8 августа всемирно известному офтальмологу, не менее известному политику и организатору уникального медицинского учреждения МНТК «Микрохирургия глаза» академику Святославу Федорову исполнилось бы 79 лет. Вдова Святослава Николаевича любезно предоставила «Новой» его неопубликованные рукописи, из которых мы печатаем этот отрывок. Он разбился в авиакатастрофе шесть лет назад, но привыкнуть к этой гибели так и не удается.
Как-то во время посещения «нашего» храма в Рождествено-Суворово корреспондент одной из подмосковных районных газет спросил о моем отношении к православной вере. Вот, дескать, помогали всем миром (то бишь всем офтальмологическим центром) эту церковь восстанавливать, в божий вид ее привели. Неспроста ведь? Не рекламы ради и не потому, что деньги девать некуда? Как обычно в таких случаях, я не стал углубляться в религиозные вопросы, отделался общими фразами, придя же домой, задумался, расфилософствовался и даже Библию в задумчивости полистал…
Конечно, вид чистенького, ухоженного, сверкающего золотом куполов и белизной стен храма радует глаз и веселит душу, а разруха и неустроенность морально угнетают, давят на психику, навевают мрачные мысли, но только ли в этом дело? Скорее по стечению обстоятельств, нежели испытывая какую-то душевную и духовную потребность, я недавно крестился. Валера Ржевский, архитектор, друг семьи, попросил стать крестным для его сына, вот и пришлось сначала самому надеть крест, пройдя приличествующий православный обряд.
Разумеется, истовым христианином, фанатичным богомольцем, новообращенным верующим после этого я не сделался, традиционные церковные ритуалы, сколь бы красивы, величественны они ни были, не стали мне ближе и роднее, а моя правая рука по-прежнему не способна легко и привычно осенять крестным знамением ни себя самого, ни кого бы то ни было.
Значит ли это, что христианство мне глубоко чуждо? Нет, твердо уверен, что не значит. Пройдя большую часть своего жизненного пути, я, как мне кажется, понял, открыл для себя истинную суть проповедей Иисуса Христа, то, к чему он призывал своих учеников и последователей. <…>
Выгоняя менял и торговцев из храма, внушая фарисеям, что «суббота для человека, а не человек для субботы», утверждая, что «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие Божие», Христос указывал «граду и миру» самые страшные, самые погибельные человеческие пороки: ложь, лицемерие, цинизм, стяжательство…
Основоположник христианства как будто к нынешним фарисеям обращался, как будто им, теперешним, говорил: «Что толку от того, что вы стоите перед алтарем с зажженными свечками на виду у всех? А так ли сильна ваша вера, как вы это пытаетесь изобразить? А многим ли «братьям по вере» вы помогли в их бедах?». <…>
Род людской с тех самых пор, как его представители научились размышлять, оценивать себя, свое место под солнцем, результаты своего труда и силу своих талантов, по большому счету делится на верующих и неверующих. И всегда одни противостояли другим, а вторые, как правило, преследовали, травили, уничтожали и притесняли первых.
Первые искренне веровали в Бога, в Высший Разум, в скорое рождение и становление Нового Человека, в возможность построения идеального миропорядка («рая на земле»), в торжество Свободного Труда.
Вторые если и признавали правоту первых, то только ради личной выгоды. Первых христиан уничтожали погрязшие в разврате, утопавшие в роскоши римские патриции, не желавшие поступиться плодами своего господства. Первых большевиков-романтиков пытали в застенках НКВД, добиваясь «признательных показаний», бросали в тюрьмы и лагеря, выполняя и перевыполняя палаческие планы-разнарядки, циничные подонки-карьеристы, мерзавцы-временщики, злобные калифы на час…
А разве верили в победу коммунизма лукавые партаппаратчики, доведшие уравниловку в Советском Союзе до полного абсурда, лишившие мотивации к созидательному труду многие миллионы наших сограждан? А горе-ученые, вольно или невольно, сознательно или по недомыслию тормозившие прогресс во всех сферах научной деятельности, — разве они были искренними сторонниками улучшения нашей общественной жизни? Чем руководствовались, когда прятали под сукно, задвигали на дальние полки библиотек и спецхранов, словесно громили в пух и прах на всевозможных симпозиумах и конференциях перспективнейшие разработки отечественных самородков? Завистью, ревностью, корыстью, страхом потерять насиженные места, боязнью вмиг лишиться привычного, уютного, часто паразитического и ни к чему, по сути, не обязывающего образа жизни.
И особенно печально, что зачастую в нашем государстве, якобы жившем под девизом «Все для блага человека!», наталкивались на непреодолимые препятствия чрезвычайно полезные открытия, передовые технологии, связанные с медициной, с охраной и улучшением здоровья этого самого человека. Мне и моим соратникам по МНТК, наверное, грех жаловаться на судьбу, многое из того, что задумывали, планировали, мы выполнили еще при «развитом социализме».
В сравнении с другими отраслями медицины офтальмология в СССР, можно сказать, процветала. А за десять «перестроечно-реформенных» лет мы провели два с половиной миллиона операций, вернув и существенно улучшив зрение, образно говоря, населению небольшой страны. Я сам за это время оперировал 16 тысяч раз.
Мы смогли сделать то, чего не удавалось другим, — преодолеть бюрократические «препоны и рогатины», чудовищные барьеры чиновничьего бездушия, последствия наветов лицемерных «пуритан от медицины», запреты всевозможных фарисеев и вельможных идеологических менял. Почему удалось? Наверное, потому и только потому, что наша вера в свои силы и в необходимость нашего Большого Дела оказалась сильнее безверия многочисленных недругов — завистников, умственных и нравственных импотентов. <…>
