Старейший саратовский байкер Евгений Сербинов носит кожаную фуражку со значком американской кавалерии — просто нравится символика революции и свободы. Работает дворником. Собирает старинные мотоциклы — в гараже и дома на кухне стоят три десятка восстановленных из металлолома машин. “В седле” Евгений без малого сорок лет.
“Вы не боитесь сломать мне ребра?” — деликатно интересуется Сербинов. Я боюсь упасть. При 20 километрах в час чувствуешь себя комфортно и наслаждаешься реакцией прохожих. Но “скорость детской коляски” герою не нравится. В прошлом году Евгений “чуть не сдал на “Железную задницу” — это международное звание присваивается тем, кто без остановок преодолеет тысячу миль за сутки (характерное качество российских дорог не учитывается). Саратовец проехал 1200 километров и почти побил рекорд тольяттинца Гора, единственного обладателя “ЖЗ” в России.
Первое транспортное средство Женя Сербинов изготовил в семилетнем возрасте: отодрал две доски от сарая и сколотил самокат на подшипниках. После школы за два месяца научился играть на гитаре, поступил в оркестр при заводском ДК и вскоре купил “Яву” за 400 советских рублей.
Евгений уверен, что мотоцикл должен быть, как одежда, “скроен” по фигуре владельца, и свою первую “Яву” он усердно переделывал. Постовые отбирали “чоппер” вместе с правами. Тогда он собирал по закоулкам брошенное железо и восстанавливал мотоциклы.
Серьезно заниматься коллекционированием стало возможно в 1980-е. Случайно саратовец узнал, что в селе Багаевка имеется “Харлей-Дэвидсон” 1929 года выпуска. Крестьяне возили на нем сено. Евгений выменял раритет на восстановленный “Урал” с коляской. Вместо “ИЖа” в гараже поселился мотоцикл NSO. Рядом встал BMW R-75 “Сахара” (на нем выбито маленькое клеймо со свастикой и номер части армии Роммеля, переброшенной из Африки в Россию). Незнакомый парень продал собирателю дедовский “Триумф” 1939 года — мотор от него повесили на лодку, а сама машина полвека стояла в сарае. Жемчужиной коллекции собеседник считает “Джиллеро” 1934 года — итальянские части разгромили быстро, и техники от них осталось мало. Мотоцикл Сербинова, как он сам утверждает, — единственный в России.
— До Саратовской области война не дошла. Но старья здесь обнаруживается больше, чем в других регионах. Рассказы вроде “мой дед приехал с фронта на мотоцикле” — чаще всего байки. Знаю людей, которые действительно укатили мотоцикл из Сталинграда в Рыбушку — и вынуждены были его закопать, так как за ними шесть лет охотился НКВД. Это же мародерство. Большинство сегодняшних трофеев собрали в свое время похоронные команды или конфисковали на немецких заводах. Году в 1946-м их массово распродавали или раздавали в виде поощрений передовикам. А Саратов как раз был центром военной промышленности.
Сейчас приобретать старинную технику стало сложнее. Владельцы слышат по телевизору, что ретро в моде, и требуют фантастическую цену, например, за BMW R-31, который выпускался миллионными тиражами в войну. В антикварных моделях ценятся тиражность и комплектность. Большинство мотоциклов военных времен делались на велосипедной раме без амортизаторов. Более поздние хозяева пытались их улучшить и нещадно уродовали. Раритеты трудно перевозить на большие расстояния: транспортную единицу без документов, несмотря на музейный возраст, отправляют на штрафстоянку с первого же поста ГАИ.
Разговор прерывается — стучат в дверь. Входят двое мужчин рыночной наружности. Евгений быстренько выпроваживает гостей и объясняет: “Барыги приезжали. Уламывали отдать старые детали. Случаев, чтобы технику крали, не было. Все-таки рынок старых мотоциклов еще не сравнялся с антикварным. Иностранцы хотят, чтобы каждый винтик был “родным”, а выписывать недостающие детали из Европы российские коллекционеры не в состоянии. За границу мотоцикл старше 1962 года можно вывезти только по справке Минкультуры — или как металлолом”.
Ходить по квартире Сербинова нужно осторожно: гвозди, гайки, всевозможные механизмы толстым слоем покрывают все горизонтальные поверхности.
Из кучи коробок у порога Евгений вытаскивает оранжевый бак, выкрашенный под змеиную чешую. Сербинов собирает дорожный (удлиненный) “чоппер” на базе старого “Харлея”. В прошлом году сам придумал и смастерил “Шершня” — мотоцикл на основе BMW с рамой в форме пчелы. На реконструкцию военных образцов уходит по году. Часть деталей саратовец вырезает своими руками, остальное ищет на свалках. И обязательно меняет цвет “старичка”. “Надоела серость. Смотришь на уличную толпу, и кажется — люди в коконе, тоска, как на кладбище. Наверное, это особенность национального характера: “наш человек” рождается “стариком”.
Большая часть коллекции Сербинова — на ходу, но простаивает в гараже. Для “покатушек” нужны страховка и ТО — это около двух тысяч рублей. С точки зрения ОСАГО мотоциклы приравнены к тракторам: объем двигателя не учитывается, поэтому древние малолитражки обходятся так же дорого, как фирменные супербайки. А в случае аварии компенсация за 70-летнюю машину будет гораздо меньше, несмотря на антикварную стоимость.
Как утверждает байкерская притча, “пешеходом человек становится для того, чтобы ходить, мотоциклистом — чтобы ездить, а байкером — чтобы уехать”. В путешествия Сербинов отправляется один-два раза в год. Модернизированный двигатель на 3,5 литра позволяет уложиться всего в две зарплаты — по 5 тысяч на поездку, считая топливо, стоянку, мелкий ремонт и немного еды для хозяина. Видит совсем не ту страну, которую показывает “ящик”. “Самая вопиющая нищета — в Башкирии. В селах нет ни сантиметра асфальта. Проезжали одну деревню на оживленном участке трассы — 60 дворов, и ни одного человека. Уехали все”.
На вопрос об отношении к родине Евгений отвечает: “Жалко ее. Друзья предлагают: свалим в Европу. Представьте, мы всей страной сорвемся в какую-нибудь Голландию — и там настанет Россия. Дело же не в территории, а в нас”. Десять лет Сербинов бесплатно ведет музыкальные занятия в районном ДК, обучает подростковые эстрадные группы. “Это моя маленькая молодежная политика. Сцена отвлекает от улицы. Как и мотоцикл. Я в свое время выпивал. С ужасом думаю: откуда время находилось? Сейчас не хватает ни на что”. Родина “не въезжает”. В Саратове выгнали из помещения клуб спортивных мотоциклистов. Машины сдали в металлолом. Теперь там склад макарон. “Если бы президент был не дзюдоистом, а мотоциклистом, мы бы воспряли. Будем ждать следующего”.
Войти в байкер-сообщество может тот, кто имеет свою “телегу” (мотоцикл) и ремонтную базу. Полная экипировка (куртка, казаки, фуражка, перчатки) обходится почти в 10 тысяч рублей. Плюс шлем, палатка, спальник и т.д. Кожаная одежда функционально обусловлена. Однажды Сербинов с пассажиркой ехал в Москву. На скорости 100 километров в час отвалилась рама. Евгений разодрал весь костюм, но сам остался цел. Девушку, щеголявшую в джинсах, пришлось по макушку заматывать в бинты.
“Игрушки” — рисунки, фонарики, хромированные детали, бахрома — строго обязательны:
— Сам байкер может быть похож на пугало, но его мотоцикл должен быть вылизан. Это взрослые дяди, которые в детстве “недоиграли” и теперь стараются навешать на любимого друга все, что можно. Мотоцикл — отражение человека. Насколько ты к нему внимателен, настолько он меньше “лягается”.
Среди автомобилистов встречаются ярые “байк-ненавистники” и наоборот:
— Еду однажды по трассе, собираюсь обгонять фуру. Я влево — она влево. Вот, думаю, козел. И тут навстречу вылетает большегруз, которого я не видел. Фура меня пропустила, я водителю помахал, он мне погудел.
Проезжие байкеры сеют идею в придорожных селах и сонных городках: клубы образуются почти везде, где путешественники на умопомрачительных “моциках” останавливались на ночевку. С трогательной заботой отечественные мотоциклисты опекают иностранцев. Однажды Сербинову позвонили из Борисоглебска и попросили встретить двух бельгийцев. Путешествовала пара на российском “Урале”, купленном в Бельгии за 3 тысячи долларов. Увидев капельку масла, бельгийка жестами объяснила, что хочет сменить сальник. “Да оно обычно ручьем льется!” — пытались успокоить бывалые водилы. “Нэ-эт, экология!” — погрозила пальцем гостья. Во Владивостоке, вопреки совету Сербинова столкнуть отечественный агрегат с причала в Тихий океан, бельгийцы отправили “Урал” теплоходом в Индию (для продолжения пути). Пересылка обошлась в 9 тысяч долларов.
