Юрья-2 — закрытый военный поселок в лесу, в семидесяти километрах от Кирова. В тот день, когда я туда приехала, весь поселок стоял на ушах. Хотя это и была суббота. Про меня знали даже в командовании ракетных войск, к которым как раз Юрья приписана.
— Мы специально командиру рассказали, что к нам газета из Москвы едет, — говорит Саша Бумагин, который меня встречает. — Сходили даже в интернет, распечатали кое-что про газету, отнесли командованию. Вот они и засуетились.
Александр Бумагин — офицер, прослужил в ракетных войсках 16 лет. В позапрошлом году его и многих других юрьянских офицеров уволили из армии — в связи со штатными мероприятиями. Сократили. Теперь Бумагин — закоперщик протестного движения. То, что в Юрье созрел почти что бунт, военное командование знает и кое-как пытается с этим бороться. Но пока получается не очень.
С Юрьей вышла вот какая история. Ракетная часть, которая здесь базировалась, попала под сокращение. Ракеты вывезли, офицеров поувольняли. Большинство из них теперь не могут получить жилье. По закону все бывшие военные имеют право самостоятельно выбрать место своего проживания. Раньше квартиры им выдавали власти тех городов, где они хотели жить. Но 1 января 2005 года все заботы по обеспечению военнослужащих жильем легли на плечи Министерства обороны. И Минобороны теперь всеми правдами и неправдами пытается законсервировать военных в закрытых поселках — тех самых, где они служили.
А остаться в Юрье на всю жизнь невозможно. Она удалена на 70 километров от ближайшего Кирова. Кругом — лес и болота. Кроме как служить родине, делать в этой глуши больше нечего. Ракетную дивизию сокращают. Юрьянцы и так и сяк уж пытались объяснить государству, что если их оставят в лесу, то им даже не на что будет покупать себе продукты. Государство отмахивалось. В Юрье наступило отчаяние. И тогда офицеры ракетных войск, носители стратегических секретов родины, решились на крайние меры.
— У нас в начале было несколько митингов. Последний в октябре, — рассказывает мне Саша. — Здесь собирались, в поселке, на площади. Дома на принтере сделали листовки и все дома ими обклеили. Людей пришло много, даже телевидение собиралось приехать. Но его все равно не пропустили. В следующий раз мы телевизионщиков уже по-скрытному, как будто знакомых приглашали.
Наверное, и дальше бы все так продолжалось — митинги, листовки, резолюции… Но в октябре наш президент сделал нехорошее заявление. На конгрессе соотечественников он сказал, что готов выделить почти пять миллиардов рублей на возвращение этих самых соотечественников в Россию. Это было последней каплей. Терпение юрьянцев лопнуло.
Девятнадцатого октября жители Юрьи подготовили петицию к главам европейских государств. «Уважаемые главы государств! — писали ракетчики. — К Вам с криком отчаяния обращаются уволенные военнослужащие Российской Федерации и члены их семей, проживающие в ЗАТО «Первомайский» Кировской области. Мы готовы отказаться от гражданства страны, которая только декларирует, а не выполняет свои обязанности». Письмо отправили в посольства Англии, Германии, Франции. Так российские офицеры, для того чтобы спасти себя и свои семьи, решили уйти из России.
— Соотечественникам президент пять миллиардов дает! Это же почти предатели! Они уехали отсюда, когда здесь трудно было! — кипятится прапорщик запаса Татаринов. — Мы России по двадцать с гаком лет честно отслужили — и то про нас думать не хотят.
В Юрье сейчас 512 семей уволенных военных ждут своих квартир. Для того чтобы их всех одним махом вывезти из поселка в нормальные квартиры, нужно 2,6 миллиарда. С их расселением Минобороны, если будет работать теми же темпами, справится за 25 лет.
— Мне прежний наш командир дивизии знаешь, что сказал, когда я к нему насчет квартиры ходил? — рассказывает Татаринов. — Он сказал: «Прапорщик, ты 23 года дурака провалял, а теперь еще что-то от государства требуешь. Совесть бы поимел». Теперь тот командир дивизии ушел от нас — ему квартиру под Москвой дали. А мы вот тут…
Конечно, после того как юрьянские военные написали письмо к мировой общественности, руководство зашевелилось. Сильно занервничали в командовании ракетных войск. Руководство части провело воспитательные беседы с организаторами волнений. Также пригрозили, что будет запрещена свобода собраний. Свободу собраний до сих пор юрьянцы реализовывали в библиотеке поселкового Дома культуры, потому что дома у многих ни развернуться, ни повернуться. У других в комнатах на стенах намерзает лед — между панелями щели, и их никто не заделывает. А кому их теперь заделывать, если Минобороны несколько лет назад вообще отказалось от поселка как от «несвойственной функции». Теперь Юрья, по сути, на самообеспечении, и военным с их зарплатами и пенсиями трудно сделать из нее город-сад.
Наша встреча с командиром дивизии полковником Виталием Головачом была публичной. В клуб набилось, наверное, полпоселка. В общении с командиром никакой субординации здесь уже никто не соблюдал. Головачу высказали все.
— Виталий Васильевич! Ну что ж мы — совсем уже за людей не считаемся? — наседали на комдива жены офицеров. — Люди из деревни уезжают, кошку — и ту с собой берут. А нас, вроде как получается, и не жалко.
— Министерство обороны обеспокоено, — как-то невнятно отвечал полковник Головач. — Иванов пишет, а ему правительство денег не дает! Говорят, есть квоты.
— А как мы здесь жить будем без работы, они не говорят?
Самой болезненной вышла тема увольнений из армии. Уволенные восстанавливаются через суд. Те, кто еще служит, отчаянно сопротивляются этому увольнению, потому что уже ни у кого нет сомнений: как только человека увольняют из армии, всякая надежда на квартиру у него пропадает.
Подполковник Александр Тарасов, который всю канитель с восстановлением на службе уже прошел, все равно на лучшее не надеется. А у него ведь больше 20 лет выслуги. Рассказывает:
— А они что делают? Меня Кировский суд восстановит — а наш командир дивизии напишет надзорную. И меня высшая инстанция снова увольняет.
— Я не могу не подавать надзорную, — упирается командир Головач. — С меня потом командование спросит. По факту ведь что? По факту эти люди у нас ничего не делают и при этом числятся в дивизии. Но с очереди на жилье мы их через суд никогда, никогда не снимаем.
Пока полковник Головач продолжает рассказывать про то, какой он отец своей дивизии, меня тихонько дергает за рукав офицер и говорит шепотом:
— Не верьте командиру. Он неправду говорит. Как только из армии уволят — все, считай, никакой квартиры тебе не будет. Они скажут: потерял связь с армией. И дальше — живи как знаешь.
Головач насчет квартир действительно что-то не то говорит. Всех офицеров, которых в надзорном порядке признают утратившими связь с армией, увольняют без сохранения права на получение квартиры от Мин-обороны. «Утратил связь с армией» — это есть даже такая специальная формулировка. Так обозначают тех, кого родина не хочет больше видеть в рядах своих защитников и перед кем она не несет никакой ответственности за совместно прожитые годы.
Когда юрьянские офицеры шли служить, страна была другой. Она еще не была устроена по принципу финансовой пирамиды. Это только теперь так стало. И, конечно, до последнего времени никто не понимал, что в этой игре в плюсе останется только тот, кто вовремя из нее выйдет. Вот новые военные, сегодняшние, они уже другие. Взять хоть молодого майора Татаринцева, начальника эксплуатационной комиссии. Он может часами совершенно спокойно объяснять офицерским женам, почему квартир им не будет. Он говорит:
— У нас такая страна. Мне вот, например, еще хуже. Программа жилищных сертификатов действует только до 2010 года, а увольняться я буду позже.
Для Татаринцева наше государство уже не гарантия, а условие. Притом условие неблагоприятное.
Дома у Саши Бумагина — целый протестный штаб. Хотя в комнатушке на 14 метров у них с женой Аней и столовая, и спальня, и кабинет. Им из-за этого даже ребенка из детдома не дают — потому что селить его негде. Зато Саша собрал у себя целую правовую библиотеку: законы, подшивки публикаций по квартирам для военных, видео с прошедших акций. Юрьянские люди пока еще не очень разобрались, как правильно протестовать, все-таки всю жизнь другим занимались. Но они учатся.
— К нам даже из какой-то партии уже приходили, — вспоминает Саша. — Говорят: «Бумагин, ты за что бьешься? За квартиру или за счастье для людей?».
Бумагин в партию не пошел, честно сказав, что бьется за квартиру. В ситуации с Юрьей можно сказать, что вообще за жизнь он бьется. Тут уж не до большой политики.
Сашины сослуживцы смеются:
— Вот тебе дадут квартиру, ты уедешь. А мы как тут дальше без тебя будем?
Саша молчит. Но, скорее всего, даже когда он уедет, если вдруг ему все же дадут жилье, тогда другие юрьянские офицеры с командования живьем не слезут. На прошлой неделе, как раз после моего отъезда, в дивизию приезжали представители ракетных войск из Москвы. Люди уже приготовились, что сейчас опять начнутся обещания. А началось совсем другое. Московские генералы сказали так: зачем вам квартиры где-то еще, если у вас и тут природа замечательная. Родина из-за вас ночами не спит, а вы еще куда-то писать выдумали. Сидите тихо и не рыпайтесь.
После этого офицеры засобирались в Москву на Горбатый мост. Глава поселка Шалабанова уже обещала дать под это дело автобус.
