.д. вместе с сотрудниками ФСБ, представителями власти и иностранными журналистами использовали Заура как посредника в переговорах. Многие думали, что он из ФСБ. Хотя на самом деле он просто смог по телефону установить контакт с захватчиками заложников.
Я Зауру регулярно звонил и интересовался положением дел. Но изменений не было.
Ночь с 24 на 25 октября мы с Талхиговым провели вместе. В какой-то момент он мне сказал, что ему надо в интернет-кафе на Манежной. Я поинтересовался, как он поедет без документов. "Мне Патрушев такую бумажку подписал, что ни один мент не арестует, — ответил он. — А поскольку денег нет, пойду пешком".
Я ему предложил деньги на такси, а он мне: "У тебя не возьму. А то ты подумаешь, что я помогаю тебе из-за денег". "Дурачок, — говорю я, — ты единственный, кто в этой ситуации что-то может. Я тебя вообще отпускать боюсь". В итоге я его все-таки уговорил взять деньги на такси, и через час он вернулся обратно. Эту бессонную ночь мы провели вместе в разговорах о том, как можно помочь освободить заложников.
Я его опять спрашиваю: "Как можно установить контакт с Бараевым?" Талхигов пристально посмотрел и говорит: "Ты знаешь, Олег, они очень хорошие мусульмане. С заложниками они ничего плохого не сделают. Я думаю, у них другие цели. Но они мне не доверяют. Они думают, что я из ФСБ, и на откровенный контакт со мной они не идут". Тогда у меня родилась идея. Я опять позвонил жене. Попросил подозвать кого-нибудь из боевиков. Сказал, что с ними хочет пообщаться чеченец. Потом мне сын рассказывал, что подошел террорист в маске, взял телефон и о чем-то долго в углу зала говорил на чеченском с Талхиговым. Чеченец даже пытался передать трубку Бараеву, но тот отказался.
Как только мы поговорили, мне тут же на этот же самый телефон перезвонили: "Ой, извините. Я журналист российский, я не туда попал". Я думаю, какой русский журналист будет звонить на мой голландский номер?
Мать одного из заложников у Театрального центра на Дубровке ждет известий о сыне. Фото: Константин Кижель / ИТАР-ТАСС
Как оказалось позже, в этот момент мой телефон поставили на прослушивание.
Тут снова звонит Наташа. "Олег, нас пересадили в первый ряд. Сказали, что если завтра к 9 утра придет голландский посол с журналистами, то нас отпустят". Обсудив эту новость с голландскими журналистами и политическим советником голландского посольства, я снова набрал номер Наташи, но трубку снял чеченец. С тех пор телефон жены находился у чеченцев — и Заур мог обсуждать с ними детали освобождения. Утром 25 снова приехали дипломаты. Ястржембский сказал, что иностранцев будут отпускать всех вместе. Хотя это была неправда, так как Бараев сказал, что каждый сотрудник посольства может забрать только представителей своей страны.
Со стороны власти опять злоупотребляли дезинформацией. Кто-то упорно не хотел освобождения иностранных заложников.
Когда во второй половине дня дипломатов отпустили, к Зауру обратились представители украинской власти. Они сказали, что им посоветовали через него договориться с Бараевым об освобождении украинских заложников. В полдень Заур смог договориться об освобождении украинских заложников. А спустя некоторое время я снова попросил его связаться с Бараевым и обсудить детали освобождения с Бараевым, пообещав при этом Бараеву через мою жену разместить через голландское информационное агентство РУСНЕТ информацию, которую они стремились донести до внешнего мира.
Я набрал номер Наташи, и, к моему удивлению, она сняла трубку. Это был наш последний разговор.
Мне казалось, что ее и моего сына вот-вот отпустят. Я передал трубку Зауру, и вот тогда-то он что-то и наговорил лишнее.
Помню, среди чеченской речи проскальзывали русские слова: "ОМОН", "снайперы", "БТР" и так далее. Впрочем, то, что он говорил, слышал каждый, кто стоял на Дубровке. Вскоре после этого разговора его арестовали. Вместе с его арестом прервались все переговоры об освобождении заложников, а ФСБ получила возможность вести переговоры с террористами напрямую.
Через Заура мы два раза договаривались об освобождении иностранных заложников, приезжали послы. Их отводили в отдельное здание, где они сидели и ждали, а потом Ястржембский сообщал дипломатам, что Бараев якобы не ведет переговоров. А это абсолютно не соответствовало действительности. Так как в это время Бараев лично просил Заура: "Пусть придет посол Голландии, и я отпущу голландцев. Придут другие послы — отпущу других".
Кто-то очень не хотел освобождения иностранцев. Поэтому арестовали Заура, прервали переговоры и провели штурм. Впоследствии, выступая главным свидетелем обвинения Заура на суде, я рассказал об усилиях Заура. Но, по словам прокурора, у ФСБ, по иронии судьбы, случайно осталась только одна звукозапись телефонного разговора Заура. И именно та, где он говорил о расположении ОМОНа, БТРов и спецназа. Все другие телефонные переговоры Заура об освобождении заложников, согласно справке ФСБ, были уничтожены. В связи с чем доказать невиновность Заура было невозможно. Его осудили.
Утром 26 октября сына Диму я нашел быстро, а вот жену Наташу не мог найти никак. Официально погибших иностранцев до 9:00 утра 27 октября не было. И может быть, их бы еще долго не было… Но ночью с 26 октября на 27 октября я снова обратился к брату, который работал в ФАПСИ, за помощью. И он с начальником штаба операций "Альфа", его старым студенческим другом, начал поиски жены, имея допуск во все закрытые для обычных людей места.
Через пару часов он нашел Наташу среди мертвых в морге. Мы приехали27 октября в 8:00 утра в больницу для опознания, но к тому времени в больнице уже Наташи не было, ее отвезли в больницу им. Боткина. По дороге в эту больницу, слушая радио, узнали, что опознан первый труп иностранца — Натальи Жировой…
В больнице им. Боткина нас уже ждали представители ФСБ, которые сказали, что если мы хотим быстро и без проблем забрать и похоронить Наташу, то мы не должны задавать лишние вопросы. Я согласился. Согласно протоколу, она погибла в зале. Но, как выяснилось позже, она умерла в больнице из-за неоказания помощи. За содействие в поиске моей жены моего брата после этого из ФАПСИ уволили.
После штурма меня допрашивали два молодых следователя, один из ФСБ, другой — из прокуратуры.
В протокол они записали только то, что им выгодно. Я им тогда сказал, что не тем они занимаются.
…До сих пор я не получил официального письма или соболезнования ни от российского правительства, ни от российского посольства.
…Во время моего участия в судебном процессе над Зауром российское посольство отказывало мне во въездной визе, до тех пор пока по НТВ, в российской и голландской прессе не прошла информация о том, что "главному свидетелю не открывают визы". Позже я участвовал в других судебных процессах по "Норд-Осту". Дважды был вызван судебной повесткой. Впоследствии суд отказался возместить мои расходы, связанные с приездом в Россию для участия в судебных заседаниях. Это судебное беззаконие является лишним подтверждением того, что происходит с делом Норд-Оста в России…».
Из описания событий Курбатовым В. В.:
«23 октября 2002 г. примерно в 21:45 я вместе с женой ехал по улице 1-й Дубровской на машине к Театральному центру, чтобы забрать нашу дочь. …Нас остановили неизвестные и сообщили, что произошел захват заложников. Мы сказали о том, что у нас там дочь.
…Наши попытки дозвониться ей по мобильному не привели к успеху. Был полный бардак, никто ничего не знал.
…26 октября около 5.30 все услышали взрывы и стрельбу в районе ДК. Все родственники заложников выбежали на улицу в попытке прорваться через оцепление в сторону ДК. Но попытки пресекались сотрудниками милиции с помощью дубинок. …В 7:10—7:15 мы стояли на улице возле ПТУ и увидели проезжавшие от здания ДК автобусы, в которых на сиденьях находилось небольшое количество людей, многие без верхней одежды, с запрокинутыми назад головами.
Несмотря на плохое освещение, мы обратили внимание на неестественный цвет кожи их лиц… Мы поехали по детским больницам. …Где-то около 12:30 нам позвонила подруга жены и сообщила, что она, возможно, нашла Кристину и сообщила телефон ДГКБ им. Святого Владимира. Жена позвонила в больницу, ее попросили описать Кристину, а когда она это сделала, ей сказали, что такая девочка есть. Ее состояние они отказались сообщить.
…При входе нас встретили три молодых человека в гражданской форме одежды, попросили еще раз описать Кристину и после этого сообщили: "Она в морге…". …После ознакомления с комиссионным заключением судебно-медицинской экспертизы в марте 2003 г. начались все наши мытарства по установлению истины гибели Кристины.
…Мне достоверно известно, что до применения спецслужбами газа моя дочь была жива.
Более того, когда заложники почувствовали и увидели неизвестный газ, Кристина предпринимала все возможные попытки для спасения от газа не только себя, но и других детей-заложников. А вот дальнейшие события, которые имели место в отношении моей дочери в процессе проведения "успешной" операции по освобождению заложников, для меня и моей семьи так и остаются тайной.
…Следствие отказало мне в проведении дополнительного расследования по выявлению фактических обстоятельств гибели моей дочери (время, место, кто констатировал наступление смерти, оказывалась ли медицинская помощь и т.п.). Мне отказано в проведении дополнительной документарной судебно-медицинской экспертизы для установления причинно-следственной связи между смертью моей дочери и применением спецслужбами "неидентифицированного химического вещества (веществ) (так записано в комиссионном заключении судебно-медицинской экспертизы, хотя власть в лице начальника ФСБ по г. Москве и Московской области сообщает о применении против террористов и заложников «спецрецептуры на основе производных фентанила").
Суд первой и второй инстанций отказал мне в ознакомлении с постановлениями следствия по прекращению уголовных дел в отношении сотрудников спецслужб и медицинских работников, сославшись на наличие каких–то тайн в данных постановлениях, а вот когда закончится предварительное следствие, тогда я буду иметь право на ознакомление со всеми материалами.
Мое заявление в судебном заседании о назначении дополнительного расследования по действиям медицинских работников в отношении оказания медицинской помощи моей дочери Кристине Курбатовой осталось без удовлетворения.
Поэтому я и моя жена, Наталья Курбатова, вынуждены были проводить собственное расследование. Мы обратились к заместителю главного врача детской городской клинической больницы Святого Владимира. При нашей беседе присутствовали врач, дежуривший в приемном отделении больницы в день поступления туда моей дочери, а также санитар морга данной больницы.
…Со слов врачей нам стало ясно, что в то время, когда нашего ребенка доставили в больницу, состояние его здоровья при поступлении никто не устанавливал.
Сотрудники Службы спасения заносят в автобус мешок с телом погибшего при штурме. Архив «Новой»
Дежурный врач сослался на то, что ему сообщили о поступлении "трупа", и он не стал осматривать девочку.
При этом заявил, что "…осматривать труп в его обязанности не входит… И вообще, что вы добиваетесь, что вы ходите, вы хотите сказать, что похоронили не свою дочь…".
…Тело Кристины (без осмотра, без констатации факта смерти) направили в морг данной больницы, при этом ключи от морга брал охранник больницы, так как санитара в морге не было. Запись в журнале о поступлении в морг неизвестной девочки санитар морга произвел после 9:00 26.10.2002 г. (По другим имеющимся у нас данным, тело дочери до 9:00 26.10.2002 г. находилось в приемном отделении).
А кто установил (фамилия, имя, отчество, должность, время, место), что моя дочь была уже мертвой? Ведь врач больницы ее не осматривал, и, по ее же словам, неизвестными медицинскими (а может, и не медицинскими) работниками, которые привезли Кристину, никаких документов в больницу не передавалось. Нет документов и на станции скорой и неотложной помощи г. Москвы, куда я обращался с письменным заявлением.
В беседе со мной руководитель отдела ОМР МС и информации Зубов С. А. сообщил мне, что мою дочь в больницу привез кто-то в камуфлированной форме одежды (фамилия, должность, номер машины — неизвестны). Однако в карте регистрации вызова № 07004 от 26 октября 2002 г., в графе "место смерти", указано, что смерть Кристины Курбатовой наступила в стационаре, а в графе "стационар" указана "ДГКБ Св. Владимира".
Так где же истина? Кроме того, при беседе со следователем прокуратуры г. Москвы Кальчуком В. И. им было сказано следующее: "…У меня есть определенная уверенность в том, что вашу дочь привезли в больницу еще живой, но, так как врачи не могли ее спасти и для того, чтобы не вешать труп на больницу, они решили все документы, относящиеся к вашей дочери, уничтожить"…
Невыполнение государством позитивных обязательств
Российская Федерация как государство — участник Конвенции по химическому оружию обязалась «ни при каких обстоятельствах… не разрабатывать… не накапливать… не сохранять… и… не применять химическое оружие» — токсичные химикаты, которые могут вызвать летальный исход, временный… обездвиживающий эффект или причинить постоянный вред человеку… (статья II, параграф 9).
Однако во время спецоперации на Дубровке не была реализована эта норма конвенции. Боевики не были обездвижены и активно сопротивлялись спецслужбам. Следовательно, применение и количество примененного «спецсредства» в театре не соответствовали целям его использования (защите правопорядка). Применение «спецсредства» в условиях, не позволяющих контролировать индивидуальную дозу для каждого заложника и проводить мониторинг, а также неоказание немедленной помощи пострадавшим увеличили степень летальности, вероятность летального финала, то есть нарушили право на жизнь.
Проведенным Московской городской прокуратурой расследованием за три с половиной года достоверно не установлено:
примененное вещество (газ);
возможный антидот к этому веществу;
количество заложников, освобожденных в результате штурма;
количество погибших заложников;
количество террористов, захвативших театр;
должностные лица, принимавшие решения о проведении штурма.
Анализ версий, оправдывающих необходимость штурма
…Состояние крайней необходимости — основной аргумент для оправдания штурма с применением спецсредства. В соответствии со ст. 39 УК РФ причинение государством своими действиями вреда не является преступлением, когда это вызвано состоянием крайней необходимости для устранения опасности, если:
все другие возможности для ее устранения исчерпаны,
деяния, связанные с крайней необходимостью, устраняют опасность,
государством предприняты все возможные и необходимые меры по минимизации вреда.
Однако из материалов расследования следует, что ни одно из этих обстоятельств не имело места на Дубровке:
правоохранительные органы категорически отказались от иных (бескровных) способов разрешения ситуации…
действия спецслужб, связанные с применением газа, не только не устраняли опасность взрыва и уничтожения заложников, но и спровоцировали активное сопротивление террористов…
минимизация жертв не являлась приоритетом операции: были сорваны… договоренности по освобождению иностранных заложников… спасение отравленных заложников не являлось основной задачей штаба, проводившего операцию по уничтожению террористов…
Отказ от переговоров для минимизации количества заложников
Оправдывая силовой вариант разрешения чрезвычайной ситуации, власти утверждали, что террористы выдвинули технически невыполнимые требования. Однако из материалов следствия видно, что проблемы возникали лишь по той причине, что к процессу не были подключены ни уполномоченные, ни профессиональные переговорщики.
Сотрудники ФСБ и Службы спасения возле Театрального центра. Архив «Новой»
В материалах уголовного дела имеются протоколы допросов свидетелей, принимавших участие непосредственно в переговорах с террористами.
Из показаний помощника президента РФ С. Ястржембского
«…Весь переговорный процесс осуществлялся с согласия Проничева В. (Первый замдиректора ФСБ), никто из переговорщиков без его согласия никаких действий предпринимать не мог
… На первоначальной стадии развития событий со стороны российских властей никто целенаправленно переговорщиков не искал… Первое, что требовали террористы, — это вывода российских войск из Чеченской Республики. Когда им заявили, что… этот процесс очень продолжительный, террористы выдвинули требование вывода российских войск из какого-либо района Чечни…».
Из показаний Г. Явлинского
«…В ходе переговоров мы остановились на трех пунктах требований: прекращение со следующего дня применения в Чечне тяжелого оружия, а именно артиллерии и авиации; прекращение зачисток; разговор по телефону между Путиным и Масхадовым…».
Применение «спецсредства» без учета специфики его воздействия на человека и возможности оказания медицинской помощи
Применение спецсредства не обездвижило всех террористов.
По данным следствия, террористы отстреливались из 13 автоматов и 8 пистолетов около 20 минут.
Применение же спецсредства в условиях, не позволяющих контролировать индивидуальную дозу для каждого заложника и оказать немедленную помощь пострадавшим, привело к гибели минимум 125 человек…
На запрос о составе, концентрации и продолжительности действия вещества получен ответ из Управления ФСБ по Москве о том, что была применена «спецрецептура на основе производных фентанила» (исх. № 1/1471 от 03.11.2003 г.).
Согласно классификации, приведенной в справочнике М.Д. Машковского «Лекарственные средства», фентанил относится к наркотическим анальгетикам: «…После применения нейролептика и фентанила больному вводят мышечный релаксант, интубируют трахею и проводят вентиляцию легких. При отсутствии условий для искусственной вентиляции легких использование фентанила недопустимо…».
По заключению Всероссийского Центра медицины катастроф «Защита», сделанному по запросу прокуратуры г. Москвы (от 29.01.2003): «…Отягощающими условиями… являлись: 1) отсутствие заранее сведений о возможности применения спецвещества; 2) отсутствие специфического антидота к примененному веществу…».
Налоксон, который применялся в части случаев как антидот, также является наркотическим веществом. Его действие как средства, предотвращающего спазм дыхания при передозировке опиатов, зависит от индивидуальных особенностей организма, вплоть до отсутствия положительного эффекта. Налоксон строго противопоказан детям. Его ошибочное повторное введение (более 10 мг) может привести к летальному исходу.
Организация медицинской помощи
Для объективного и независимого расследования событий завершающей стадии операции была образована Общественная комиссия Союза правых сил, в работе которой приняли участие эксперты в области судебной медицины, медицины катастроф, специалисты по антитеррористическим операциям, опрошены многочисленные очевидцы и участники событий. Согласно выводам комиссии, халатность должностных лиц, ответственных за организацию медицинской помощи пострадавшим, привела к увеличению числа жертв. В связи с этим руководитель фракции СПС Б. Немцов обратился к генеральному прокурору РФ с заявлением о проведении тщательной проверки и возбуждении уголовного дела по признакам преступления
4 ноября 2002 г. В ответ на это обращение прокуратура г. Москвы вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела против должностных лиц, ответственных за организацию медицинской помощи заложникам… (31 декабря 2002 г.).
Однако материалы уголовного дела, многочисленные свидетельства очевидцев противоречат выводам прокуратуры и свидетельствуют о следующем:
Спасение жизни детей-заложников не ставилось приоритетной задачей. Дети в тяжелом состоянии не доставлялись ни в самую близкую больницу ГВВ № 1, ни в специализированную токсикологическую. Десяти детям это стоило жизни, причем пяти из них медицинская помощь не оказывалась вообще.
Эвакуация заложников из театра и их транспортировка в стационары были плохо организованы и продолжались длительное время. Вынос заложников продолжался даже после 11:00. Доставка заложников в больницы продолжалась даже после 10:00, то есть спустя более чем 4,5 часа после применения газа.
Отсутствие плана эвакуации пострадавших подтверждается. Доставка пострадавших осуществлялась неравномерно как по времени, так и по больницам. Например, в ГКБ № 13 в течение 30 минут было доставлено 213 пострадавших. («…Наши больные были доставлены в 13-ю больницу, куда к этому времени уже было доставлено большое количество пострадавших, поэтому получилась задержка» — из объяснений Кругловой Г. И. «…Одновременно к больнице подошли 47—48 автомашин "скорой помощи" и 5 автобусов» — из объяснений главного врача ГКБ № 13 Аронова Л.С. «…В госпитале было свободно 300—350 койкомест, но могли принять до 600 больных» — из объяснения главного врача ГВВ № 1 Киртадзе Д. Г. Однако госпиталь принял всего 130 пациентов. В ГКБ № 13 поступило 356 пострадавших. «Все пострадавшие, доставленные в ГКБ № 13, находились в тяжелом состоянии, многие в коматозном…». Согласно объяснению главного врача ГКБ № 7 Афанасьева В. А., в больнице «было высвобождено около 200 мест», однако поступило только 77 пациентов).
Отсутствие площадки для оказания доврачебной экстренной медицинской помощи на месте происшествия, позволившей бы вырвать у смерти жизни пострадавших заложников, настойчиво объясняется угрозой взрыва. Однако этому аргументу противоречит то, что ГВВ № 1, в котором располагался не только штаб, руководивший операцией, но и неэвакуированные больные, находился в 20 метрах от предполагаемого эпицентра взрыва, здания ДК. Кроме того, этот госпиталь указан в числе стационаров первой очереди, куда, как следует из постановления прокуратуры, «поступали наиболее тяжелые больные». Эти факты позволяют считать подобное объяснение несостоятельным.
В своих объяснениях медработники указывают на негативную роль транспортировки пострадавших в автобусах без соответствующего количества медицинского персонала, медикаментов, инструментов.
Из объяснений медицинских работников
По материалам уголовного дела
Белякова О. В.: «На улицу Мельникова мы прибыли примерно в 7 часов 15 минут. В нашу машину загрузили двух пострадавших. Буквально через минуту сотрудник МЧС сказал мне, чтобы я шла в автобус и оказала помощь пострадавшим в нем. Когда я вошла в автобус, двери закрылись, и сотрудник МЧС дал команду водителю ехать в ГКБ № 1.
В автобусе не оказалось никаких медицинских препаратов и инструментов.
По ходу движения автобус останавливался на светофорах, по приезде в ГКБ № 1 сначала нас не пропускали на территорию охранники. В автобусе находились 22 пострадавших, один из которых к данному моменту скончался. В автобусе пострадавшие располагались хаотично, некоторые сидели на креслах, некоторые лежали на полу. То, что пострадавших госпитализировали на автобусах, без соответствующего количества медицинского персонала, медикаментов, инструментов, играло негативную роль…».
Недосейкина А. В.: «…О том, что я могу быть использована для доставки бывших заложников из ДК, заранее предупреждена не была. Номер наряда — 784548, везли в Боткинскую больницу в состоянии биологической смерти.
Работа по эвакуации бывших заложников из ДК была организована недостаточно квалифицированно, была плохая сортировка больных, трупы загружались в машины СМП, а живые заложники находились в автобусах вперемежку с трупами погибших заложников. Отсутствие информации о названии вещества, примененного в ходе спецоперации, сыграло негативную роль в оказании медпомощи».
Осипов Д. Н.: «…Заблаговременно о порядке эвакуации бывших заложников из ДК, о характере медпомощи, которая может потребоваться, о необходимости применения спец[иальных] методов оказания первой помощи и медикаментов мне сообщено не было. Специальный инструктаж не проводился. Около 8:30 бригада подъехала к ДК, никакой медпомощи не оказывал, так как до 9:00 никаких указаний не поступало. В 9:00 по распоряжению ответственного ЦЭМП был отпущен.
Я видел, что эвакуацию из зала в фойе осуществляли солдаты, затем первая группа МЧС выносила на крыльцо, затем распределяли по а/м "03" и автобусам без первичной сортировки. Большая часть бывших заложников находилась в бессознательном состоянии. Считаю, что отсутствие военных специалистов сыграло негативную роль».
Сафронова Л. О.: «Примерно в 5:00 утра поступил вызов на ул. Мельникова к ДК. Когда наша машина подъехала к ДК, два сотрудника какой-то экстренной службы втащили в машину пострадавшего. В тот же момент в машину посадили также девочку 15 лет.
Нам не сказали о характере воздействия, которому подверглись пострадавшие, и даже в какую больницу их везти.
В итоге мы поехали в ГКБ № 23, так как я знала, где она располагается. При этом пострадавший признаков жизни уже не подавал. Девочка была в сознании, мы ей сделали инъекцию глюкозы. Мне не было известно, какое вещество было применено в ходе спецоперации, поэтому каких-либо специальных средств и методов при оказании помощи пострадавшим не применялось…».
Захаренкова М. Ю.: «…Около 7 часов. По прибытии мы сразу начали оказывать помощь пострадавшей женщине, которая была доставлена в нашу машину. Она находилась в тяжелом состоянии. Было похоже на отравление опиатами. Подошел незнакомый мне медицинский работник, выдал 6 ампул налоксона и шприцы и направил в автобус, где находились пострадавшие. Всего в автобусе было 17 пострадавших, из которых 4 уже не подавали признаков жизни. Далее в процессе движения к ГКБ № 7 оказывал помощь путем инъекций налоксона…».
Ларин Е. Г.: «…Сотрудниками МЧС в нашу машину была погружена пострадавшая в бессознательном состоянии. Она была госпитализирована в 7-ю ГКБ. Заблаговременно о в[ещест]ве и составе в[ещест]ва сообщено не было, поэтому проводилась симптоматическая терапия по показаниям. Координации и организации медицинской сортировки больных произведено не было, бригадами "скорой" никто не руководил. Отсутствие руководителя сыграло негативную роль.
Места для размещения пострадавших перед ДК было достаточно, хотя оно и не было оборудовано так, как положено по организации работы по нормам медицины катастроф. Транспортировка в автобусах сыграла негативную роль…».
Горбунов В. В.: «…На площади у здания ДК сотрудники МЧС начали загружать на наши носилки больную, которая при визуальном осмотре не подавала признаков жизни.
На мои возражения о том, что труп в машину загружать не стоит, они ответили, что сделали ей укол и она должна быть жива.
На вопрос, какой ей сделали укол, мне не ответили.
Одновременно другая пара сотрудников МЧС посадила другую пострадавшую в кресло салона автомашины, задать какие-либо вопросы я им не успел, так как они сразу же ушли. Вторая была в тяжелом состоянии: бледная, дыхание прерывистое, редкое, на вопросы не отвечала.
Я дал команду водителю двигаться в сторону Волгоградского шоссе, одновременно найти машину ЦЭМП или какой-то распределительно-сортировочный пункт для выяснения вопроса, куда доставлять пострадавших. Однако такого пункта мы не обнаружили. Одновременно произвел осмотр больной, на носилках и установил, что она умерла. Второй больной в связи с неясностью х[аракте]ра травмы была налажена подача кислорода через АМ-8. Больная пришла в себя…».
Сушникова Л. Н.: «…Подъехав к зданию ДК, нам сразу погрузили в автомашину девушку… Она была в коме. Загрузили ее спасатели и велели везти в реанимацию. Мы отвезли пострадавшую в ГКБ № 53. По пути мы никакую помощь пострадавшей не оказывали. Куда везти, мы не знали, пристроились в хвост впереди идущей "скорой" и приехали в ГКБ № 53. У нас в машине отсутствовала рация».
Коняхин Е. В.: «…26.10.02 по наряду 784553 прибыли к ДК. В салон машины был внесен труп мужчины. На вопрос, зачем же труп загружать, было сказано, что это не мое дело. Труп был доставлен к моргу ГКБ № 13. Учитывая, что в оказании помощи труп не нуждается, мною было принято решение об оказании помощи пострадавшим, доставляемым автобусами. По моему мнению, организации по эвакуации бывших заложников не было. Моя помощь в ГКБ-13 заключалась в транспортировке больных и трупов из автобусов в помещение приемного покоя».
Круглова Г. И.: «26 октября в районе 7 часов 20 минут… был дан вызов в р-н ДК. Что произошло в ДК, нам не было известно до момента прибытия на место. Прибыв на место на площадь перед ДК, где… очередь из машин 03, мы встали в конец очереди, и, когда подошла наша очередь, сотрудники (от какой организации они, было неизвестно) открыли заднюю дверь машины и буквально закинули двух пострадавших в тяжелом состоянии. На запрос, куда доставлять… а куда хотим…
Оба пострадавших были в глубоком наркотическом сне (состояние коматозное). Так как наши больные были доставлены в 13-ю больницу, куда к этому времени уже было доставлено большое количество пострадавших, поэтому не было подкатов (так как больные самостоятельно не передвигались), получилась задержка…».
Федоров В. В.: «…Нам в автомашину посадили двух пострадавших, а меня посадили в автобус с пострадавшими. В автобусе было 40 пострадавших. При этом представитель ЦЭМП дал мне десять ампул налоксона. Какая помощь им оказывалась до посадки в автобус, я не знаю. Люди, занимающиеся сортировкой, должны были сажать в автобусы только не нуждающихся в интенсивной терапии. В автобус попадали пострадавшие разной степени тяжести».
Троперина Т. П.: «…При подъезде к ДК с тыльной стороны к нашей машине подбежал работник МВД с девушкой на руках. Пострадавшая была в тяжелом состоянии. Исходя из ее внешнего состояния я сделала вывод, что она была отравлена каким-то газом. После оказания помощи мы доставили пострадавшую в ГКБ № 13. Там же мы оказали содействие в выгрузке пострадавших из прибывших автобусов.
Колонны автобусов и машин, на которых вывозили заложников из здания Театрального центра. Фото: РИА Новости
Пострадавших необходимо было вывозить на автомашинах "скорой помощи", а не на автобусах, хотя бы "тяжелых"…».
Волков Ю. К.: «…Автобусы с пострадавшими не были оснащены сотрудниками "скорой помощи" и машинами сопровождения.
Оснащение автобусов сотрудниками "скорой помощи" проводилось сотрудниками ЦЭМП на месте по согласованию со штабом и Сельцовским А. П. Первичная сортировка пострадавших также лежала на сотрудниках ЦЭМП. Массовая транспортировка пострадавших в автобусах без должного количества сопровождающих врачей, фельдшеров и спасателей сыграла негативную роль. Причиной этих недостатков я считаю отсутствие предусмотрения последствий штурма…».
Круговых Е. А.: «…В 5:37 26.10.02 прозвучали первые выстрелы, а в 5:50 я самостоятельно вывел бригады "скорой помощи". Провели разведку подъездных путей и в 7:02 по распоряжению Сельцовского А. П. выдвинулись к ДК, где были в 7:05. Увидели, что сотрудники МЧС, пожарные, милиционеры и другие лица выносили пострадавших. Я осуществлял загрузку пострадавших в автобусы. Отправил 2 или 3 автобуса. Сколько в автобусах было пострадавших, точно сказать не могу, загрузка в автобусы происходила по степени тяжести: тех, кто мог дышать самостоятельно, сажал на сиденья, тех, у кого дыхательные пути были затруднены, клали на пол.
Автомобили скорой помощи у Театрального центра на Дубровке. Фото: РИА Новости
Клиника потерпевших выглядела как отравление опиоидными препаратами.
В 7:26 в мою машину доставили ребенка в крайне тяжелом состоянии, которое требовало экстренной медицинской помощи. Я считаю, что отрицательную роль в эвакуации заложников сыграло отсутствие путей для движения транспорта».
Незамаев А. П.: «…В 5:45 26.10.02 от Сельцовского А. П. поступила информация о том, что начинается штурм, и я распорядился собрать 20 бригад "скорой помощи" на Волгоградском проспекте. Около 6 часов утра А. П. Сельцовский сообщил, что я с приданными мне медицинскими силами в размере пяти бригад "скорой помощи" должен выдвинуться к ДК.
Подъезд к зданию был затруднен. По прибытии на место я увидел, что сотрудники правоохранительных органов, ПСО, службы спасения и другие люди выносили пострадавших из ДК и размещали в ГВВ № 1. Часть пострадавших я успел перехватить и начал их распределение по бригадам "скорой помощи". Многие находились в состоянии комы. По моему мнению, введение налоксона особой роли не сыграло…».
Костомарова Л. Г.: «В 5: 37 поступило распоряжение выставить резерв 100 бригад "скорой помощи" на близлежащих подстанциях. В 7:02 бригада 68/3 вместе с бригадами "скорой помощи" по команде штаба начали движение к ДК.
В 7:00 — 7:05 началась массовая эвакуация заложников, движение бригад "скорой помощи" от ст. м. "Пролетарская" к ДК было затруднено. В 8:15 эвакуация заложников была завершена.
Подготовка к оказанию помощи была нацелена в основном на огнестрельные и минно-взрывные повреждения.
Налоксон по своему действию не является антидотом. Налоксон — это антагонист к различным веществам наркотического действия…».
…Как следует из материалов уголовного дела, были выделены для спасения заложников, но не принимали в этом участия 10 бригад на подстанции № 13; 15 бригад на подстанции № 26; 10 бригад на подстанции № 50; 18 бригад на подстанции № 24; 8 бригад на подстанции № 9. Кроме того, не было задействовано по назначению ни одной бригады из выделенных на подстанциях № 53 и 16, а из выделенных на подстанции № 10 участвовала в транспортировке пострадавших только одна бригада.
То есть более 60 бригад квалифицированного медицинского персонала были готовы прийти на помощь заложникам, но оказались невостребованными.
Из доступных для ознакомления 117 комиссионных экспертиз следует, что в 68 случаях медицинская помощь им не была оказана, в том числе 5 детям.
Родственники и друзья прощаются с солистами мюзикла «Норд-Ост» Кристиной Курбатовой и Арсением Куриленко. Фото: Константин Кижель / ИТАР-ТАСС
Список погибших заложников, которым не оказывалась медицинская помощь:
Ольховникова Даша, 11 лет
Фролова Даша, 13 лет
Курбатова Кристина, 13 лет
Куриленко Арсений, 13 лет
Миловидова Нина, 14 лет
Алякин Александр Филиппович
Анисимова Елена Леонидовна
Антонова Лариса Михайловна
Апшева Светлана Хасеновна
Барановский Сергей Георгиевич
Белянцева Инна Михайловна
Богданова Ирина Викторовна
Бондаренко Валерий Викторович
Бочков Алексей Сергеевич
Букер Сэнди Алан
Волков Александр Георгиевич
Войнова Тамара Владимировна
Воропаева Татьяна Николаевна
Герасимов Аркадий Андреевич
Гончаренко Жанна Владимировна
Гришин Алексей Дмитриевич
Дивин Андрей Николаевич
Елисеева Клара Михайловна
Жулев Владимир Борисович
Забалуев Александр Михайлович
Иванова Любовь Николаевна
Карпов Александр Сергеевич
Кириченко Светлана Витальевна
Кочат Евгений Дмитриевич
Кобозев Антон Сергеевич
Когос Алла Яковлевна
Кононова Галина Васильевна
Кораблев Владимир Борисович
Кораблева Наталья Владимировна
Кузнецова Светлана Алексеевна
Кузьменков Сергей Владимирович
Литвинов Борис Степанович
Литвинова Галина Владимировна
Медведев Вадим Валентинович
Митин Максим Алексеевич
Митрофанов Алексей Анатольевич
Морев Игорь Леонидович
Михайлов Максим Альбертович
Офтаева Анна Владимировна
Панова Мария Михайловна
Пантелеев Денис Вячеславович
Петрова Таисия Алексеевна
Платонов Павел Юрьевич
Платонов Павел Павлович
Родионов Дмитрий Игоревич
Савельев Сергей Павлович
Сафронова Ольга Николаевна
Симаков Александр Владимирович
Солонин Эдуард Тимофеевич
Сопрунов Максим Владимирович
Старков Александр Сергеевич
Тагузаева Юлия Николаевна
Теленкова Татьяна Васильевна
Товмасян Людмила Владимировна
Толмачев Александр Александрович
Ткач Герман Юрьевич
Тюкачев Александр Валентинович
Усваллиева Евгения Анатольевна
Храмцов Федор Иванович
Чернецов Данила Абдуллаевич
Шалбанова Людмила Никитична
Шифрина Анна Тэвильевна
Эльмурадова Ирина Федоровна
Отсутствие непредвзятой оценки событий, проведения эффективного расследования обстоятельств дела
Об отсутствии непредвзятой оценки событий со стороны властей свидетельствуют:
необоснованные отказы в удовлетворении ходатайств потерпевших о дополнении следствия;
неустраненные противоречия в позиции представителей государственных структур, ответственных за проведение спасательной операции;
непривлечение к ответственности всех лиц, виновных в трагедии;
недопуск заявителей в качестве потерпевших в процесс над пособниками;
неспособность завершить расследование по делу и сделать его результаты достоянием гласности в течение более 3,5 года.
Пострадавшие неоднократно обращались с ходатайствами о проведении дополнительных следственных действий для установления фактических обстоятельств гибели их родственников, возбуждении уголовного дела и проведении расследования по фактам применения спецсредств и неоказания своевременной медицинской помощи, а также с ходатайствами о проведении повторной комиссионной экспертизы как в прокуратуру г. Москвы, так и в Генеральную прокуратуру. Однако ответы на вопросы, поставленные в обращениях, не были представлены.
Кроме того, на обращения в Генеральную прокуратуру РФ пострадавшие получали ответы из прокуратуры г. Москвы, действия которой и были предметом их жалоб.
Фальсификация судебно-медицинских экспертиз о причинах смерти заложников
Ознакомившись с медицинскими документами, представленными прокуратурой г. Москвы, потерпевшие установили их неполноту, предвзятость и наличие противоречий:
1) В материалах представлены копии трех постановлений о назначении судебной медицинской экспертизы — от 26—28.10.2002, от 12 ноября 2002-го, от 25 декабря 2002-го. Однако в деле в наличии только два заключения экспертов: по первому постановлению и по третьему — от 25.12.2002.
2) В постановлениях о назначении судебной медицинской экспертизы от 12 ноября 2002 года в пункте 3 указано: «Представить в распоряжение экспертов материалы: труп (ФИО погибшего заложника)…».
Из постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы Летяго Александры Николаевны
Москва, 12 ноября 2002 года
«Следователь (дознаватель) по особо важным делам управления по расследованию бандитизма и убийств прокуратуры города Москвы юрист 2-го класса Бебчук А. Е.
…По завершении специальной операции находившаяся в числе заложников девушка, опознанная как Летяго Александра Николаевна 1989 г.р., скончалась.
По трупу потерпевшего (ей) была назначена медицинская судебная экспертиза, однако, с учетом обстоятельств дела, поставленные на экспертизу вопросы в настоящее время нуждаются в уточнении. Постановил: Предоставить в распоряжение эксперта материалы:
труп Летяго Александры Николаевны…».
Однако это не могло быть выполнено по той причине, что к моменту назначения этой экспертизы многие заложники были уже похоронены, и эксгумация не проводилась. Этот факт свидетельствует о фальсификации.
3) В протоколе осмотра трупа
№ 2575, опознанного как Карпов Александр Сергеевич, время начала осмотра указано 12:20. Но в карте регистрации вызова 06909 от 26.10.02 время принятия вызова машины 03 на Мельникова, 10, для перевозки трупа Карпова А. С. в морг № 10 — 12:30.
Из карты регистрации вызова для перевозки трупа 2575
Карпов А.С.
26.10.2002 г. — 12 ч. 30 мин:
«…Место смерти — машина 03. Источник происш. — кримин. действия.
Объект брали с ул. Мельникова, д. 10 (автобус). Тип смерти — насильственная. Причина смерти — отравление…».
Согласно этим данным, осмотр трупа Карпова А. С. в морге начат раньше, чем был доставлен туда. Этот факт также свидетельствует о фальсификации.
В комиссионных экспертизах при описании обстоятельств дела, показаний свидетелей во многих случаях отсутствуют показания медицинских работников, проводивших первичный осмотр непосредственно на месте происшествия, данные об оказании доврачебной медицинской помощи, показания медицинских работников, непосредственно проводивших реанимационные мероприятия (если таковые проводились), а также время прекращения реанимационных мероприятий.
Заключения о причинах смерти заложников независимо от возраста, места жительства полностью идентичны, что говорит о фальсификации и предвзятости, поскольку не может быть абсолютно одинакового вывода о причине смерти, например, 13-летнего ребенка, 31-летнего мужчины и 49-летнего мужчины.
Ни в одном постановлении о проведении медицинской судебной экспертизы или другом каком-либо официальном документе не говорится о природе примененного газообразного вещества, поэтому комиссия… не имеет права говорить об отсутствии прямой причинной связи между действием данного вещества и смертью пострадавших.
Общеизвестно, что без еды человек может прожить до 30 дней, а обезвоживание достигает критической точки на 9—10-й день. Теракт продолжался 57 часов (менее 2,5 суток), следовательно, даже при полном отсутствии еды и питья человеческий организм не достиг бы критического состояния.
Заявления прокуратуры об отсутствии питья и еды безосновательны, а заключение экспертов об обезвоживании погибших фальсифицировано.
Выводы о длительном лишении сна безосновательны. Заложников никто не лишал сна принудительно.
Вывод экспертов, исключающий прямую причинно-следственную связь между воздействием на организм погибших заложников примененного вещества и смертью, фальсифицирован. В тех случаях, когда члены семьи сидели рядом в зале театра, после газовой атаки выжившие заложники поступили в больницы с диагнозом «отравление неизвестным веществом», в то время как у погибших отравление отрицается.
Судебные рассмотрения заявлений потерпевших
Теракт оставил после себя 69 детей-сирот и большое количество стариков родителей, потерявших единственного кормильца. Наряду с требованиями материального характера люди надеялись в ходе судебных заседаний добиться правды о случившемся в «Норд-Осте», зафиксировать показаниями свидетелей факты, которые могли бы пригодиться в уголовном преследовании виновных в гибели людей.
К концу 2002 года было подано несколько десятков исков от потерявших в теракте своих близких и от бывших заложников, пострадавших от газовой атаки. Основная масса исков (61) подавалась через адвокатское бюро И. Л. Трунова в Тверской районный суд. Иски потерпевших граждан России в соответствии с вышеупомянутым законом были поданы к правительству Москвы, а иностранных граждан — непосредственно к правительству РФ.
Поскольку в исках присутствовали вопросы, почему террористы смогли беспрепятственно захватить театр в центре Москвы; почему не была оказана своевременная помощь освобождаемым заложникам и др., судья Горбачева предприняла все меры, чтобы эти вопросы в заседаниях не рассматривались и не попали в протокол. Не было принято ни одного ходатайства адвокатов.
Поскольку проводимое следствие не является ни беспристрастным, ни всесторонним, для защиты своих прав пострадавшие были вынуждены обратиться в суд. Предметом жалоб являлось бездействие прокуратуры, а также постановления прокуратуры об отказе в возбуждении уголовных дел.
Из постановления об отказе в возбуждении уголовного дела
От 31.12.2002 г.
«Следователь (дознаватель) и.о. начальника управления по расследованию бандитизма и убийств прокуратуры г. Москвы старший советник юстиции Р. Б. Ибрагимов.
Проведенной проверкой не установлено фактов, подтверждающих заявление о халатности, то есть неисполнении или ненадлежащем исполнении должностными лицами, принимавшими участие в организации работ по оказанию первой помощи и эвакуации пострадавших из ГПЗ, что явилось причиной или одной из причин массовой гибели заложников.
Заявление о непозволительно долгом ожидании пострадавшими врачебной помощи и транспортировки до медучреждений не нашло подтверждения.
Заявление об отсутствии организации своевременного беспрепятственного и бесперебойного движения машин "скорой помощи", автобусов и реанимобилей также не нашло подтверждения.
Утверждение об отсутствии достаточного взаимодействия между действиями спецназа, спасателей и "скорой помощи" не имеет под собой оснований. Заявление об отсутствии должной организации по равномерному размещению пострадавших в лечебных учреждениях не имеет под собой оснований.
На основании изложенного постановил:
1. Отказать в возбуждении уголовного дела… в связи с отсутствием в действиях председателя Комитета здравоохранения г. Москвы Сельцовского А. П. и директора Центра экстренной медицинской помощи г. Москвы Костомаровой Л. Г., а также иных должностных лиц, ответственных за организацию оказания медицинской помощи лицам из числа бывших заложников, составов… преступлений».
Из постановления об отказе в возбуждении уголовного дела
От 16.10.2003 г.
«Следователь (дознаватель) по особо важным делам прокуратуры г. Москвы Кальчук В. И.
Рассмотрев материалы уголовного дела № 229133, установил:
В результате правильно принятого решения компетентными органами РФ о необходимости освобождения заложников и грамотных действий сотрудников спецслужб во время их освобождения преступная деятельность террористов была прекращена и предотвращен гораздо больший вред, который мог бы наступить при подрыве ВУ, который террористы были намерены осуществить… и подрыву авторитета России на международной арене.
На основании изложенного постановил:
1. В возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников спецслужб, осуществлявших освобождение заложников, отказать как действовавших в состоянии крайней необходимости.
2. Уголовное дело в отношении террористов, захвативших и удерживавших заложников прекратить в связи с их смертью».
В ходе судебного разбирательства Замоскворецким районным судом г. Москвы заявители и их представители неоднократно указывали на содержащиеся в постановлениях прокуратуры недостоверные, противоречивые и неполные сведения. И хотя ни одно из этих противоречий не было опровергнуто представителем прокуратуры, суд не признал эти постановления необоснованными, указав, что «обжалованные постановления соответствуют требованиям уголовно-процессуального закона, мотивированы…».
Что касается доводов о том, что в результате бездействия следствия не были установлены такие важные обстоятельства, как:
примененное спецслужбами вещество, его природа, характер (физико-химические свойства, особенности его действия на органы человека и т.д.);
наличие антидота к примененному веществу;
время начала штурма;
количество погибших заложников;
фактические обстоятельства и причины гибели заложников;
количество террористов, захвативших театр.
То эти утверждения заявителей и их представителей не были также опровергнуты ни представителем прокуратуры города, ни судом.
Из материалов уголовного дела
№ 229133 было выделено в отдельное производство дело по обвинению Заурбека Талхигова в пособничестве террористам. Расследование дела закончено весной 2003 года, рассмотрено судом летом 2003 года.
Заявители не были признаны потерпевшими по указанному делу, в судебное разбирательство они не приглашались. Заявителями предпринимались попытки в судебном порядке признать незаконными действия прокуратуры г. Москвы по отказам в признании потерпевших по уголовному делу № 229133 потерпевшими по выделенному делу в отношении З. Талхигова. Однако Замоскворецкий районный суд г. Москвы, а затем и Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда отказали потерпевшим.
Выводы
Многочисленные обращения в прокуратуру и в судебные инстанции убедили потерпевших в неэффективности внутригосударственных средств правовой защиты.
Дело в полном объеме, вероятнее всего, не станет предметом судебного разбирательства хотя бы потому, что спецслужбы, проводя операцию по захвату Театрального центра, приняли меры к уничтожению всех боевиков. Это привело еще и к тому, что невозможно установить, каким образом, по сговору с какими структурами боевикам с большим количеством вооружения и взрывчатых веществ удалось пробраться в центр Москвы и беспрепятственно захватить заложников.
Неоднократные обращения пострадавших к президенту РФ г. Путину с требованием проведения объективного расследования обстоятельств трагедии и ее последствий оказались безрезультатными.
Актуальность этой проблемы для мирового сообщества трудно переоценить. Прецедент, созданный на Дубровке, позволяет использовать его повторно. Степень летальности и отложенные последствия нарушений здоровья заложников, переживших газовую атаку фентаниловыми производными, разрушили миф о существовании «несмертельных соединений» и возможности их использования.
Молчаливое согласие с московским инцидентом инициируют государства к применению инкапаситантов при разрешении будущих конфликтных ситуаций.
Нарушив право на жизнь, закрепленное в статье 20 Конституции РФ и статье 2 Европейской конвенции по правам человека, государство, не желая признать ответственность за действия своих представителей, нарушает и статью 6 конвенции: «Каждый имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона». Отсутствие беспристрастной правовой оценки действий спецслужб, организации и проведения спасательных работ, сокрытие важных для расследования фактов случившегося в «Норд-Осте», возможно, и привело к еще более страшной трагедии в Беслане, где погибли уже более 300 человек, половина из которых дети.
Обращаясь к мировому сообществу, мы, пострадавшие при теракте в «Норд-Осте», призываем к созданию международной комиссии для проведения независимого расследования беспрецедентных трагедий в «Норд-Осте» и Беслане ради памяти о погибших и будущего детей и внуков.
Этот доклад издан РОО «Норд-Ост» отдельной книгой при поддержке Фонда помощи жертвам террора. Презентация книги состоялась в Москве 15 мая 2006 г.
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
