Сразу несколько фильмов о хождении по грани между здешним миром и потустороннем выходят в прокат. Тема притягивает, завораживает, опутывает режиссеров. Не каждому удается с ней справиться. Слишком уж громадна, к подножию ее подступались философы и творцы всех эпох. И кинематографисты. Прежде всего — Бергман и Тарковский. Но тайна небытия по-прежнему не отпускает. Каждый торит свою жанровую тропинку, пытаясь подступиться к экзистенциальному пику «быть или не быть». И если быть, то зачем?
Трагикомедию выбирает Карен Оганесян. Впрочем, чистого жанра ему мало, и бытовую картинку он припорашивает инопланетным пеплом артхауса.
Его дебют «Я остаюсь» — о человеке на перепутье: между густонаселенным проблемами суетной действительности и «миром иным». Жанр трагикомедии избавляет фильм от чрезмерного пафоса. Доктор Виктор Тырса — материалист с профессиональным стажем.Все меняет неловко брошенный шар для боулинга. «Ошарашенный» Тырса впадает в кому. Выясняется, Кома — пространство, покрытое белой пылью (местом съемок стал меловой карьер в Воронежской области). Пейзаж с полуразрушенными сараями напоминает то ли зону Тарковского, то ли ландшафты «Кин-дза-дза». Сплоченный отряд коматозников шествует в неизведанное по пыльному чистилищу под руководством Инструктора (Федор Бондарчук). Этот «Вергилий» — сам коматозный больной, не приходит в сознание уже три года, в общем, опытный уже Харон.Мистическое хождение по мукам пограничья монтажно врезается в бытовые картинки «собственно реальности». Какая причудливее — судить зрителю. На «том свете» — недолюбленные девушки, бабуля, недосадившая, недополившая свой огород, одинокий преподаватель. «Вергилий» выспрашивает аргументы за возвращение на грешную землю. Есть ли смысл во втором шансе? Может, и жить-то не стоило? В итоге за врата тартара на ржавом тракторе уедут всего две девушки.На «этом свете» доверчивая жена Тырсы (Елена Яковлева) призывает к кровати умирающего мошенников-буддистов. Бизнесмен, директор бюро ритуальных услуг «Харон» (Владимир Епифанцев) на «Лендкрузере» рыщет по больничному двору в поисках будущих клиентов. Дочь, захлебываясь фантазиями, путает с ними действительность.Товарищи, интересуется режиссер, так где мы: в коме?В главной роли — Андрей Краско. Его герой, повторяя двенадцатый подвиг Геракла, зависает в воображаемом лифте между землей и небесами. Первая главная роль в кино. И последняя. Собственно, лишь недавно актер стал по-настоящему востребованным. Будто режиссеры на общем культпоходе в кино его увидели и начали рвать на части. Краско мог оправдать любую неправду. С ним в кадр входила улица. Играл в основном соратников, корешков главных геройских героев: водителей, ментов, следователей, подводников, соседей по коммуналке. Летом снимался параллельно в двух картинах «Ликвидация» и «Я остаюсь». Умер на съемках от сердечного приступа. Кино оказалось пророческим лишь отчасти. На экране его героя откачали, в жизни — нет.
Сказка традиционно привержена теме смерти. Сказка учит ребенка преодолеть страх смерти. В конце концов, что такое смерть? Смерть, дорогие товарищи, это самое интересное приключение, которое мы испытаем в жизни. Примерно так уговаривали нас Стругацкие.Для мифологии фэнтези путешествие по пограничью в сумрак небытия — одна из излюбленных тем. «Сказания Земноморья» (дебют Торо Миядзаки, сына коронованного лидера мировой анимации Хаяо Миядзаки). Снят по мотивам знаменитого цикла о Земноморье, поставившего его автора Урсулу Ле Гуин в ряды мастеров фэнтези наряду с Толкиеном и Льюисом.Впрочем, дабы не разочаровать дотошных поклонников Ле Гуин, сразу оговоримся: фильм - в большей степени «вариация на тему» «Сказаний Земноморья» и «На иных ветрах». Еще точнее — кинобаллада о волшебной стране, несмотря на обилие драконов и заклинателей, подозрительно напоминающей наш бренный мир.Когда на Земле царила гармония, люди были братьями летающих драконов. Но равновесие нарушено. Черная магия набирает невиданную силу. Рабами торгуют на ярмарках, по городам шарят злобные охотники за людьми.Визуальный ряд — «приворотное зелье» — с лихвой компенсирует сценарную сумятицу. Видно, режиссер сам заблудился в лабиринте сюжетов и героев, что не помешало фильму стать участником официальной программы Венецианского фестиваля. Нежные соцветия неохватных пейзажей, продуманный космополитизм декораций, одежд и архитектуры. Но самое удивительное, свое вдохновение авторы фильма черпают… в традициях советской мультипликации 50-х, в свое время переосмыслившей классического Диснея. Прежде всего — в фильмах Льва Атаманова. Сам «отец Миядзаки» неоднократно признавался, что «Снежная королева» — его любимая картина. Отсюда мягкая, антикислотная цветовая гамма. Приглушенный серо-малиновый Кремль — град из бурового камня, с прорывающимся к небу изумрудом зелени, боярские наряды и терема. Отсюда масса сказочных деталей. Отсюда педалированное морализаторство. Авторы фильма в 2d-aнимации старательно прячут любой намек на компьютерное изображение под утрированно рукотворную картинку. При этом на студии Ghibli не отказываются от апробированных цифровых эффектов. Чего стоят бесконечные панорамы или ощущение «падения камнем камеры», которая повторяет смертельную траекторию птицы!В Японии — жесткая система возрастных рамок. Картина Миядзаки очевидно адресована детям от 10 до 13. По сути, режиссер не слишком озабочен ни самой тайной бытия, ни ее философским анализом. Земноморские сказки для него повод поговорить с юным зрителем о сокровенном. Это педагогическая поэма про то, что более всех смерти страшатся лишенные цели.Женоподобный Паук в своем дворце на границе миров играет с душами мертвых, пытаясь открыть врата в царство Танатоса: заглянув в притягательную пучину смерти, люди сами обратятся во тьму. Однако мудрая Ле Гуин научила героев не только рисковать собой ради спасения всеобщей гармонии, но и показательно дорожить жизнью: «Нельзя бросаться этой милостью небес». Когда голос из-за кадра заметит, что над детьми нависла смертельная угроза, автор нас успокоит: «Не волнуйтесь. У детей есть крылья».
Драма «Королев». Фильм Юрия Кары — о самых светлых и самых трагических днях в судьбе будущего главного конструктора. О начале пути, встрече с Циолковским. О пытках на Лубянке, о страшной каторге. Практически весь фильм — тоже хождение по грани. После побоев врач неуверенно констатирует: «Жив? Нет?». В пересылке политических давят. На рудниках они не доживают до зимы. По свидетельству выживших, в ГУЛАГе спасались одержимые. Идеей. Любовью.Судя по всему, авторы руководствовались светлыми чувствами: правдиво рассказать, что пришлось пережить Сергею Павловичу Королеву, какой силой духа надо было обладать, чтобы пройти нечеловеческие испытания. Знающие биографию Королева могут предсказывать чуть ли каждый предстоящий эпизод фильма. Только хорошо ли это? Фильм — школьная хрестоматия советских времен о подвиге настоящего человека. Бредущий, проваливающийся в снег, ползущий каторжник с мечтой о небе — настоящий Маресьев. Жаль, что сценарий взялся писать сам Кара. Люди здесь говорят специальным духоподъемным языком в самые неподобающие моменты. Мама (Наталья Фатеева) в кругу семьи вещает про нравственную чистоту сына и «звезду Королева». В почтовом отделении она с выражением читает телеграмму Сталину, и все присутствующие, тронутые «сердцем матери», обращаются к девушке в окошке: «Не бойтесь!». Деревенская баба в холщовой рубашке говорит погибающему от цинги каторжнику про его особую миссию. «Да, — отвечает ей больной, — у меня миссия: прорваться к звездам».Вроде бы антитоталитарное кино. Но по идее, а в воплощенной эстетике… Подобные героические кинопамятники снимали как раз в сталинское время. «Адмирал Ушаков», «Суворов», «Кутузов» призваны были не столько рассказать о живых людях, сколько укрепить национальную гордость.Он победит смерть. Дойдет. Доползет. И в финале, ясное дело, в небо, пламенея, помчится ракета. Под героическую музыку Алексея Шелыгина, всем строем, оркестровкой подозрительно напоминающую увертюру Петрова из «Укрощения огня» — фильме о главном конструкторе.
Есть два бесспорных факта биографии всех людей: однажды им приходится рождаться и однажды — умирать. Раз уж наша жизнь — человеческая комедия с трагическим финалом… отчего бы для собственного утешения не воспользоваться рекомендациями Горация, Фуко и Шостаковича? В разных выражениях они советовали рассматривать девиз Memento mori как увеличительное стекло, в призме которого живой мрак рассеивается в свете смерти. Под лучом неизбежности, озаряющим каждый день как последний, жизнь обретает смысл.
