Про Перьмь
Город Пермь (более точное исконное произношение — Перьмь) стоит на высоком берегу реки Камы. Тут собираются молодые пермяки и пьют пиво из бутылок. За спиной у нас бывшая колокольня, внизу, по-над берегом, электричка, слева мост, тот берег пологий, видно далеко. Еще бы тут не пить пиво!
Наблюдая за рекой, заезжий путешественник (то есть я) заинтересовался, в какую именно сторону она течет. Пермяки — народ открытый и дружелюбный, они охотно вступают в контакт и начинают строить умозаключения. «А кто ее знает? Наверное, туда. Да нет, туда. Вот если бы бревно плыло, тогда было бы понятно, а по пароходу непонятно, он же с мотором. Надо по карте посмотреть, там стрелочка нарисована»…
Любой пермяк знает, что не Кама впадает в Волгу, а наоборот, если считать по объему воды, а вот в какую сторону все это потечет — надо по карте посмотреть. Примерно так же и политическая жизнь в Перми. Все знают, что губернатор Олег Чиркунов первым наводнил Россию яйцами-«киндерсюрприз» из Швейцарии, где он раньше служил по разведывательному ведомству, а теперь он владеет за это в городе сетью универсамов «СемьЯ». Став губернатором два года назад, сеть он расширил, к магазинам стали пролагать подъездные пути, на месте одной такой магистрали один за другим сгорели восемь домов. Это понятно. Но где в другой раз станут пролагать пути — разве это доступно уму простого горожанина?
На выборах мэра треть пермяков проголосовала против всех. Местная пресс-звезда в тот же вечер обозвала их по телевизору бомжами. Пермяки обиделись: они не быдло. Просто им карты так нарисовали в газетах, что нельзя было нормально проголосовать. Но только в добродушной Перми мог сам собой случиться такой эксперимент, когда всем комплексом муниципальной собственности четыре года командовал вице-мэр, который ни копейки не положил в карман.
Как раз сейчас его судят за злоупотребление служебными полномочиями. Этот материал был целиком написан два месяца назад, накануне начала процесса, и мы по-честному ждали, каким будет приговор. Нельзя давить на суд. Но вице-мэра все судят и судят по одному пустяковому эпизоду уже два месяца, и у них с женой нет денег дальше платить адвокату. Может, его так еще два года будут судить, почему нет? Дело суда, какой у него график, а мы с Владимиром Бирюковым так работать не привыкли. Да мы не то что давить, мы вообще о другом.
Жена офицера
Первой частью, куда еще до Горбачева получил назначение лейтенант Бирюков, выпускник энгельсского училища ПВО и будущий вице-мэр Перми, стал поселок Золотая Долина. На языке военных это называлось «точка»: с одной стороны тайга, с другой — океан. Посвящение в «черпаки» там происходило так: «деды» обливали салагу соляркой и поджигали на крайней восточной точке советской суши. Вреда в этом особого не было, потому что, если броситься с 20-метровой скалы сразу в море, ватник потухнет.
Бирюков приехал туда замполитом. Первый год, пока его жена Эвелина, знаток немецкого языка, рожала ему второго сына подряд, Бирюков почти не бывал дома. Время от времени чумазый солдатик затаскивал на пятый этаж кочан капусты и бидон воды и рассказывал новости из казармы. Новости были хорошие: Бирюков переворачивал койки, но никогда никого не бил, один раз только поднял двух солдат за шиворот и стукнул лбами. Но больше давил на сознательность.
Эвелина вышла за Бирюкова почти четверть века назад, окончив университет в Самаре, и до сих пор не может объяснить зачем. «Была сильно влюблена», и до сих пор влюблена, когда уж обоим сыновьям за двадцать. Они вместе прошли все медвежьи углы, где Бирюков повышал сознательность и делал одну часть за другой образцово-показательными, а Эвелина создавала женсоветы, куда таскали строгать «дедов». Многие, кто в тех углах остался, могут благодаря ее урокам до сих пор свободно переводить с немецкого, было бы для чего.
Язык Эвелины, которая координирует сейчас в Перми программы Немецкого культурного центра им. Гёте и преподает, образный, а Бирюкова — с армейским налетом и немного суконный: «Солдат должен быть накормлен раньше офицера, я засучал рукава и копал, потом играл вместе в хоккей, а потом мог и наказать. Я крушил заразу, а люди всегда понимают силу, но только когда она применяется с добрыми намерениями». Его вера в сознательность людей вообще непоколебима. А всего удивительнее то, что, основываясь на постулатах этой веры, Бирюков раз за разом, вплоть до поста вице-мэра Перми, брался за любые задачи и даже в целом их решал: лучшая «точка», лучший полк, лучшая дивизия, лучший район в городе. Все лучшее, и ничего для жены и детей, кроме морального удовлетворения.
Предпоследнее место их службы было в Сылве, в сорока километрах от Перми, там были устроены женсоветы, прекращена дедовщина, все обуты и накормлены, а жены обучены немецкому языку. И вот в 1991 году пришел приказ срезать с погон буквы «СА» (Советская армия). Замполит построил дивизион и сказал: если кто так сделает, будет мне врагом. И никто в Сылве не срезал, а у соседей посрезали и ходили ободранные. В этом поступке Бирюкова не было вообще никакой политики. Просто надо понимать, что такое армейская форма, а если кто не понимает, тому в армии и делать нечего.
В Перми майор Бирюков прослужил недолго, поругался с начальством, но как человек военный пошел в налоговую полицию, где ведал вопросами физической защиты. В 1998 году один из его командиров был избран главой Индустриального района Перми и позвал его заместителем по благоустройству. Бирюкову было страшно снимать погоны, в которых он проходил первую половину жизни, но что-то подсказывало, что это место по жизни — его. Эвелина сразу придумала лозунг: «Твой район — твоя маленькая планета». Маленький принц, как просыпался, сразу брал метлу и подметал планету у Сент-Экзюпери. Романтика!
Строитель социализма
Молодежь, которая пьет пиво на высоком берегу Камы, уже не знает, а мы-то с Эвелиной помним, что был такой спор у Ленина с Плехановым о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране. Тех, кто думал, что этого сделать нельзя, оказалось меньше, они стали называться меньшевиками, для них это плохо кончилось, а тех, кто считал, что социализм можно построить и отдельно у нас в России, стали большевиками, хотя по логике должно было быть наоборот. Вот возьмем Бирюкова — он же всегда в меньшинстве, он вообще уникален, согласись, Эвелина. Хотя по сознанию он чистый большевик. Но книжный, а для подлинного большевика, каким мы его знаем из жизни, ему не хватает кровожадности, просто жадности и политиканства.
Ведь что такое социалистическая идея, Эвелина? В общем, это вера в примат сознательности над корыстью. СССР доказал, что этого нельзя сделать не только в одной стране, но и во всех вместе взятых. Убежденные в этом гибелью в лагерях наших дедов, мы приветствовали объявление в России социалистической идеи пустой и возвращение нормального капитализма. Но корысть быстро победила сознательность, ее уж совсем нигде не стало, а вышло опять что-то не то.
Поэтому отмотаем назад и рассмотрим, до каких пор социализм построить все-таки можно, ведь Бирюков всегда только это и делал. Некоторые (не ленинского толка) философы говорят, что нормальное состояние жизни есть хаос и только некое иное начало способно организовать его в нечто. Бирюков свято верил в сознательность человека и повсюду взывал к этой его стороне. Раз за разом он убеждал кучу людей в том, что на этот раз это не показуха. Он построил социализм в отдельно взятом полку и даже в дивизии. И даже замахнулся на отдельно взятый Индустриальный район города Перми с населением в 160 тысяч человек, и ведь нельзя сказать, что у него тут совсем уж ничего не получилось.
Мы едем с Бирюковым по Индустриальному району. Тыча в окно, он говорит: «Вот здесь был газон, а здесь альпийская горка, вот все эти урны четыре года назад были раскрашены детьми в попугайчики и зайчики, но за четыре года, как я ушел в департамент, они все поржавели». Он говорит это мужественно и без кокетства, но, конечно, обидно, что у нас на глазах бульдозер ровняет «аллею славы солдат, погибших в мирное время», — это место кому-то приглянулось под магазин. На некоторых столбах еще держатся выцветшие жестяные флажки про «маленькую планету», но ушли в прошлое «конкурсы дворников», и от социализма не осталось почти ничего, только пандусы для инвалидов в колясках («жизнь без барьеров») да еще 500 метров потрескавшейся асфальтовой дорожки.
История этой дорожки поучительна. Когда Бирюков уже несколько месяцев заведовал в Индустриальном районе землеотводом и арендой и все ларечники уже знали, что с приношениями к нему лучше не соваться, пришел один и сказал, что его зовут Адигизал. Бирюков записал это на бумажке и сказал, что лично ему от бизнесмена ничего не нужно, но если он хочет помочь району, есть 500 метров дорожки от остановки, хорошо бы заасфальтировать. Чужестранец попросил сроку до вечера, а дело было летом. Бирюков не очень поверил, но к вечеру все же пошел посмотреть. Рабочие докатывали асфальт, бизнесмен спал на скамейке, надвинув кепку на нос. Рядом стояла чисто пермская бабушка из соседнего дома, в руке у нее была кружка с водой: вот проснется этот человек, вдруг пить захочет.
Это не конец истории. Когда Адигизал заасфальтировал дорожку, к Бирюкову пришел депутат городской Думы и сказал, что хорошо бы сделать еще ограждение, чтобы на дорожку не заезжали машины. Бирюков взбунтовался и сказал, что хватит уже тянуть с ларечников, то есть столбики он, ладно уж, найдет, но пусть местные жители вкопают их сами. Ответ жителей по смыслу был таким: «Вы наворовали, один даже из налоговой полиции пришел, там наворовал, теперь у нас ворует, вот как дорожку заасфальтировал, так пускай теперь и столбики вкапывает».
Выходит, с Адигизалом (он глава какого-то азербайджанского землячества, дом у него разделен на мужскую и женскую половины) социализм в отдельно взятом районе построить можно, а с жителями — нельзя. Может, Бирюков и достучался бы до их сознательности, но его забрали наверх, в департамент.
Департамент
Бывшие заместители вице-мэра в Департаменте имущественных отношений все так или иначе уклонились от встречи, а рядовые клерки, которых удалось отловить, вспоминают этот период с иронией, как будто сами на себя удивляясь. В 2001 году новый начальник начал с того, что каждый понедельник проводил летучки на тему: как писать бумаги на человеческом языке. И писали, куда было деваться. Цирк!
«Власть с человеческим лицом» — еще одна из идей Бирюкова. Тут интересно понять на его личном примере: до какой ступеньки можно пронести на себе во власть человеческое лицо? Замполит — да, замглавы района по благоустройству — тоже еще можно, ну а если по финансам? А вице-мэру каково будет там сидеть с человеческим лицом?
В первые дни его хождения во власть Эвелина была как-то в парикмахерской, как раз под праздник, а никто не знал, что она жена вице-мэра, да и сейчас не совмещают. Вот сидит она в парикмахерской, директор — ее подружка. Вдруг прибегают в панике: они там целую машину подарков собрали и отправили, как велела традиция, в департамент. А Бирюков не поленился, в каждый кулек сунул открытку: спасибо, мол, у меня все есть, — и отправил обратно на той же машине. И вот подружка, директор парикмахерской, и говорит Эвелине: «Ужас! С прежним-то можно было как-то по-человечески договориться, а с этим как?».
А с этим никак. Он со своим «человеческим лицом» такое устроит, в страшном сне не приснится. Однажды Гете-институт проводил фестиваль и подчиненные Эвелины оклеили заборы рекламой. Муж хотел оштрафовать семейный бюджет на два своих оклада, но успели до вечера сорвать. «Меньше всего любви достается самым любимым людям» — его любимые строчки из песни, но не девиз, а просто констатация факта. На том и дети воспитывались.
Всюду он приходил «крушить заразу» и ломать сложившуюся систему. Ведь и дедовщина в тех армейских частях, где он ее сокрушал, была просто удобной для кого-то системой управления. Но эти системы по мере карьерного роста Бирюкова, если тут уместно так выразиться, все усложнялись, он шел на повышение, а они быстро затягивали раны: он никогда не становился их частью, всегда и везде был инородным телом, хотя и притягивал к себе еще таких же. Но таких мало.
Что-то он успел сделать и в имущественном департаменте. Заставил весь город киосками по продаже обыкновенной питьевой, но дешевой воды, упорядочил и обложил налогом самостийные «ночные» автомобильные стоянки, убедив мафию, которую поименно вычислить так и не удалось, что с городом дешевле и проще цивилизованно договориться. За четыре года он увеличил доходы от одного только налога на уличную рекламу с 4 до 62 млн рублей, перенаправив прежние взятки в бюджет. Кроме того, он заставил вкопать все рекламные щиты в землю, и больше они не падают, когда поднимается ветер. Но больше этих механических, в общем, преобразований он в Перми, наверное, не достиг.
Никто не мешал подчиненным Бирюкова брать взятки и мимо него, например, при включении объектов в перечни приватизации и при оценке, тут поди проверь. Конечно, при таком начальнике приходилось делать все то же самое хитрее, но зато и безопаснее: крыша-то какая! Прямых улик нет, но есть доказательство «от обратного». Коммунальное хозяйство — живущая по своим законам система, если бы удалось в одночасье вдруг остановить тут коррупцию, ее бы вообще заклинило, как мотор без масла. Но за те четыре года, что вице-мэр Бирюков рулил в Перми муниципальным имуществом, трубы тут не полопались, автобусы ездили, хлеб пекся, а стало быть, и коррупция никуда отсюда не девалась. Социализм ей никакая не помеха — уж это тоже блестяще доказал СССР.
Нет, моя влюбленная Эвелина, ты не права, Бирюков — он не то что тупой и весь черно-белый, у него внутри вся гамма, но на выходе только «да-да, нет-нет, а что сверх того, то от лукавого». Вот так он решил жить. Так он себя обезопасил не от внешнего закона, а от внутреннего нравственного сумасшествия. Так ему самому легко, и с ним понятно, хотя и ой-ой-ой как нелегко.
Статья
Сказать в Перми сакраментальное «все воруют» — это будет просто общее место. Но воруют-то по-разному и в разной степени, одни только себе в карман, а другие только чуть-чуть себе в карман, и мы это понимаем, и Бирюков понимает, хотя ему удобнее было делать вид, что он этого не понимает на своем посту: «Стой, стрелять буду!» — и все. Но если вся коррупция только черно-белая, выходит, что и бороться с ней можно только уголовными средствами. Что и происходит «в Перьми»: если одного принести в жертву, то остальным можно некоторое время еще поворовать.
Итак, Бирюков сидел посредине, в единственном лице соблюдая законы, для всех как бы написанные, а вокруг все продолжали жить по неписаным законам системы: снизу воровство, сверху — «политика». Политический контекст в Перми, в отличие от большинства других регионов России, еще довольно сложен, тут часто меняются фигуры первых лиц, а с ними весь уклад и расклад.
Бывший губернатор Юрий Трутнев симпатизировал Бирюкову и даже звал его к себе работать, но он сделался министром природных ресурсов, а и.о. губернатора в конце 2003 года был назначен Олег Чиркунов — бывший торгпред в Швейцарии, откуда их с Трутневым фирмы начинали торговать шоколадками «Нестле» на заре перестройки. Министр Трутнев продал долю бизнеса губернатору Чиркунову, тот выплачивает ему долг в рассрочку; этот доход, который министр отражает в налоговой декларации, делает его официально одним из самых богатых в России официальных лиц. Первое время Чиркунов вел себя скромно, опасаясь выборов, на которых был уязвим (семья осталась в Швейцарии, а дети, приезжающие в Пермь поиграть в футбол, почти не говорят по-русски). Но в 2004 году президент Путин выборы отменил, а вскоре по его указу Чиркунов стал губернатором без «и.о.».
Как рассказывает Бирюков, вскоре после этого Чиркунов вызвал его к себе и завел разговор о том, что всю аренду муниципального имущества в городе надо бы отдать на откуп одной московской коммерческой структуре. Оба понимали, что коммерсанты не будут сохранять льготы для ветеранов и инвалидов, а это чревато взрывом. Бирюков в присутствии представителя этой самой московской структуры встал в позицию часового и сказал свое сакраментальное: «Стой, стрелять буду!». И ровно после этого стрелять начали уже в его сторону.
Уголовное дело, по которому сейчас как раз судят бывшего вице-мэра, вкратце состоит в следующем. Бирюков предоставил арендатору ТЭЦ скидку, в результате чего, как считает прокуратура, бюджет города недополучил 4,5 млн рублей. Но скидка была сделана в рамках закона в обмен на ремонт котла, который стоил (по документам, представленным арендатором в суд) 5 млн рублей. В прокуратуре, где я побывал, признают, что, по их сведениям, Бирюков получил за скидку «бутылку шампанского» (по сведениям Эвелины, он вообще не пьет). По счастью, под стражу его пока все-таки не взяли (вот она — добродушная и совестливая «Перьмь»!).
В Перми «дело Бирюкова» связывают также с его последующим отказом снять наружную рекламу «негубернаторских» конкурентов на выборах мэра в феврале нынешнего года. Но это уж «до кучи», главной причиной отстрела белой вороны стала, скорее всего, та встреча у губернатора и отказ сдать город коммерсантам из Москвы. О содержании этого разговора у нас есть одно свидетельство Бирюкова против двух со стороны Чиркунова, но именно первому мы поверим, а второму, уж извините, нет. Аргументы? Аргументы сейчас будут.
Всей Перми известно, что губернатор Чиркунов, совсем не новичок в финансах, положил бюджет области за два года (6 млрд рублей) на депозит Сбербанка под 5 процентов годовых. Один местный депутат даже доказал это документально. При средних 18 процентах годовых разница должна куда-то деваться? Наряду с сетью универсамов «СемьЯ» губернатору в его ипостаси коммерсанта подконтрольны и другие частные структуры в городе. Может быть, прокуратуре интереснее было бы в этом покопаться? Тут и суммы совсем другие. Но она гоняется за Бирюковым, который совершенный голубь, и это понятно всем.
Черные, белые и серые вороны
Совсем уж белым воронам такие вещи, как коммунальное имущество, поручать, наверное, все-таки нельзя. Они, выражаясь языком чиновников, «не гибки». Что до Бирюкова, он тут скорее исключение. Он же только с виду такой: из лесу вышел — а на самом деле очень умный. Если бы он начал тут шашкой махать, Пермь замерзла бы еще зимой 2002 года. Но Бирюков только аккуратно повышал сознательность, многих уволил, но систему в ступор не загнал.
Для этого ему требовалось понимание того, что, с точки зрения коррупции, все вороны бывают редко совсем черные, очень редко совсем белые, а чаще всего в той или иной степени серые. И из этих серых, если давить на сознательность все время, но не пережимая, можно и организовать что-то «с человеческим лицом». Времени только нужно много, чтобы механизм запустился на самовоспроизведение. Это и есть социалистическая идея Бирюкова, а практика некоторых стран, где говорят на языках, которые преподает Эвелина, показывает, что это возможно.
Мы же все до какой-то степени сознательные люди. Совсем белых среди нас, конечно, мало, но и совсем черных тоже. Но вот именно в той степени, в которой мы сознательные граждане, мы власти не нужны и даже опасны. Дело в том, что в среднем она чернее, чем мы в среднем, так вышло, и разрыв этот, увы, пока только увеличивается. И кто попал во власть, в Думу или там куда, тем сразу надо еще почернеть, иначе их на этой ветке заклюют. Но ведь это мы их туда выбираем, и это значит, что и от нас тоже кое-что зависит.
Два сына Бирюкова и Эвелины реагируют на дело против их отца по-разному. Младший, прочтя в газете очередной пасквиль, стал метаться по Перми в поисках главного редактора, чтобы бить морду. Эвелине позвонили, она схватила такси и его поймала. Старший же нашел и переиначил притчу с какого-то рекламного сайта про воду. Жил-был волшебник, который знал источник чистой воды. Но людям нравилось пить грязную воду, от которой все заболевали и врали. Но, напившись такой воды, больным они считали как раз волшебника. Волшебник умаялся с ними, тоже напился грязной воды и стал врать. И все сказали, что он выздоровел.
Так вот, Тимур и Филипп, я хочу вам сказать. Нет никакой надежды на то, что ваш отец тоже таким образом «выздоровеет». Он эту воду пить не станет, и мама тоже, и вам не советую, и сам не буду.
