1 марта 2007-го “Табакерка” — легендарный подвал О.П. Табакова на Чистых прудах — празднует 20-летие театра. Мы вспоминаем Игоря Нефедова — блестящего актера, студийца Олега Табакова, наследника его роли Адуева-младшего в “Обыкновенной истории”.
Студентом Нефедов сыграл в “Пяти вечерах” и “Наследнице по прямой”. На рубеже 1980-х этот парень производил с экрана совершенно ошеломляющее впечатление. Его киноровесники — Харатьян в “Розыгрыше”, Дунаевский в “Курьере”, покойный Никита Михайловский в “Вам и не снилось…” стали кумирами молодежи, “лицами” юношеского бунта.
На фоне общего инфантилизма и культа “типичных представителей” герои Нефедова поражали меня взрослостью и ярко выраженной индивидуальностью. Играя вьюношей, он не играл “недоросших мужчин”, право высказаться у его героев было абсолютно равно правам его партнеров из другого поколения, и те, казалось, это право признавали.
Я думала: каким же благополучным должен быть этот парень по своему окружению, по доступу к гуманитарной информации…
Актер Нефедов ушел из жизни в 1993-м. В 33 года.
Об Игоре говорят его мама Нина Евгеньевна, кинорежиссер Сергей Соловьев, товарищи по студии и сцене “подвала” — Лариса Кузнецова, Михаил Хомяков, Сергей Беляев. И учитель — Олег Павлович Табаков.
Сергей СОЛОВЬЕВ:
— Мне о нем рассказал Паша Лебешев. Игорь пришел, и я его сразу взял в “Наследницу по прямой”. Без проб. Он тогда был очень курчавый, чем-то действительно смахивал на Пушкина. Свою роль, по тем советским временам, он должен был сыграть как нечто отрицательное: прагматический счет заменяет живое романтическое ощущение жизни. А Игорь умудрился сыграть некий пушкинский дух, который вился над этим летом и этой картиной.
Ему нравилось в Одессе, ему нравилось в этой компании, он обожал Павла Тимофеевича Лебешева, который снимал нашу картину.
По отношению к Игорю я бы с большой осторожностью употреблял слово “благополучный”. Он производил впечатление счастливого. Игорь был абсолютным антиподом большинству нынешней молодежи, основной мотор жизни которой — успех. А у Игоря был мотор радости и счастья. Он и искусством занимался потому, что в искусстве можно быть даже счастливее, чем в жизни.
Мы и расстались на этой ноте счастья.
— Игорь был лицом поколения?
— К поколению он вообще не имеет отношения, так же как и к социальным проблемам. Это такой замечательный архетип старомосковской жизни. Хотя он из Саратова, но ощущение такое, что нет у него никакого провинциального прошлого. Он в этой жизни плавал и болтался, как герои фильма “Я шагаю по Москве”. Или как Генка Шпаликов… Это какой-то странный русский генетический ключ или даже московский генетический ключ к некоторым судьбам.
В 1977-м, во время простоя на съемках “Обломова”, Олег Табаков подкинул Никите Михалкову идею снять пьесу Володина “Пять вечеров”. И “вложился в проект” двумя учениками. Партнершей восемнадцатилетнего Игоря по первой роли в кино стала Лариса Кузнецова (сегодня — актриса Театра Моссовета), начинавшая свою карьеру вместе с Нефедовым еще в подростковой студии Олега Табакова.
Лариса КУЗНЕЦОВА:
— На отборе в эту студию просмотрели три с половиной тысячи школьников, пятьдесят человек отобрали и потом выгоняли каждый день; постоянные экзамены, сдачи этюдов, отрывков. (На актерский курс Табакова в ГИТИС попали только девять человек.) Жили денно и нощно вместе, Олег Павлович приводил к нам редчайших людей — Белова, Володина, а Окуджава и Высоцкий пели специально для нас. Я не знаю вообще, стоило ли так поднимать планку для детей, определенный вкус, держать в тепличных условиях (мы были под крылом своих преподавателей — Фокина, Райкина, Леонтьева, Райхельгауза, Дрознина), а потом бросить в реальную жизнь. Мы были абсолютно элитным подразделением. Группа “Альфа” — маленький, но всесильный отряд: и летать, и плавать… И сегодня, подытоживая сомнения, которые глодали душу всю молодость, я могу сказать, что, наверное, мы были гениальными.
Детскую студию Табаков набирал, когда Игорю исполнилось четырнадцать. Девятый-десятый класс Нефедов закончил экстерном, чтобы поступить на курс Табакова в ГИТИС вместе с другими студийцами.
Создать свой театр Табакову позволили не сразу, пришлось пристраивать выпускников в разные труппы. Игорь попал в Центральный детский театр, где по фактуре, темпераменту и амплуа романтика сразу попал в герои. Главный режиссер Алексей Бородин видел в нем огромный запас творческих сил: “Игорь жил, снимался и играл на полную катушку, во время репетиций мог свалиться в оркестровую яму, что-то сломать себе и вдруг снова появиться готовым к работе. Из таких вырастают Гамлеты”.
В 1987-м Олег Павлович позвал учеников “в подвал””. Бросив премьерство в ЦДТ, Нефедов вернулся к учителю, и для него началась пора восстановления лучших курсовых работ (зал рыдал на трагической гибели его Ушастого из пьесы Володина “Две стрелы”) и создания новых спектаклей. Его коронной ролью был Адуев из “Обыкновенной истории”. Среди лучших ролей — Почтмейстер из “Ревизора” (он мечтал о главной роли…).
Пришло и некое житейское благополучие — из общаги вторая семья Игоря переехала в собственные две комнаты. Игорь оказался беспримерным отцом для своей приемной дочери. До конца 1980-х продолжалась и кинокарьера (говорят, у Нефедова была способность “держать роль от первого лица”, очень многое рассказывая про себя) в фильмах “Зонтик для новобрачных”, “Серафим-Полубес и другие жители Земли”, “Криминальный талант”, “Охота на лис”. Режисер Вадим Абдрашитов вспоминает Игоря как очень ответственного, дисциплинированного, работящего человека.
А потом вдруг жизнь вошла в непривычную для Игоря колею: перестали звать в кино, не все складывалось в театре, возникли проблемы личного характера. И в 1993 году в возрасте тридцати трех лет человек ушел из жизни. Согласно официальной версии, по собственной воле. Было высказано немало предположений о причинах. Добавить нечего, кроме слов матери актера.
Нина Евгеньевна, мама Игоря:
— Я не исключаю, что это была насильственная смерть. Следствие констатировало, что человек покончил с собой, мотивов не нашли. В ответ на мое заявление на пятнадцати листах другой следователь сказал мне по поводу проведенного расследования: “Все шито белыми нитками. Нужно начинать все с нуля. Нужна эксгумация, снова надо делать экспертизы”. Но я сочла, что это уже слишком.
Михаил ХОМЯКОВ:
— Ему многое прощалось — он был совершенно безобиден. Он и в жизни, и в театре был романтиком. У Олега Павловича было много учеников. Но немногие есть здесь сейчас — уходили в поисках лучшей жизни. Я абсолютно убежден, что Игорь никогда бы не бросил театр. Студия может продержаться два, три, четыре года, а потом оказывается, что кто-то лучше, кто-то хуже, кому-то больше везет в кино — и принцип студийности тает.
Игорь был последним, кто оставался в этом романтическом флере: мы — единомышленники, ученики учеников Станиславского. Мы — мхатовская школа, педагоги готовили нас так, чтобы с нами потом выходить на одну сцену. Так что растите свою душу, не будьте жлобами, не относитесь по-свински к другим и к месту, где служите, относитесь трепетно к профессии.
У нас категорически не приветствовалось каботинство и премьерство.
Я никогда не слышал, чтобы Игорь снисходительно к кому-то отнесся. Он знал, что с его популярностью это возможно. Но никогда этим не пользовался. А ведь его действительно узнавали на улицах, причем не так что “О, мужик, ты в кино не снимался?”, а обращались сразу, как к своему, близкому человеку. В тяжелые времена мы ходили с ним в магазины через служебный вход, он доставал что-то своим и мне никогда не отказывал: “Пойдем, поторгуем твоим лицом!”. — “Пойдем!”. Он обладал способностью очаровывать всех. Умел с народом общаться. С ним можно было не бояться попадать в какие-то экстремальные ситуации, он мог уболтать хулигана.
А в том, что Олег Павлович снял его с роли Адуева на гастролях в Японии, виноват отчасти я. Он попросил меня его разбудить, а я не достучался ему в номер: сам проснулся поздно и подумал, что Игорь уже ушел. Игорь столько вложил в этот спектакль, на него приходил его отец-актер, работал с ним и через несколько спектаклей сказал: “Ну вот, теперь ты сыграл”. И вот я прихожу на репетицию, а его нет. Табаков разгневался и отстранил Игоря от роли. И ввел совсем тогда молодого Женю Миронова. Это было в марте 1993-го. И больше Игорь Адуева не играл.
Незадолго до его смерти нас с Нефедовым сняли с ролей в предстоящей премьере — “Механическом пианино…”. Мы не справились: я с Платоновым, а он с Трилецким.
Эта работа была для нас обоих этапной. Конечно, мы сильно переживали. Но я остановил в себе это, а он нет. Ходил на репетиции, сидел, ждал, когда ему дадут возможность выйти…
Месяца за два до смерти Игорь от жены ушел. Мучался, приходил туда. Ему негде было жить. Несколько раз ночевал у меня. Придет в театр, поиграет, а куда потом? Загрузить бы его работой в тот момент…
…Я видел на арене Леонида Енгибарова. Мое от него впечатление сравнимо с впечатлением от Игоря. Когда Игорь выходил на сцену, почти весь зал улыбался.
Мы как-то были на гастролях в Ереване, в постперестроечное время. Там — совершенно заброшенный цирк, уже зарастающий. И стоит памятник этому солнечному клоуну. Обветшалый, маленький, одинокий.
Сергей БЕЛЯЕВ:
— Он сам по себе жил в каком-то жизненном хмелю, очень веселом. Если Игорь даже приходил на спектакль под хмельком, мне лично как партнеру это не мешало. Он мог что-то забыть в монологе, но, когда подступала сцена с партнером, все вспоминал. А опоздания — свойство натуры. Нельзя сказать, что он это “позволял себе”, это получалось само собой.
Когда Игорь чувствовал, что вызывает у меня раздражение постоянным стрелянием сигарет, что он делал? Через полчасика снова подходил и сообщал, что мне дают новую роль (он и в жизни хорошо играл), развивал эту тему, между делом просил сигарету, я, естественно, давал: он просто заговаривал меня! Сердиться я уже не мог: смеялся…
Даже если он грустил, мог и заплакать (сентиментальный был), это все равно был светящийся человек.
…У нас в театре как-то был банкет с американским послом, и Игорь под шумок стащил всю (!) черную икру со столов и скормил моей беременной жене.
Нина Евгеньевна, мама Игоря:
— Он был внутри себя человек настолько не звездный! Об Игоре ведь тогда писала вся пресса. Его первым из сверстников занесли в энциклопедию кино. А ему было совершенно все равно. Мне звонили по поводу него люди отовсюду, причем много лет после его смерти. Может быть, года четыре, как перестали звонить В начале его звездного периода его приглашали даже в Кремль. Я говорю: “Чего ты лежишь-то? Чего не собираешься?”. — “Да ну, мамочка (он ни разу в жизни не назвал меня просто мамой), не пойду я…”
Олег Павлович Табаков:
— Смерть Игоря — беда совсем не входящая в сферу служебных отношений. Он — молочный брат моего старшего сына Антона. Нина Евгеньевна, его мать, и моя жена Люся Крылова родили первенцев почти одновременно. У моей жены молока оказалось больше. И Игорь был вовлечен, так сказать, в сферу обслуживания. Его отец — один из двух самых близких друзей моего детства.
— Почему в последние годы не получалось ставить спектакли на Нефедова?
— Не получалось у Игоря. Достаточно сказать, что он был назначен на главную роль в “Обыкновенную историю”! Когда человек назначает актера на ту роль, которая дала ему довольно много в жизни, то, наверное, связывает с ним серьезные надежды. И даже больше.
Никому не дано знать, сколько кому надо играть в театре. Вот я в театре “Современник” не играл почти два сезона, произошло такое “охлаждение взаимоотношений с руководством”. Только Татарина в “На дне”. А ведь, как сейчас говорят, звездой был. Так что это — “тельняшка наших дней: за черной полосой быть белой полосе”.
— А как вы переживали этот простой?
— Стиснув зубы. Я много работал на телевидении. Сделал несколько фильмов. Я вообще рабочий человек. На радио что-то сделал. Я вам так скажу: беда ждала его совсем с другого конца — он был баловень, а сопротивляемость жизненным подробностям у него была невелика. Жизнь начиналась празднично, бравурно, и все шло как-то так, само собой. А вот эта полоса, в которой нет ничего ни оригинального, ни чрезвычайного… Он был человеком, которому я прощал то, чего никогда другим не прощал Он нарушал правила внутреннего распорядка, пьяным бывал, а этого не должно быть в театре. Я думаю, что он далеко не всегда использовал те возможности, которые ему предоставляли. Был не слишком настойчив, отвлекался. Инфантилизм. Забот было мало. Не ответственен был. А ведь когда-то надо подтвердить, что имеешь право, что способен разрушать собственные стереотипы, приращивать умение. Вот проблема.
— Какую его работу вы любите больше других?
— Я не за это его люблю, я просто его люблю. Как люблю старшего или младшего сына. Неформально. Это совсем другие взаимоотношения. И работы его достойны того, чтобы их любить. Даже первая его роль в кино — в “Пяти вечерах” — и Игорь, и Лариса Кузнецова не в меньшей мере, чем Люся Гурченко и Слава Любшин, попадают в десятку.
Так звонко начать…
