На фоне давно раскрученных и успешных ведущих Татьяны Лазаревой и Михаила Шаца их соведущий по «Хорошим шуткам» Александр Пушной кажется вниманием СМИ незаслуженно обделенным. Хотя его талант телевизионным начальством все же оценен – в этом сезоне канал СТС доверил ему вести новое познавательное шоу «Галилео». Приглашают Пушного и на ведение целых церемоний (например, «Самая стильная в России»). Впрочем, ни то ни другое бывшего новосибирского студента, кажется, не заботит. В интервью «Новой» он рассказал, что знает свое место, что обладает уникальным творческим предложением на рынке, но забывать навыки монтирования свадебных церемоний все равно не намерен.
— Мне кажется, что вы — тот редкий человек, который представляет на нашем телевидении новый тип юмора. А вам как кажется?
— Не знаю. Если вам так кажется, спасибо за слова. Но, знаете, я всегда старался избежать этого слова — «юмор». Я всем говорю и продолжаю настаивать: юмор — это очень интимная вещь. Вот чувство страха — универсально у всех. Чувство любви, конечно, не универсальное, разное, но, так или иначе, чтобы вызвать благостное чувство, достаточно показать один типичный сюжет. А вот смешно вам одно, а мне — другое… И большой плюс нашей программы в том, что она делается на глазах у зрителей и не претендует на что-то. Когда ты заготавливаешь специально «юмор» и читаешь по бумажке нечто, что должно развеселить, то претензия эта — большая. Это самое отвратительное чувство — когда тебя пытаются развеселить, а тебе не смешно.
— Мне интересно вот что. Люди творческие пытаются, как мне кажется, творить без оглядки на аудиторию. А телевидение — такая штука, в которой творцы в первую очередь об аудитории думать обязаны, о рейтинге заботиться. Когда вы работаете, думаете об этом?
— Нет, когда работаешь на телеке, ты об этом не думаешь. К тому же у нас есть хорошая защита — мы же работаем на полный зал. Если после концерта ты чувствуешь удовлетворение, то дальше уже не важно, как это порежется в телевизоре. Но, с другой стороны, если бы люди в зале были недовольны, то сложно было бы сделать из монтажа конфетку. Хотя при том, что режиссер монтажа Анатолий Шпульников делает чудеса и передает то, что происходит в зале, на экран, ощущения в зале отличаются от телеверсии. В зале все намного лучше — другое ощущение: и от звука, и от драйва, и от импровизации. Когда ты видишь, что на глазах все происходит, ты этому веришь, а глядя в телевизор, в это сложно поверить.
— А этому нельзя научиться — так вести программу? Или это органическая суть, природная?
— Ой, я не задаюсь этими вопросами. Да и не особенный я ведущий программы. Какой я ведущий? Я — полумузыкант, полуведущий. Я все время сравниваю себя с уткой, которая плавает, летает, ходит — все умеет, но все плохо. Наверное, некая моя мультимедийность дает мне некое уникальное торговое предложение. Чем-то ведь мы отличаемся все? Я, наверное, этим.
— А все это шоу, его составные, например, конкурс АПОЖ* — ваши задумки?
— АПОЖ — это моя идея.
— Никому еще не продана как формат?
— Нет, принадлежит нам. На самом деле насчет успеха мероприятия в мировом масштабе я не думал. Но ведь идея на поверхности лежит.
— Да, только никто ее не использовал…
— Честно говоря, мы смеялись до коликов над этим в 1997 году. Идея пришлась ко двору, стала интересной. Я боялся, что она будет неподходящей для телевизора — что там смотреть? Оказалось, и смотреть есть на что.
— В 97-м — когда вы КВНом занимались?
— Да, в Юрмале. Вместо того чтобы писать юмористические номера, мы занимались вот этой ерундой.
— А правда, многие вас спрашивают, что такое АПОЖ?
— Более того, многие даже пишут — будет выступление Татьяны Лазаревой, Михаила Шаца и Александра «Ушного»: «АБАЖ» или «ОБАЖ»… Многие воспринимают название как некую аббревиатуру. Сначала я ее называл более литературно — «абырвалг». Надо же было как-то конкурс назвать. И тут Таня предложила — а давайте шутку запихаем: «Следующий конкурс называется АПОЖ, потому что в нем все — наоборот. Люди развернут, похихикают»… И изначально это была шутка, предваряющая конкурс. Мы говорили, что сейчас будет такой конкурс АПОЖ, где все — наоборот. Полторы минуты проходит — в зале появляется первое хихиканье…
— Знаете, а мне за вас обидно было — на последней ТЭФИ, когда на сцену пригласили ваших соведущих, а вы остались в зале.
— Да это я их соведущий, а не они мои. Если бы Таня и Миша не позвали меня на эту программу, то мы бы с вами не ехали в этой замечательной машине в направлении Долгопрудного и вы интервью бы у меня не брали. Они — основные ведущие. И они меня пригласили в эту программу, за что им огромное спасибо. Знали они меня давно — как человека-фонограммщика, но не как человека, который может стоять рядом, может делать бла-бла, играть на гитаре и на компьютере, словом, заниматься различного рода извращениями. Спасибо им большое. Да и к тому же они на ТЭФИ выиграли как ведущие, а сама программа на ТЭФИ не выиграла. Считаю, что это очень достойно. Свое место в этом мероприятии осознаю очень четко.
Но мы, кстати, все равно с Таней и с Мишей будем стараться изменить программу. Мы понимаем, что нам надо придумать еще четыре конкурса, похожих на АПОЖ, и, как бы мы ни старались, это невозможно. Плюс ко всему, мы работаем с нашими авторами — Александром Толоконниковым и Василием Антоновым, они очень много делают. Вот мы все изо всех наших сил пытаемся.
— Вы сами продолжаете раскручиваться — вот новая программа «Галилео», например, появилась, целые церемонии уже ведете…
— Ну, я «продолжаю раскручиваться»… Знаете, считается, что если показали человека по телевизору, то он стал другим. А просто показали. Да, стал известным — в узких кругах. Эта новая программа делается огромным количеством людей, причем очень тяжело. Делать ее интересно — она про то, что нас окружает. Моя задача — ведущего, то есть я должен писать и читать тексты подводок и — весело и непринужденно. Я попытался было сделать себе серьезный образ, но люди посмотрели, сказали, что это никак не воспринимается. Все, я попал в рамки стереотипа — идиота. И продолжаю его эксплуатировать и культивировать. На самом деле мне в нем очень уютно.
— Защитная реакция?
— Да, в таком состоянии мне все очень нравится. У меня есть высшее физическое образование, я им пользуюсь изредка. Но когда у тебя высшее физическое образование и ты находишься в образе идиота — это всегда лучше, чем находиться в образе великого ученого и быть идиотом.
В эту программу меня позвали Александр Роднянский и Александр Левин (руководители СТС-Медиа и компании «Телеформат» соответственно. — Н.Р.). Программа производится по лицензии Германии — там такая программа уже выходит 9 лет. Когда они меня звали, я думал, что она — юмористическая, ну, максимум — музыкальная. А когда узнал, что она — научно-популярная, то очень обрадовался: наконец-то моим родителям не будет стыдно за то, что происходит на экране.
— А не странно вам, что Россия так мало производит телеформатов, все — заграничные?
— Нет у нас компаний, которые производят форматы. И ведь даже «Хорошие шутки» — при всем своем уникальном материале, который они содержат, не формат. Что такое формат? Это пакет, состоящий из света, звука, оформления, графики, расстановки людей на сцене и так далее.
В нашей программе все сложилось исторически. У нас изначально программа была придумана Александром Цекало — как концерт малоизвестных, но хороших юмористов, который ведут Таня и Миша. Потом позвали меня: я стал сидеть сбоку, окруженный всякими инструментами, и стал помогать-мешать (такая довольно известная роль контрведущего). Потом это трансформировалось в соревнование селебрити. К этому соревнованию стали нужны конкурсы, тут из кармана достался АПОЖ… Потихоньку все разрасталось — как город, складывающийся исторически. Из деревушки создался город. Но эта история не выглядит цельным форматом. Вы же наверняка видели «Как стать миллионером» за границей? Там настолько все похоже! Только сидит не Максим Галкин, и гости — знаменитости той страны. В этом — вся разница. Вот это — телеформат.
«Хорошие шутки» были бы форматом, если бы была четкая звуковая, световая схемы, четкие формулировки ведущих. А в нашем случае программа на 90% состоит из болтовни, и иногда самые интересные варианты возникают как раз из неформата. Если бы программа была форматированная, то в момент прохода участника с табличкой Миша должен был сказать: «А сейчас 4-й раунд», и человек прошел бы в строго определенном месте, под строго определенным светом, под строго определенную музыку. А у нас из выноса этой таблички начинается какое-то действие, Миша начинает разговаривать…
— …Пушной начинает кривляться…
— …Миша начинает ставить его на место, а он не ставится. Таня что-то вспоминает… И это все — самое интересное. Если Таню и Мишу заменить на других, то это уже не будут «Хорошие шутки».
У нас исторически сложилась формула отношений. Существует некоторый официальный директор программы — начальник Миша и сумасшедший подчиненный, который лезет куда не надо, делает все не пойми как. А есть еще ум, честь и совесть нашей программы, это — Таня. Такой тройной вектор, который тем и интересен. Более молодые ультрасы говорят: вот Пушного зажимают, а он, «сцуко, жжот». Более представительные зрители, постарше говорят: «Миша — молодец, шутит как-то так, более интеллигентно, все-таки из Питера человек, сразу видно. А другой — придурок какой-то, на голове у него не пойми что. Да и гитару зачем нацепил?». Хорошо, что так сложилось. Зачем нам нужны были бы три Шаца?
— А тяжело все время шутить, искрить?
— Главное — не задаваться этой целью. Нет ведь такой цели — пошутить. В КВНе есть такое слово — «разгонять тему», вот и разгоняем. А специально сложно придумать.
— Но КВН-то как раз специально, заранее придумывается.
— Да так же ! Сидят ребята и веселятся себе в удовольствие. А то, что получается интересно, — выносят на публику.
— А сейчас вы смотрите КВН?
— Да.
— Не кажется, что он стал другим?
— Стал, и в этом — его сила. Основная заслуга КВНа — в том, что он изменяется. Вот возьмите вирус гриппа. От него нет лекарств потому, что он изменяется. КВН — хороший вирус, он быстрее всех откликается на жизнь. КВН не может быть постоянным и закостенелым… А причина проста. Сам Александр Васильевич, великий и ужасный, всегда говорил, что любит команду КВН, которая будет играть завтра. И это дает КВНу вечность. Я жутко благодарен КВНу за то, что благодаря ему познакомился с огромным количеством людей. Такой комсомол, в хорошем смысле слова.
— А вы изменились с тех пор, как пришли на телевидение?
— Я же приходил очень постепенно. До того, как меня Таня с Мишей позвали, я очень давно появлялся в КВНах. И с Андреем Бочаровым мы делали программу «Всегда готовь», я ее монтировал, был за кадром. Это был такой хардкор-юмор… В принципе, надо всегда иметь под рукой какую-то прикладную работу — монтажера, фонограммщика. Ведь зритель как таковой, народ, сначала тебя хавает, а потом так же выплевывает. И никому ты не нужен, хоть тресни. Поэтому надо всегда уметь монтировать свадьбы, записывать фонограммы… Я, например, уже полностью потерял надежду вернуться в науку, хотя, строго говоря, там и не был — зашел, поглядел по сторонам. И перспектива была очевидной: если хочешь заниматься наукой — надо уезжать из страны. А я не хочу. Из лаборатории в 12 человек, в которую я пришел, остались двое.
— И ничего не меняется — со всеми этими нацпроектами, научными зонами?
— Когда это происходило со мной, в нашем институте ядерной физики в академгородке, шел 98-й год. А в 98-м это усилилось в миллионы раз. Фундаментальные исследования, которые должны были базироваться на дорогостоящих экспериментах, закрылись еще во времена развала Союза. Да, сейчас поддержка штанов происходит, но не более. А о нацпроектах я постоянно слышу, но результата — никакого. Надо же не только денег на исследования давать. Надо понимать, зачем это нужно. А высочайшие профессионалы в какой-то области нашей стране просто не нужны.
— Вообще?
— Ну, давайте посмотрим на производство. У науки есть фундаментальное направление — это наука ради науки, хотя и из него много чего берется в практику. А есть практическое применение. Посмотрим на наш автопром. Какие там научные достижения последнего времени? Никаких. У нас пластмассу делать не умеют! И вот, накопив денег, я купил Opel, который делает General Motors.
— А с друзьями — теми, из науки, поддерживаете отношения?
— У меня есть один друг, но он в Германии работает. Он не то что фанатик… Есть люди, которым это дается. Мне это давалось, но я не любил. Почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь? Потому что могу это делать 24 часа в сутки, от музыки я получаю драйв, а от науки не мог.
— А кто из ваших гостей вас поразил?
— Нас мало кто поражал в отрицательную сторону. Ведь тех, кто что-то делает хорошее, сразу видно. Принято сейчас очень ругать «фабрикантов», а все выпускники «Фабрики» обладают чутьем. Скажем так, они все попадают в ноты, а это — немаловажно. При этом у них у всех — достаточно хорошие голоса. Единственная их проблема, как мне кажется, — репертуар. Наклепали-то хороших исполнителей много, а репертуара — мало. Да, есть «Корни», но не может же Матвиенко для всех писать.
— Сами не пишете?
— Пишу, но я бы это не называл песнями или вообще творчеством. Я выкладываю это в Интернет, пусть валяется, но серьезно относиться к этому невозможно. И так, как на гитаре я играю, играют миллионы. Хотя все считают, что я ахти какой гитарист. Это потому, что покрутился на экране с гитарой в руках. Ну и, кроме того, я еще играю только то, что умею.
— Телевизор-то смотрите?
— Смотрю.
— Программу «Время»?
— Программу «Время», Познера смотрю, «Культуру» смотрю. Иногда «Сканер» — познавательные передачи по Первому. Специально я, конечно, телевизор не смотрю. Я осознал, что народ свалил в Интернет, смотрит YouTube, новости на интернет-сайтах, слушает музыку через MP-3-контенты…
— А газеты читаете?
— Нет, больше — журналы, околокомпьютерные в основном. Да, вот Rolling Stones читаю. А с литературой — беда полная. За время обучения на физфаке разучился читать художественную литературу. Поймал себя на мысли, что перебираю слова, складываю в предложения, но думаю о чем-то своем…
---* Конкурс, в котором одна приглашенная «звезда» поет песню, потом она «разворачивается» задом наперед, другая «звезда» ее так и поет, а потом, когда ее «развернут» обратно, должна угадать, что это за песня была.
