Музыка группы “Дети Picasso” вмещает в себя этнику и клубный фанк с роком. Новый альбом “Этнические эксперименты”: “антикварные” армянские песни хитро аранжированы в стиле современного арта, сыграны на гитарах, духовых и приправлены спецэффектами — шумами, фоновыми звуковыми сочетаниями. Музыка-хэндмэйд в стиле “Picasso”. К диску заботливой рукой солистки Гаи приложен пакетик с экзотическими пряностями — прямо под обложку, а еще русско-армянский словарик — для адаптации.
Гая — необыкновенная. Южная. Красивая. Она и рассказывает мелодично, как поет.
— Востребовано сегодня обращение к народным мотивам?
— Этника, безусловно, востребована. Если раньше мы думали, что она более интересна, чем русскоязычная программа, то, выпустив полгода назад русскоязычный альбом “Глубина” и побывав с концертами в Европе, поняли, что силы двух этих направлений примерно равны. Хотя интерес именно к армянской музыке очень велик, потому что ее практически нет на world-сцене, если не считать Armenian Nаvy Band, взявших недавно “Грэмми”, и Дживана Гаспаряна.
— Для людей это экзотика, для вас — проявление национального начала. Насколько важна эта линия в творчестве?
— Все зависит от того, к чему в данный момент лежит душа. Армянская музыка — это мои корни. В нашей семье на музыкальных инструментах играли все, причем были виртуозными самоучками. Кстати, на одном из концертов армянскую песню с оглушительным успехом у публики исполнила моя мама. Она же передает нам тексты старых армянских народных песен, которые потом перерабатываются и исполняются “Детьми Picasso”.
— Посещает ли концерты “Детей Picasso” армянская диаспора?
— Едва ли. Чаще зовут нас на свои мероприятия. Но участвовать в них мы пока не решаемся, все-таки у нас немного другая культура. Мы московская группа с клубным, фестивальным закалом. И наша основная публика — московские меломаны.
— Вы и дебютировали в Москве?
— Да, мы родились и выросли здесь. У нас не было трудностей, с которыми сталкиваются приезжие музыканты. А ведь им приходится очень непросто, особенно талантливым. Необходимо адаптироваться, искать возможности репетировать и выступать.
И все это в условиях жесткой столичной конкуренции. Это очень сложное испытание.
— Сталкивалась ли ты с пренебрежительным отношением к музыкантам по национальному признаку?
— Я — нет. Но в обществе как таковом проблема межнациональной розни существует. Еще чуть-чуть, и будет слишком. Москва уже стала государством в государстве, и люди из других городов и государств понимают это. Но они едут сюда не от хорошей жизни, а потому, что нужно кормить детей. Это не враги, а люди, которые пытаются выжить. Это нормально. Но есть обратная сторона медали.
Менталитет. У каждого народа он свой и не всегда понятный другим национальностям. И мне становится страшно слушать истории, как небольшой городок во Франции за 20—30 лет стал полностью мусульманским, потому что туда приехала одна семья и перевезла всех своих родных и друзей.
— Ты за жесткое сохранение традиций?
— Утопически да. Но это невозможно из-за всеобщей глобализации. Все перемешалось и будет смешиваться дальше. Даже менталитеты. Страшновато, что происходит хаотическое внедрение одних культур в другие. Армяне, как и некоторые другие народы, пытаются законсервироваться, не допустить вливания чужеродных культур. Но я думаю, что это уже нереально. Рано или поздно глобализация коснется и их.
— Как ты относишься к ситуации Россия—Грузия?
— То, что происходит сейчас в стране, — варварство. Я не ожидала таких резких мер в отношении невинных граждан. Конечно, нет дыма без огня; раз принимаются какие-то меры, значит, есть за что. Но, с другой стороны, я всегда считала, что у нас мощное государство, которое должно прибегать не к таким мелким средствам.
— Может ли социальный протест повлиять на ситуацию?
— Резкий социальный протест — это не выход. Неизвестно, чего им можно добиться. Но все-таки гражданское население слишком пассивно, в том числе и я сама. Люди устали и хотят только мира и спокойствия в собственной семье.
— Имеет ли смысл сейчас петь “об острых социально-политических…”
— Это очень индивидуально. В моем представлении столпы русского рока — музыканты, абстрагировавшиеся от реальности. Это “АукцЫон”, “Вежливый отказ”, “Звуки Му” и иже с ними. А те, кто был привязан к злободневному, для меня лично совсем неактуальны.
— Можно ли говорить о кризисе, связанном с засильем попсы?
— Когда я думаю об этом, я путаюсь в категориях, потому что шоу-бизнес — очень хитрая вещь. И все-таки очень простая, потому что направлена на зарабатывание денег. Конечно, кризис существует. С одной стороны, качество поп-музыки, которая направлена на откровенное зарабатывание денег, немного улучшилось, появились соответствующая аппаратура, новые приемы, позволяющие поднять до уровня “все нормально” вокалиста, не умеющего петь. Схема проста: поп-артист приходит к текстовику и говорит: “Мне нужна песня о том-то”, и этот автор без души и сердца пишет песню по заказу. К такому “театру” приходят все поп-исполнители. О каком творчестве может идти речь, когда делается голый заказ?
— Развивается ли сейчас альтернативная музыка?
— Существует большой пласт творческих людей, которые могут ее делать, но у них нет возможностей. Записать и выпустить альбом — это большие деньги, база для репетиций — это тоже деньги. Показать себя аудитории сложно. В Москве живут больше 12 миллионов. Клубов же катастрофически мало для 12 миллионов. Потому что способ проведения людьми свободного времени — ужин перед телевизором или поход в гости.
— По праздникам.
— Да. В Европе все совсем по-другому. В Будапеште под Рождество меня поразило то, что на каждом концерте, начиная с классической музыки и заканчивая жестким артом, рядом с тобой мог сидеть пятилетний, очень внимательный ребенок, а с другой стороны — седой старик. Это их естественный вариант времяпровождения. У нас такого и близко нет. Поэтому многие талантливые музыканты, которые не могут жить без музыки и сменить профессию, стараются выехать из России. Не совсем здесь хорошие условия. Для альтернативного музыканта уж точно.
В Европе в одной стране может быть до 20 независимых радиостанций. У нас я даже в хорошем сне не увижу, что существует радиостанция, занимающаяся только шумовой музыкой. У нас джаз и то еле-еле себе прокладывает дорожку.
— Достаточно найти финансирование или нужно еще готовить народ?
— Если выбор будет больше, а это во многом зависит от финансирования, люди начнут рассматривать другую музыку как возможную для потребления.
В Европе даже панк-музыка активно поддерживается правительством как часть национальной культуры. Проводятся государственные фестивали — настоящие, мощные рок-альтернативные фестивали. Глядя на то, какие концерты у нас устраивают для народного веселья, пугаешься. Пока вся рок-музыка в России держится на старых рокерах.
— В свое время эти “динозавры” были участниками рок-клубов, были вместе, заодно. Насколько сейчас развито музыкальное сообщество?
— Опыт “комьюнити” — западное явление, которое у нас пока не развивается. Самое известное альтернативное объединение “Вдох” — это скорее тусовка, а не сообщество.
Европейские музыканты очень сплочены. Однажды с одним из них случилось несчастье — его парализовало. Была нужна дорогостоящая операция. Чтобы достать деньги для нее, друзья этого музыканта организовали несколько совместных благотворительных концертов. Публика среагировала очень живо. Залы были набиты. Такие случаи на российской сцене мне на память не приходят.
— За какой музыкой будущее?
— Хотелось бы сказать, что за фольклорной, но это не так. За мелодичной. На слух человек всегда воспринимает простую мелодию лучше, чем хаотический джаз, гитарный риф или тяжелый электронный бит.
— Музыкант на сцене должен быть самим собой или надевать маску?
— Раньше я думала, что нужно быть самим собой, и заблуждалась. Никому не интересно, что у вокалиста “U2” скверный характер. Обязательно должен быть образ. Если перевоплощения нет и происходит смешивание жизненного и божественного — не тот поток идет от музыканта вовне. Образ должен быть четким и осознанным. Он вырабатывается годами.
— Бывает ли такое, что быт поглощает и сложно выходить на сцену?
— Очень часто. Но как только я слышу нашу музыку, автоматически забываю все лишнее. Никаких соседей и пережаренных яичниц. Музыкой нельзя заниматься всуе, иначе талант может обидеться и уйти.
