Есть в русской жизни несколько поэтических строк, которые неизменно сопутствуют нашему Новому году — почти как “Ирония судьбы…”. По телевизору их не произносят, в кино не используют, по радио — все реже и реже. Однако тихо так, подспудно, почти незаметно они живут почти в каждом из нас последние лет тридцать. И без них и Новый год какой-то пресный, и январь теряет половину своей прелести.

— Что происходит на свете? — А просто зима.— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.Я ведь и сам, как умею, следы пролагаюв ваши уснувшие ранней порою дома.

И далее — вплоть до “и — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три” — все вроде бы очень просто. Тем не менее ставшее песней стихотворение “Диалог у новогодней елки” уникально. Как это часто случается с истинными художниками, именно неисправимый (особенно в последние годы) пессимист Левитанский сумел внушить хотя бы краткий новогодний оптимизм уже нескольким поколениям. Ибо заповеди его елочной проповеди просты и понятны:

а) “сколько вьюге ни кружить, недолговечны ее кабала и опала”;б) “следует жить”;в) “следует шить… сарафаны и легкие платья из ситца”.Наконец, он заставляет танцевать карнавальные маски (“И карнавальные маски — по кругу, по кругу!”).

Для него это отдельная серьезная тема. В последние годы жизни Левитанский не уставал удивляться, негодовать, мучиться вопиющим несоответствием между реальным значением многих и многих людей и их масками (как теперь говорят, имиджем). В этом смысле изменилось все, даже известная пословица — потому что по одежке стали не просто встречать, но и провожать.

Отдельные собратья по перу выстроили целые теории, в которых выработка образа (имиджа, маски) — первое и главное условие существования любого уважающего себя в обществе пиита, после чего, конечно, ум и талант уже не имеют практически никакого значения.

Все это началось, конечно, не сегодня. Известно, что еще в семидесятые годы один модный поэт приглашал к себе на дачу иностранных журналистов, а завидев в заборную щель, что они уже приближаются, быстро скидывал с себя тулупчик, хватал топор и, голый по пояс, принимался рубить дрова. Потом иностранная пресса заполнялась образом истинного русского поэта, настоящего медведя и дикаря, который нагишом на снегу дрова рубит и при этом еще стихи пишет.

Повторяю, что все это началось не сегодня. И даже не у нас. Но именно в наши дни и именно у нас приобрело такой размах, что тянет уже на диагноз. Вместо коммуниста — имидж коммуниста, вместо демократа — имидж демократа, вместо поэта — образ поэта…

У Левитанского все живое, все всерьез: и елки, и Новый год, и карнавалы. Все говорит о жизни, все тянется к ее продолжению, к лучшему продолжению. На примере его стихов очень легко понять, что мы потеряли и что продолжаем терять ежеминутно — непосредственность, живые человеческие отношения, живое восприятие действительности, а следовательно, самое жизнь.

Левитанский сумел вписаться в нашу общую елку жизни не то чтобы Дедом Морозом, не то чтобы звездою на елочной макушке, но тонким стеклянным шаром, фонариком, долгоиграющим матовым диском, чуть припрятанным, как за облаками, за клочьями снежной ваты.

Был воздух морозный упруг.Тянуло предутренним холодом.Луна восходила над городом,как долгоиграющий круг.Так и он восходит каждый Новый год — спокойно, ненавязчиво, “матово”, чтобы в очередной раз спросить: “Что происходит на свете?”.

P.S. 29 января в Центральном доме литераторов прошел юбилейный вечер Юрия Левитанского. Зал был переполнен. Песни на стихи поэта пели Елена Камбурова, Сергей Никитин, Дмитрий Богданов, его стихи читали Александр Филиппенко и Рафаэль Клейнер, с воспоминаниями выступали Сергей Чупринин, Виктор Шендерович, Юлиу Эдлис… Вечер, который длился больше двух часов, вели Олеся Николаева и Олег Хлебников.